Неточные совпадения
— Теодор! — продолжала она, изредка вскидывая глазами и осторожно ломая свои удивительно красивые пальцы с розовыми лощеными ногтями, — Теодор, я перед вами виновата, глубоко виновата, — скажу
более, я преступница; но вы выслушайте меня; раскаяние меня мучит, я стала самой себе в тягость, я
не могла
более переносить мое положение; сколько раз я думала обратиться к вам, но я боялась вашего гнева; я решилась разорвать всякую связь с прошедшим… puis, j’ai été si malade, я была так больна, — прибавила она и провела рукой по лбу и по щеке, — я воспользовалась распространившимся слухом о моей смерти, я покинула все;
не останавливаясь, день и ночь спешила я сюда; я долго
колебалась предстать пред вас, моего судью — paraî tre devant vous, mon juge; но я решилась наконец, вспомнив вашу всегдашнюю доброту, ехать к вам; я узнала ваш адрес в Москве.
Он отвечал, что чуть ли
не более десяти человек этого желают (и Пушкин тогда
колебался, но родные его были против, опасаясь за его здоровье).
Я знаю, что в коридоры никто собственною охотой
не заходит; я знаю, что есть коридоры обязательные, которые самою судьбою устроиваются в виду известных вопросов; но положение человека, поставленного в необходимость блуждать и
колебаться между страхом гибели и надеждой на чудесное падение стен, от этого отнюдь
не делается
более ясным.
Букин угрюмо опустился на скамью. Было огромное, важное в его темных словах, было что-то грустно укоряющее и наивное. Это почувствовалось всеми, и даже судьи прислушивались, как будто ожидая,
не раздастся ли эхо,
более ясное, чем эти слова. И на скамьях для публики все замерло, только тихий плач
колебался в воздухе. Потом прокурор, пожав плечами, усмехнулся, предводитель дворянства гулко кашлянул, и снова постепенно родились шепоты, возбужденно извиваясь по залу.
Мне
не хотелось лезть к Гезу, относительно которого следовало, даже в мелочах, держаться настороже, тем
более — с Синкрайтом, сильно
не нравящимся мне всей своей повадкой, и я
колебался, но, подумав, решил, что идти все-таки лучше, чем просить Синкрайта об одолжении принести карту.
«Если б бросить, на минутку, прямую дорогу и увлечься вправо, то
не более как через две станции можно бы было посетить еще одну знакомую даму, только что возвратившуюся из-за границы и находящуюся теперь в приятном для него, но весьма скучном для нее уездном уединении; а стало быть, являлась возможность употребить время
не менее интересно, чем и в Одессе, тем
более что и там
не уйдет…» Но он все еще
колебался и
не решался окончательно; он «ждал толчка».
Убивается бедняга, и люди все на него смотрят, и — вижу, и им тягостно, а мне еще
более всех тяжело. А меж тем как я немножко раздумался, сердце-то у меня уж назад пошло: рассуждать опять начинаю: ударь он меня наедине, я и минуты бы одной
не колебался — сказал бы: «Иди с миром и вперед так
не делай». Но ведь это все произошло при подначальных людях, которым я должен подавать первый пример…
Рассудок говорил мне всю сущую правду, краска стыда за недавнее прошлое разливалась по моему лицу, сердце сжималось от страха при одной мысли, что у меня
не хватит мужества отказаться от поездки к графу, но я
не долго
колебался. Борьба продолжалась
не более минуты.
Вот что, напр., говорит такой авторитетный специалист по данному предмету, как уже упомянутый нами Нейсер: «Я,
не колеблясь, заявляю, что по своим последствиям гоноррея есть болезнь несравненно
более опасная (ungleich schlimmere), чем сифилис, и думаю, что в этом со мною согласятся особенно все гинекологи» [Prof. Al. Neisser.
Но я уже
более не колебался.