Неточные совпадения
Цыфиркин.
Не за что. Я государю служил
с лишком двадцать лет. За службу
деньги брал, по-пустому
не бирал и
не возьму.
Г-жа Простакова. Врет он, друг мой сердечный! Нашел
деньги, ни
с кем
не делись. Все себе
возьми, Митрофанушка.
Не учись этой дурацкой науке.
Дома Кузьма передал Левину, что Катерина Александровна здоровы, что недавно только уехали от них сестрицы, и подал два письма. Левин тут же, в передней, чтобы потом
не развлекаться, прочел их. Одно было от Соколова, приказчика. Соколов писал, что пшеницу нельзя продать, дают только пять
с половиной рублей, а
денег больше
взять неоткудова. Другое письмо было от сестры. Она упрекала его за то, что дело ее всё еще
не было сделано.
— Да так-с! Ужасные бестии эти азиаты! Вы думаете, они помогают, что кричат? А черт их разберет, что они кричат? Быки-то их понимают; запрягите хоть двадцать, так коли они крикнут по-своему, быки всё ни
с места… Ужасные плуты! А что
с них
возьмешь?.. Любят
деньги драть
с проезжающих… Избаловали мошенников! Увидите, они еще
с вас
возьмут на водку. Уж я их знаю, меня
не проведут!
А денег-то от вас я
не возьму, потому что, ей-богу, стыдно в такое время думать о своей прибыли, когда умирают
с голода.
— Маловато, барин, — сказала старуха, однако ж
взяла деньги с благодарностию и еще побежала впопыхах отворять им дверь. Она была
не в убытке, потому что запросила вчетверо против того, что стоила водка.
Не дали даже ему распорядиться
взять с собой необходимые вещи,
взять шкатулку, где были
деньги.
Хотя распоряжения капитана были вполне толковы, помощник вытаращил глаза и беспокойно помчался
с тарелкой к себе в каюту, бормоча: «Пантен, тебя озадачили.
Не хочет ли он попробовать контрабанды?
Не выступаем ли мы под черным флагом пирата?» Но здесь Пантен запутался в самых диких предположениях. Пока он нервически уничтожал рыбу, Грэй спустился в каюту,
взял деньги и, переехав бухту, появился в торговых кварталах Лисса.
И что я скажу: что убил, а
денег взять не посмел, под камень спрятал? — прибавил он
с едкою усмешкой.
Убей ее и
возьми ее
деньги,
с тем чтобы
с их помощию посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь,
не загладится ли одно крошечное преступленьице тысячами добрых дел?
«Ошибка была еще, кроме того, и в том, что я им
денег совсем
не давал, — думал он, грустно возвращаясь в каморку Лебезятникова, — и
с чего, черт
возьми, я так ожидовел?
— Французы, вероятно, думают, что мы женаты и поссорились, — сказала Марина брезгливо, фруктовым ножом расшвыривая франки сдачи по тарелке;
не взяв ни одного из них, она
не кивнула головой на тихое «Мерси, мадам!» и низкий поклон гарсона. — Я
не в ладу,
не в ладу сама
с собой, — продолжала она,
взяв Клима под руку и выходя из ресторана. — Но, знаешь, перепрыгнуть вот так, сразу, из страны, где вешают, в страну, откуда вешателям дают
деньги и где пляшут…
Затем он подумал, что Варвара довольно широко, но
не очень удачно тратила
деньги на украшение своего жилища. Слишком много мелочи, вазочек, фигурок из фарфора, коробочек. Вот и традиционные семь слонов из кости, из черного дерева, один — из топаза. Самгин сел к маленькому столику
с кривыми позолоченными ножками,
взял в руки маленького топазового слона и вспомнил о семерке авторов сборника «Вехи».
Ужас! Она
не додумалась до конца, а торопливо оделась, наняла извозчика и поехала к мужниной родне,
не в Пасху и Рождество, на семейный обед, а утром рано,
с заботой,
с необычайной речью и вопросом, что делать, и
взять у них
денег.
— А куда вы
с вельможей ухлопали тысячу рублей, что я дал ему на прожитье? — спросил он. — Где же я
денег возьму? Ты знаешь, я в законный брак вступаю: две семьи содержать
не могу, а вы
с барином-то по одежке протягивайте ножки.
— Как обрадовался, как бросился! Нашел человека! Деньги-то
не забудь
взять с него назад! Да
не хочет ли он трескать? я бы прислала… — крикнула ему вслед бабушка.
Я буду ласков и
с теми и
с другими и, может быть, дам им
денег, но сам от них ничего
не возьму.
Мы вбежали
с Тришатовым в кухню и застали Марью в испуге. Она была поражена тем, что когда пропустила Ламберта и Версилова, то вдруг как-то приметила в руках у Ламберта — револьвер. Хоть она и
взяла деньги, но револьвер вовсе
не входил в ее расчеты. Она была в недоуменье и, чуть завидела меня, так ко мне и бросилась...
— Так уж я хочу-с, — отрезал Семен Сидорович и,
взяв шляпу,
не простившись ни
с кем, пошел один из залы. Ламберт бросил
деньги слуге и торопливо выбежал вслед за ним, даже позабыв в своем смущении обо мне. Мы
с Тришатовым вышли после всех. Андреев как верста стоял у подъезда и ждал Тришатова.
Тушар вдруг спохватился, что мало
взял денег, и
с «достоинством» объявил вам в письме своем, что в заведении его воспитываются князья и сенаторские дети и что он считает ниже своего заведения держать воспитанника
с таким происхождением, как я, если ему
не дадут прибавки.
Но при этом
не забудьте
взять от купца счет
с распиской в получении
денег, — так мне советовали делать; да и купцы,
не дожидаясь требования, сами торопятся дать счет.
Когда же Нехлюдов, поступив в гвардию,
с своими высокопоставленными товарищами прожил и проиграл столько, что Елена Ивановна должна была
взять деньги из капитала, она почти
не огорчилась, считая, что это естественно и даже хорошо, когда эта оспа прививается в молодости и в хорошем обществе.
Тогда
не нужно было
денег, и можно было
не взять и третьей части того, что давала мать, можно было отказаться от имения отца и отдать его крестьянам, — теперь же недоставало тех 1500 рублей в месяц, которые давала мать, и
с ней бывали уже неприятные разговоры из-за
денег.
Маслова достала из калача же
деньги и подала Кораблевой купон. Кораблева
взяла купон, посмотрела и, хотя
не знала грамоте, поверила всё знавшей Хорошавке, что бумажка эта стоит 2 рубля 50 копеек, и полезла к отдушнику за спрятанной там склянкой
с вином. Увидав это, женщины — не-соседки по нарам — отошли к своим местам. Маслова между тем вытряхнула пыль из косынки и халата, влезла на нары и стала есть калач.
— Приехала домой, — продолжала Маслова, уже смелее глядя на одного председателя, — отдала хозяйке
деньги и легла спать. Только заснула — наша девушка Берта будит меня. «Ступай, твой купец опять приехал». Я
не хотела выходить, но мадам велела. Тут он, — она опять
с явным ужасом выговорила это слово: он, — он всё поил наших девушек, потом хотел послать еще за вином, а
деньги у него все вышли. Хозяйка ему
не поверила. Тогда он меня послал к себе в номер. И сказал, где
деньги и сколько
взять. Я и поехала.
— Ого-го!.. Вон оно куда пошло, — заливался Веревкин. — Хорошо, сегодня же устроим дуэль по-американски: в двух шагах, через платок… Ха-ха!.. Ты пойми только, что сия Катерина Ивановна влюблена
не в папахена, а в его карман. Печальное, но вполне извинительное заблуждение даже для самого умного человека, который зарабатывает
деньги головой, а
не ногами. Понял? Ну, что
возьмет с тебя Катерина Ивановна, когда у тебя ни гроша за душой… Надо же и ей заработать на ярмарке на свою долю!..
— Нет, голубчик, нам, старикам, видно,
не сварить каши
с молодыми… В разные стороны мы смотрим, хоть и едим один хлеб.
Не возьму я у Привалова
денег, если бы даже он и предложил мне их…
Оно написано за двое суток до преступления, и, таким образом, нам твердо теперь известно, что за двое суток до исполнения своего страшного замысла подсудимый
с клятвою объявлял, что если
не достанет завтра
денег, то убьет отца,
с тем чтобы
взять у него
деньги из-под подушки „в пакете
с красною ленточкой, только бы уехал Иван“.
— Никто вам там
не поверит-с, благо денег-то у вас и своих теперь довольно,
взяли из шкатунки да и принесли-с.
При первом же соблазне — ну хоть чтоб опять чем потешить ту же новую возлюбленную,
с которой уже прокутил первую половину этих же
денег, — он бы расшил свою ладонку и отделил от нее, ну, положим, на первый случай хоть только сто рублей, ибо к чему-де непременно относить половину, то есть полторы тысячи, довольно и тысячи четырехсот рублей — ведь все то же выйдет: „подлец, дескать, а
не вор, потому что все же хоть тысячу четыреста рублей да принес назад, а вор бы все
взял и ничего
не принес“.
Ну как же, как же бы он
не понял, что я в глаза ему прямо говорила: «Тебе надо
денег для измены мне
с твоею тварью, так вот тебе эти
деньги, я сама тебе их даю,
возьми, если ты так бесчестен, что
возьмешь!..» Я уличить его хотела, и что же?
Конечно, у Грушеньки были
деньги, но в Мите на этот счет вдруг оказалась страшная гордость: он хотел увезти ее сам и начать
с ней новую жизнь на свои средства, а
не на ее; он вообразить даже
не мог, что
возьмет у нее ее
деньги, и страдал от этой мысли до мучительного отвращения.
— Я гораздо добрее, чем вы думаете, господа, я вам сообщу почему, и дам этот намек, хотя вы того и
не стоите. Потому, господа, умалчиваю, что тут для меня позор. В ответе на вопрос: откуда
взял эти
деньги, заключен для меня такой позор,
с которым
не могло бы сравняться даже и убийство, и ограбление отца, если б я его убил и ограбил. Вот почему
не могу говорить. От позора
не могу. Что вы это, господа, записывать хотите?
Вот Иван-то этого самого и боится и сторожит меня, чтоб я
не женился, а для того наталкивает Митьку, чтобы тот на Грушке женился: таким образом хочет и меня от Грушки уберечь (будто бы я ему
денег оставлю, если на Грушке
не женюсь!), а
с другой стороны, если Митька на Грушке женится, так Иван его невесту богатую себе
возьмет, вот у него расчет какой!
Но подсудимый дал ясное и твердое показание о том, откуда
взял деньги, и если хотите, господа присяжные заседатели, если хотите, — никогда ничего
не могло и
не может быть вероятнее этого показания и, кроме того, более совместного
с характером и душой подсудимого.
Затем
с адским и
с преступнейшим расчетом устроил так, чтобы подумали на слуг:
не побрезгал
взять ее кошелек, отворил ключами, которые вынул из-под подушки, ее комод и захватил из него некоторые вещи, именно так, как бы сделал невежа слуга, то есть ценные бумаги оставил, а
взял одни
деньги,
взял несколько золотых вещей покрупнее, а драгоценнейшими в десять раз, но малыми вещами пренебрег.
— Как смеешь ты меня пред ним защищать, — вопила Грушенька, —
не из добродетели я чиста была и
не потому, что Кузьмы боялась, а чтобы пред ним гордой быть и чтобы право иметь ему подлеца сказать, когда встречу. Да неужто ж он
с тебя
денег не взял?
Утром 4 августа мы стали собираться в путь. Китайцы
не отпустили нас до тех пор, пока
не накормили как следует. Мало того, они щедро снабдили нас на дорогу продовольствием. Я хотел было рассчитаться
с ними, но они наотрез отказались от
денег. Тогда я положил им
деньги на стол. Они тихонько передали их стрелкам. Я тоже тихонько положил
деньги под посуду. Китайцы заметили это и, когда мы выходили из фанзы, побросали их под ноги мулам. Пришлось уступить и
взять деньги обратно.
На Кусуне нам пришлось расстаться
с Чжан Бао. Обстоятельства требовали его возвращения на реку Санхобе. Он
не захотел
взять с меня
денег и обещал помочь, если на будущий год я снова приду в прибрежный район. Мы пожали друг другу руки и расстались друзьями.
— Лейба! — подхватил Чертопханов. — Лейба, ты хотя еврей и вера твоя поганая, а душа у тебя лучше иной христианской! Сжалься ты надо мною! Одному мне ехать незачем, один я этого дела
не обломаю. Я горячка — а ты голова, золотая голова! Племя ваше уж такое: без науки все постигло! Ты, может, сомневаешься: откуда, мол, у него
деньги? Пойдем ко мне в комнату, я тебе и
деньги все покажу.
Возьми их, крест
с шеи
возьми — только отдай мне Малек-Аделя, отдай, отдай!
Тарас Алексеевич
деньги с него взять-то бы
взял, да и самого
не выпустил: таков был обычай у покойника.
Огарев сам свез
деньги в казармы, и это сошло
с рук. Но молодые люди вздумали поблагодарить из Оренбурга товарищей и, пользуясь случаем, что какой-то чиновник ехал в Москву, попросили его
взять письмо, которое доверить почте боялись. Чиновник
не преминул воспользоваться таким редким случаем для засвидетельствования всей ярости своих верноподданнических чувств и представил письмо жандармскому окружному генералу в Москве.
Собравшись
с духом и отслуживши молебен Иверской, Алексей явился к Сенатору
с просьбой отпустить его за пять тысяч ассигнациями. Сенатор гордился своим поваром точно так, как гордился своим живописцем, а вследствие того
денег не взял и сказал повару, что отпустит его даром после своей смерти.
В последний торг наш о цене и расходах хозяин дома сказал, что он делает уступку и
возьмет на себя весьма значительные расходы по купчей, если я немедленно заплачу ему самому всю сумму; я
не понял его, потому что
с самого начала объявил, что покупаю на чистые
деньги.
Действительно: сказано, сделано — он их так и накрыл
с командой,
денег не успели спрятать, полицмейстер все
взял и представил воров в город.
— Сегодня сообщили в редакцию, что они арестованы. Я ездил проверить известие: оба эти князя никакие
не князья, они оказались атаманами шайки бандитов, и
деньги, которые проигрывали, они привезли
с последнего разбоя в Туркестане. Они напали на почту, шайка их перебила конвой, а они собственноручно зарезали почтовых чиновников,
взяли ценности и триста тысяч новенькими бумажками, пересылавшимися в казначейство. Оба они отправлены в Ташкент, где их ждет виселица.
История эта состояла в следующем: мужик пахал поле и выпахал железный казанок (котел)
с червонцами. Он тихонько принес
деньги домой и зарыл в саду,
не говоря никому ни слова. Но потом
не утерпел и доверил тайну своей бабе,
взяв с нее клятву, что она никому
не расскажет. Баба, конечно, забожилась всеми внутренностями, но вынести тяжесть неразделенной тайны была
не в силах. Поэтому она отправилась к попу и, когда тот разрешил ее от клятвы, выболтала все на духу.
У жены Галактион тоже
не взял ни копейки, а заехал в Суслон к писарю и у него занял десять рублей.
С этими
деньгами он отправился начинать новую жизнь. На отца Галактион
не сердился, потому что этого нужно было ожидать.
Мышников теперь даже старался
не показываться на публике и
с горя проводил все время у Прасковьи Ивановны. Он за последние годы сильно растолстел и тянул вместе
с ней мадеру. За бутылкой вина он каждый день обсуждал вопрос, откуда Галактион мог
взять деньги. Все богатые люди наперечет. Стабровский выучен и
не даст, а больше
не у кого.
Не припрятал ли старик Луковников? Да нет, —
не такой человек.
«А
денег я тебе все-таки
не дам, — думал старик. — Сам наживай —
не маленький!.. Помру, вам же все достанется. Ох, миленькие,
с собой ничего
не возьму!»