Неточные совпадения
Кроме страсти к чтению, он
имел еще два обыкновения, составлявшие две другие его характерические черты: спать
не раздеваясь, так, как есть, в том же сюртуке, и носить всегда с собою какой-то свой особенный воздух, своего собственного
запаха, отзывавшийся несколько жилым покоем, так что достаточно было ему только пристроить где-нибудь свою кровать, хоть даже в необитаемой дотоле комнате, да перетащить туда шинель и пожитки, и уже казалось, что в этой комнате лет десять жили люди.
Нечего делать, пришлось остановиться здесь, благо в дровах
не было недостатка. Море выбросило на берег много плавника, а солнце и ветер позаботились его просушить. Одно только было нехорошо: в лагуне вода
имела солоноватый вкус и неприятный
запах. По пути я заметил на берегу моря каких-то куликов. Вместе с ними все время летал большой улит. Он
имел белое брюшко, серовато-бурую с крапинками спину и темный клюв.
— Многие это говорят, однако я
не замечал. Клоп, я вам доложу, совсем особенный
запах имеет. Раздавишь его…
Ожидают ли в тюрьме посетителей, виден ли на горизонте пароходный дымок, поругались ли в кухне надзиратели или кашевары — всё это обстоятельства, которые
имеют влияние на вкус супа, его цвет и
запах; последний часто бывает противен, и даже перец и лавровый лист
не помогают.
Сахалинское сено совсем
не имеет того приятного
запаха, что наше русское.
Имя вполне выражает особенность его характера: между тремя передними пальцами своих ног он
имеет тонкую перепонку и плавает по воде, как утка, даже ныряет. бы предположить, что он владеет способностью ловить мелкую рыбешку, но поплавки никогда
не пахнут ею, и, при всех моих анатомических наблюдениях, я никогда
не находил в их зобах признаков питания рыбой.
Лаврецкий
имел право быть довольным: он сделался действительно хорошим хозяином, действительно выучился
пахать землю и трудился
не для одного себя; он, насколько мог, обеспечил и упрочил быт своих крестьян.
— Что? — встрепенулся студент. Он сидел на диване спиною к товарищам около лежавшей
Паши, нагнувшись над ней, и давно уже с самым дружеским, сочувственным видом поглаживал ее то по плечам, то по волосам на затылке, а она уже улыбалась ему своей застенчиво-бесстыдной и бессмысленно-страстной улыбкой сквозь полуопущенные и трепетавшие ресницы. — Что? В чем дело? Ах, да, можно ли сюда актера? Ничего
не имею против. Пожалуйста…
И
не то чтоб стар был — всего лет
не больше тридцати — и из себя недурен, и тенор такой сладкий
имел, да вот поди ты с ним! рассудком уж больно некрепок был,
не мог сносить сивушьего
запаха.
«Дама, — говорит он при этом, — уж то преимущество перед мужчиной
имеет, что она, можно сказать, розан и, следовательно, ничего, кроме
запахов, издавать
не может».
— Нет еще, княжна, — отвечал Корепанов, — Николай Иваныч покамест более познакомился со мной, нежели с здешним обществом… Впрочем, здешнее общество осязательно изобразить нельзя: в него нужно самому втравиться, нужно самому пожить его жизнью, чтоб узнать его. Здешнее общество
имеет свой
запах, а свойство
запаха, как вам известно, нельзя объяснить человеку, который никогда его
не обонял.
«Scripta» исчезают бесследно,
не оставляя в памяти ничего, кроме мути; но подписчик остается (вон он, слоняется по улице! — где у тебя портмоне?.. дур-рак!), и
запах его
имеет одуряющие свойства.
Частный пристав, толстый и по виду очень шустрый человек, знал, разумеется, Тулузова в лицо, и, когда тот вошел, он догадался, зачем собственно этот господин прибыл, но все-таки принял сего просителя с полным уважением и предложил ему стул около служебного стола своего, покрытого измаранным красным сукном, и вообще в камере все выглядывало как-то грязновато: стоявшее на столе зерцало было без всяких следов позолоты; лежавшие на окнах законы
не имели надлежащих переплетов; стены все являлись заплеванными; даже от самого вицмундира частного пристава сильно
пахнуло скипидаром, посредством которого сей мундир каждодневно обновлялся несколько.
27-го марта.
Запахло весной, и с гор среди дня стремятся потоки. Дьякон Ахилла уже справляет свои седла и собирается опять скакать степным киргизом. Благо ему, что его это тешит: я ему в том
не помеха, ибо действительно скука неодоленная, а он мужик сложения живого, так пусть хоть в чем-нибудь
имеет рассеяние.
В его груди больно бились бескрылые мысли, он со стыдом чувствовал, что утреннее волнение снова овладевает им, но
не имел силы победить его и, вдыхая
запах тела женщины, прижимал сомкнутые губы к плечу её.
А всё-де говорил он пьяный, а об подданстве султану и встрече
пашою и 5 мил.
не говаривал, — а имел-де он намерение в Симбирскую провинциальную канцелярию явиться для определения к жительству на реке Иргизе.
С раннего утра передняя была полна аристократами Белого Поля; староста стоял впереди в синем кафтане и держал на огромном блюде страшной величины кулич, за которым он посылал десятского в уездный город; кулич этот издавал
запах конопляного масла, готовый остановить всякое дерзновенное покушение на целость его; около него, по бортику блюда, лежали апельсины и куриные яйца; между красивыми и величавыми головами наших бородачей один только земский отличался костюмом и видом: он
не только был обрит, но и порезан в нескольких местах, оттого что рука его (
не знаю, от многого ли письма или оттого, что он никогда
не встречал прелестное сельское утро
не выпивши, на мирской счет, в питейном доме кружечки сивухи)
имела престранное обыкновение трястись, что ему значительно мешало отчетливо нюхать табак и бриться; на нем был длинный синий сюртук и плисовые панталоны в сапоги, то есть он напоминал собою известного зверя в Австралии, орниторинха, в котором преотвратительно соединены зверь, птица и амфибий.
Но, впрочем, я и в этом случае способен
не противоречить: учредите закрытую баллотировку, и тогда я
не утаюсь, тогда я выскажусь, и ясно выскажусь; я буду знать тогда, куда положить мой шар, но… иначе высказываться и притом еще высказываться теперь именно, когда начала всех, так сказать, направлений бродят и
имеют более или менее сильных адептов в самых влиятельных сферах, и кто восторжествует — неизвестно, — нет-с, je vous fais mon compliment, [Благодарю вас — Франц.] я даром и себе, и семье своей головы свернуть
не хочу, и… и, наконец, — губернатор вздохнул и договорил: — и, наконец, я в настоящую минуту убежден, что в наше время возможно одно направление — христианское, но
не поповско-христианское с
запахом конопляного масла и ладана, а высокохристианское, как я его понимаю…
Им позволялось
иметь знакомых и бывать в гостях, но в девять часов вечера уже запирались ворота и каждое утро хозяин подозрительно оглядывал всех служащих и испытывал,
не пахнет ли от кого водкой: «А ну-ка дыхни!»
Старик был неаккуратно одет, и на груди, и на коленях у него был сигарный пепел; по-видимому, никто
не чистил ему ни сапог, ни платья. Рис в пирожках был недоварен, от скатерти
пахло мылом, прислуга громко стучала ногами. И старик, и весь этот дом на Пятницкой
имели заброшенный вид, и Юлии, которая это чувствовала, стало стыдно за себя и за мужа.
Лаевский был раньше знаком с этим человеком, но только теперь в первый раз отчетливо увидел его тусклые глаза, жесткие усы и тощую, чахоточную шею: ростовщик, а
не доктор! Дыхание его
имело неприятный, говяжий
запах.
Он вообще смахивал на лошадь: стучал ногами, словно копытами,
не смеялся, а ржал, причем обнаруживал всю свою пасть, до самой гортани — и лицо
имел длинное, нос с горбиной и плоские большие скулы; носил мохнатый фризовый кафтан [Фризовый кафтан — кафтан из грубой ворсистой ткани вроде байки.], и
пахло от него сырым мясом.
Я
не могу сказать, отчего они пели: перержавевшие ли петли были тому виною или сам механик, делавший их, скрыл в них какой-нибудь секрет, — но замечательно то, что каждая дверь
имела свой особенный голос: дверь, ведущая в спальню, пела самым тоненьким дискантом; дверь в столовую хрипела басом; но та, которая была в сенях, издавала какой-то странный дребезжащий и вместе стонущий звук, так что, вслушиваясь в него, очень ясно наконец слышалось: «батюшки, я зябну!» Я знаю, что многим очень
не нравится этот звук; но я его очень люблю, и если мне случится иногда здесь услышать скрып дверей, тогда мне вдруг так и
запахнет деревнею, низенькой комнаткой, озаренной свечкой в старинном подсвечнике, ужином, уже стоящим на столе, майскою темною ночью, глядящею из сада, сквозь растворенное окно, на стол, уставленный приборами, соловьем, обдающим сад, дом и дальнюю реку своими раскатами, страхом и шорохом ветвей… и Боже, какая длинная навевается мне тогда вереница воспоминаний!
Они подошли к флигелю, в сенях которого вонючие караульщики ждали с фонарем. Дутлов шел за ними. Караульщики
имели виноватый вид, который мог относиться разве только к произведенному ими
запаху, потому что они ничего дурного
не сделали. Все молчали.
— Ну, вот! Живу, могу сказать,
не похваставшись, честно и благородно.
Имею у себя корову, бычка по третьему году, лошадь… Землю
пашу, огород.
Этому, впрочем, трудно поверить, потому что поганки по большей части
не только
имеют неприятный цвет и вид, но и
пахнут очень противно.
— А все-таки суета! — едва слышно, но строго промолвил
Пахом. — Конечно, и цветы Божья тварь, да все ж
не след к ней
иметь пристрастье. Душа, Митенька, одна только душа стоит нашего попеченья.
Грехов уже нет, я свят, я
имею право идти в рай! Мне кажется, что от меня уже
пахнет так же, как от рясы, я иду из-за ширм к дьякону записываться и нюхаю свои рукава. Церковные сумерки уже
не кажутся мне мрачными, и на Митьку я гляжу равнодушно, без злобы.
—
Не буду,
не буду! Виноват-с! — извинился секретарь и продолжал шепотом: — Как только скушали борщок или суп, сейчас же велите подавать рыбное, благодетель. Из рыб безгласных самая лучшая — это жареный карась в сметане; только, чтобы он
не пах тиной и
имел тонкость, нужно продержать его живого в молоке целые сутки.
— Возьмите, ежели желаете, только я от вашего мужа никакой пользы
не имела. Берите, богатейте! — продолжала
Паша, оскорбленная угрозой стать на колени. — А ежели вы благородная… законная ему супруга, то и держали бы его при себе. Стало быть! Я его
не звала к себе, он сам пришел…
Иван Захарыч двигался так же медленно. В домашней голубоватой тужурке, выбритый и с
запахом одеколона, он курил сигару и шел,
не сгибая колен. С самого дня продажи усадьбы он
имел вид человека, чем-то обиженного и с достоинством носящего незаслуженный им крест.
Университет — главный корпус и здания на дворе с памятником Державину в тогдашнем античном стиле — все-таки
имел в себе что-то,
не похожее на нашу гимназию. От него «
пахло» наукой, а от аудиторий мы ждали еще неиспытанных умственных услад.
Комик посидел еще немного у больного, потом нежно поцеловал его и ушел. К вечеру забегал к Щипцову jeune-premier [Первый любовник (франц.).] Брама-Глинский. Даровитый артист был в прюнелевых полусапожках,
имел на левой руке перчатку, курил сигару и даже издавал
запах гелиотропа, но, тем
не менее, все-таки сильно напоминал путешественника, заброшенного в страну, где нет ни бань, ни прачек, ни портных…
— Да, Памфалон, я женщина, — и с этим она распахнула на себе темную епанчу, в которую была завернута, и я увидал молодую, прекрасную женщину, с лицом, которое мне было знакомо. На нем вместе с красотою отражалось ужасное горе. Голова ее была покрыта дробным плетением волос, и тело умащено сильным
запахом амбры, но она
не имела бесстыдства, хотя говорила ужасные вещи.
— И вечно ты, мать, с экивоками и разными придворными штуками, — с раздражением в голосе отвечал он. — Знаешь ведь, что
не люблю я этого,
не первый год живем. «Отвадить по-деликатному или матери сказать», — передразнил он жену. — Ни то, ни другое, потому что все это будет
иметь вид, что мы боимся, как бы дочернего жениха из рук
не выпустить, ловлей его
пахнет, а это куда
не хорошо… Так-то, мать, ты это и сообрази… Катя-то у нас?
— Отступное! Отступное! Все это
пахнет бог знает чем… какою-то гадостью!.. Дело простое и ясное… Связь тянулась десять лет… Самый обыкновенный парижский collage… Здесь Леонтина показала свои карты. Здесь же я
не пожелал делать глупости — венчаться с нею или оставлять ей, по завещанию, все, что я
имею. Я ее
не люблю!.. Да никогда как следует
не любил, а она меня еще меньше! Сейчас мы говорили с доктором, и он совершенно меня оправдывает.