Неточные совпадения
Кипя враждой нетерпеливой,
Ответа дома ждет поэт;
И вот сосед велеречивый
Привез торжественно ответ.
Теперь ревнивцу то-то праздник!
Он всё боялся, чтоб проказник
Не отшутился как-нибудь,
Уловку выдумав и грудь
Отворотив от пистолета.
Теперь сомненья решены:
Они на мельницу должны
Приехать завтра до
рассвета,
Взвести друг на друга курок
И
метить в ляжку иль в висок.
Здесь снова пугали меня Трубецкой,
Что будто ее воротили:
«Но я
не боюсь — позволенье со мной!»
Часы уже десять пробили.
Пора! я оделась. «Готов ли ямщик?»
— «Княгиня, вам лучше дождаться
Рассвета, —
заметил смотритель-старик. —
Метель начала подыматься!»
— «Ах, то ли придется еще испытать!
Поеду. Скорей, ради бога...
— До
рассвета и двух часов
не осталось, —
заметил Птицын, посмотрев на часы.
«Ну, всё вздор! — решила Варвара Петровна, складывая и это письмо. — Коль до
рассвета афинские вечера, так
не сидит же по двенадцати часов за книгами. Спьяну, что ль, написал? Эта Дундасова как
смеет мне посылать поклоны? Впрочем, пусть его погуляет…»
Октябрьская ночь была холодна и сумрачна; по небу быстро неслись облака, и ветер шумел голыми ветвями придорожных ракит. Ахилла все
не останавливаясь шел, и когда засерел осенний
рассвет, он был уже на половине дороги и
смело мог дать себе роздых.
Я еще
не совсем выспался, когда, пробудясь на
рассвете, понял, что «Бегущая по волнам» больше
не стоит у
мола. Каюта опускалась и поднималась в медленном темпе крутой волны. Начало звякать и скрипеть по углам; было то всегда невидимое соотношение вещей, которому обязаны мы бываем ощущением движения. Шарахающийся плеск вдоль борта, неровное сотрясение, неустойчивость тяжести собственного тела, делающегося то грузнее, то легче, отмечали каждый размах судна.
В одиннадцатом часу у игорных столов остаются настоящие, отчаянные игроки, для которых на водах существует только одна рулетка, которые и приехали для нее одной, которые плохо
замечают, что вокруг них происходит, и ничем
не интересуются во весь сезон, а только играют с утра до ночи и готовы были бы играть, пожалуй, и всю ночь до
рассвета, если б можно было.
Ужас и уныние шли вместе с холерой; вечером и на
рассвете по всем церквам гудел колокольный звон, чтобы во всю ночь между звонами никто
не смел выходить на улицу; на перекрестках дымились смрадные кучи навоза, покойников возили по ночам арестанты в пропитанных дегтем рубахах, по домам жгли бесщадно все оставшееся после покойников платье, лекаря ходили по домам и все опрыскивали хлором, по народу расходились толки об отравлении колодцев…
Пошел за ним. Князь отдал приказание, чтобы никто
не смел входить в сад до нашего возвращенья. Пройдя большой сад, мы перешли мост, перекинутый через овраг, и подошли к «Розовому павильону». У входа в тот павильон уже лежали два лома, две кирки, несколько восковых свеч и небольшой красного дерева ящик. Князь на
рассвете сам их отнес туда.
Возвращаясь в Оверлак, Густав сбился с дороги, о которой расспросил
не хуже колонновожатого, и проплутал до
рассвета, как человек, одержимый куриною слепотой. Так же и в замке было что-то
не по-прежнему. Домоправительница, сметливая в делах сердечных, смекнула, по какой причине Луиза необыкновенно нежно поцеловала ее, отходя в свою спальню. В минуты истинной любви всех любишь. Даже горничная
заметила, что барышня до зари
не могла заснуть и провозилась в постели.