Неточные совпадения
Купцы уходят. Слышен голос женщины: «Нет, ты
не смеешь
не допустить меня! Я на тебя нажалуюсь ему самому. Ты
не толкайся так
больно!»
«Я
не ропщу, — сказала я, —
Что Бог прибрал младенчика,
А
больно то, зачем они
Ругалися над ним?
Зачем, как черны вороны,
На части тело белое
Терзали?.. Неужли
Ни Бог, ни царь
не вступится...
― Вам нужен Сережа, чтобы сделать мне
больно, ― проговорила она, исподлобья глядя на него. ― Вы
не любите его… Оставьте Сережу!
И действительно, он покраснел от досады и что-то сказал неприятное. Она
не помнила, что она ответила ему, но только тут к чему-то он, очевидно с желанием тоже сделать ей
больно, сказал...
— Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (какая странная, ужасная судьба, что оба Алексеи,
не правда ли?), Алексей
не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да что ж он
не едет? Он добр, он сам
не знает, как он добр. Ах! Боже мой, какая тоска! Дайте мне поскорей воды! Ах, это ей, девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже лучше. Он приедет, ему
больно будет видеть ее. Отдайте ее.
Константин Левин заглянул в дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина, в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит на диване. Брата
не видно было. У Константина
больно сжалось сердце при мысли о том, в среде каких чужих людей живет его брат. Никто
не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался к тому, что говорил господин в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
Но прошло три месяца, и он
не стал к этому равнодушен, и ему так же, как и в первые дни, было
больно вспоминать об этом.
— Я
не знаю! — вскакивая сказал Левин. — Если бы вы знали, как вы
больно мне делаете! Всё равно, как у вас бы умер ребенок, а вам бы говорили: а вот он был бы такой, такой, и мог бы жить, и вы бы на него радовались. А он умер, умер, умер…
— «Я знаю, что он хотел сказать; он хотел сказать: ненатурально,
не любя свою дочь, любить чужого ребенка. Что он понимает в любви к детям, в моей любви к Сереже, которым я для него пожертвовала? Но это желание сделать мне
больно! Нет, он любит другую женщину, это
не может быть иначе».
— Да, я его знаю. Я
не могла без жалости смотреть на него. Мы его обе знаем. Он добр, но он горд, а теперь так унижен. Главное, что меня тронуло… — (и тут Анна угадала главное, что могло тронуть Долли) — его мучают две вещи: то, что ему стыдно детей, и то, что он, любя тебя… да, да, любя больше всего на свете, — поспешно перебила она хотевшую возражать Долли, — сделал тебе
больно, убил тебя. «Нет, нет, она
не простит», всё говорит он.
Дети знали Левина очень мало,
не помнили, когда видали его, но
не выказывали в отношении к нему того странного чувства застенчивости и отвращения, которое испытывают дети так часто к взрослым притворяющимся людям и за которое им так часто и
больно достается.
— Она так жалка, бедняжка, так жалка, а ты
не чувствуешь, что ей
больно от всякого намека на то, что причиной. Ах! так ошибаться в людях! — сказала княгиня, и по перемене ее тона Долли и князь поняли, что она говорила о Вронском. — Я
не понимаю, как нет законов против таких гадких, неблагородных людей.
Чувство то было давнишнее, знакомое чувство, похожее на состояние притворства, которое она испытывала в отношениях к мужу; но прежде она
не замечала этого чувства, теперь она ясно и
больно сознала его.
Он видел, что мало того, чтобы сидеть ровно,
не качаясь, — надо еще соображаться, ни на минуту
не забывая, куда плыть, что под ногами вода, и надо грести, и что непривычным рукам
больно, что только смотреть на это легко, а что делать это, хотя и очень радостно, но очень трудно.
— Вот, ты всегда приписываешь мне дурные, подлые мысли, — заговорила она со слезами оскорбления и гнева. — Я ничего, ни слабости, ничего… Я чувствую, что мой долг быть с мужем, когда он в горе, но ты хочешь нарочно сделать мне
больно, нарочно хочешь
не понимать…
«Ненатурально», — вспомнила она вдруг более всего оскорбившее ее
не столько слово, сколько намерение сделать ей
больно.
— Кити!
Не рассердись. Но ты подумай, дело это так важно, что мне
больно думать, что ты смешиваешь чувство слабости, нежелания остаться одной. Ну, тебе скучно будет одной, ну, поезжай в Москву.
Всё это знал Левин, и ему мучительно,
больно было смотреть на этот умоляющий, полный надежды взгляд и на эту исхудалую кисть руки, с трудом поднимающуюся и кладущую крестное знамение на тугообтянутый лоб, на эти выдающиеся плечи и хрипящую пустую грудь, которые уже
не могли вместить в себе той жизни, о которой больной просил.
Она теперь ясно сознавала зарождение в себе нового чувства любви к будущему, отчасти для нее уже настоящему ребенку и с наслаждением прислушивалась к этому чувству. Он теперь уже
не был вполне частью ее, а иногда жил и своею независимою от нее жизнью. Часто ей бывало
больно от этого, но вместе с тем хотелось смеяться от странной новой радости.
— Я
не сержусь на тебя, — сказал он так же мрачно, — но мне
больно вдвойне. Мне
больно еще то, что это разрывает нашу дружбу. Положим,
не разрывает, но ослабляет. Ты понимаешь, что и для меня это
не может быть иначе.
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было
больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское,
не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
— Вижу, Азамат, что тебе
больно понравилась эта лошадь; а
не видать тебе ее как своего затылка! Ну, скажи, что бы ты дал тому, кто тебе ее подарил бы?..
— Помилуйте, — говорил я, — ведь вот сейчас тут был за речкою Казбич, и мы по нем стреляли; ну, долго ли вам на него наткнуться? Эти горцы народ мстительный: вы думаете, что он
не догадывается, что вы частию помогли Азамату? А я бьюсь об заклад, что нынче он узнал Бэлу. Я знаю, что год тому назад она ему
больно нравилась — он мне сам говорил, — и если б надеялся собрать порядочный калым, то, верно, бы посватался…
— Покажите мне сукна средних цен, — раздался позади голос, показавшийся Чичикову знакомым. Он оборотился: это был Хлобуев. По всему видно было, что он покупал сукно
не для прихоти, потому что сертучок был
больно протерт.
Маленькая горенка с маленькими окнами,
не отворявшимися ни в зиму, ни в лето, отец, больной человек, в длинном сюртуке на мерлушках и в вязаных хлопанцах, надетых на босую ногу, беспрестанно вздыхавший, ходя по комнате, и плевавший в стоявшую в углу песочницу, вечное сиденье на лавке, с пером в руках, чернилами на пальцах и даже на губах, вечная пропись перед глазами: «
не лги, послушествуй старшим и носи добродетель в сердце»; вечный шарк и шлепанье по комнате хлопанцев, знакомый, но всегда суровый голос: «опять задурил!», отзывавшийся в то время, когда ребенок, наскуча однообразием труда, приделывал к букве какую-нибудь кавыку или хвост; и вечно знакомое, всегда неприятное чувство, когда вслед за сими словами краюшка уха его скручивалась очень
больно ногтями длинных протянувшихся сзади пальцев: вот бедная картина первоначального его детства, о котором едва сохранил он бледную память.
Я сочувствовал его горю, и мне
больно было, что отец и Карл Иваныч, которых я почти одинаково любил,
не поняли друг друга; я опять отправился в угол, сел на пятки и рассуждал о том, как бы восстановить между ними согласие.
При этом он так
больно ущипнул меня за щеку, что если я
не вскрикнул, так только потому, что догадался принять это за ласку.
Я имел самые странные понятия о красоте — даже Карла Иваныча считал первым красавцем в мире; но очень хорошо знал, что я нехорош собою, и в этом нисколько
не ошибался; поэтому каждый намек на мою наружность
больно оскорблял меня.
Мы пошли в девичью; в коридоре попался нам на дороге дурачок Аким, который всегда забавлял нас своими гримасами; но в эту минуту
не только он мне
не казался смешным, но ничто так
больно не поразило меня, как вид его бессмысленно-равнодушного лица.
Иленька молчал и, стараясь вырваться, кидал ногами в разные стороны. Одним из таких отчаянных движений он ударил каблуком по глазу Сережу так
больно, что Сережа тотчас же оставил его ноги, схватился за глаз, из которого потекли невольные слезы, и из всех сил толкнул Иленьку. Иленька,
не будучи более поддерживаем нами, как что-то безжизненное, грохнулся на землю и от слез мог только выговорить...
Володя ущипнул меня очень
больно за ногу; но я даже
не оглянулся: потер только рукой то место и продолжал с чувством детского удивления, жалости и благоговения следить за всеми движениями и словами Гриши.
Не могу передать, как поразил и пленил меня этот геройский поступок: несмотря на страшную боль, он
не только
не заплакал, но
не показал и виду, что ему
больно, и ни на минуту
не забыл игры.
А во время отлучки и татарва может напасть: они, турецкие собаки, в глаза
не кинутся и к хозяину на дом
не посмеют прийти, а сзади укусят за пяты, да и
больно укусят.
— Так, так… хоть я и
не во всем с вами согласна, — серьезно прибавила Авдотья Романовна и тут же вскрикнула, до того
больно на этот раз стиснул он ей руку.
— А вам разве
не жалко?
Не жалко? — вскинулась опять Соня, — ведь вы, я знаю, вы последнее сами отдали, еще ничего
не видя. А если бы вы все-то видели, о господи! А сколько, сколько раз я ее в слезы вводила! Да на прошлой еще неделе! Ох, я! Всего за неделю до его смерти. Я жестоко поступила! И сколько, сколько раз я это делала. Ах, как теперь, целый день вспоминать было
больно!
Девочка говорила
не умолкая; кое-как можно было угадать из всех этих рассказов, что это нелюбимый ребенок, которого мать, какая-нибудь вечно пьяная кухарка, вероятно из здешней же гостиницы, заколотила и запугала; что девочка разбила мамашину чашку и что до того испугалась, что сбежала еще с вечера; долго, вероятно, скрывалась где-нибудь на дворе, под дождем, наконец пробралась сюда, спряталась за шкафом и просидела здесь в углу всю ночь, плача, дрожа от сырости, от темноты и от страха, что ее теперь
больно за все это прибьют.
Но теперь, странное дело, в большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые — он часто это видел — надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно коли воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их так
больно, так
больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по глазам, а ему так жалко, так жалко на это смотреть, что он чуть
не плачет, а мамаша всегда, бывало, отводит его от окошка.
Он был очень беспокоен, посылал о ней справляться. Скоро узнал он, что болезнь ее
не опасна. Узнав, в свою очередь, что он об ней так тоскует и заботится, Соня прислала ему записку, написанную карандашом, и уведомляла его, что ей гораздо легче, что у ней пустая, легкая простуда и что она скоро, очень скоро, придет повидаться с ним на работу. Когда он читал эту записку, сердце его сильно и
больно билось.
Пульхерия Александровна, вся встревоженная мыслию о своем Роде, хоть и чувствовала, что молодой человек очень уж эксцентричен и слишком уж
больно жмет ей руку, но так как в то же время он был для нее провидением, то и
не хотела замечать всех этих эксцентрических подробностей.
Кудряш. Вота! Есть от чего с ума сходить! Только вы смотрите, себе хлопот
не наделайте, да и ее-то в беду
не введите! Положим, хоть у нее муж и дурак, да свекровь-то
больно люта.
Борис. Эх, Кулигин,
больно трудно мне здесь без привычки-то! Все на меня как-то дико смотрят, точно я здесь лишний, точно мешаю им. Обычаев я здешних
не знаю. Я понимаю, что все это наше русское, родное, а все-таки
не привыкну никак.
Огудалова. Торжествуйте, только
не так громко. (Подходит к Паратову.) Сергей Сергеич, перестаньте издеваться над Юлием Капитонычем! Нам
больно видеть: вы обижаете меня и Ларису.
Да-с, так сказать, речист, а
больно не хитер;
Но будь военный, будь он статский,
Кто так чувствителен, и весел, и остер,
Как Александр Андреич Чацкий!
Не для того, чтоб вас смутить;
Давно прошло,
не воротить,
А помнится…
Скажи-ка, что глаза ей портить
не годится,
И в чтеньи прок-от
не велик:
Ей сна нет от французских книг,
А мне от русских
больно спится.
— Вот как мы с тобой, — говорил в тот же день, после обеда Николай Петрович своему брату, сидя у него в кабинете: — в отставные люди попали, песенка наша спета. Что ж? Может быть, Базаров и прав; но мне, признаюсь, одно
больно: я надеялся именно теперь тесно и дружески сойтись с Аркадием, а выходит, что я остался назади, он ушел вперед, и понять мы друг друга
не можем.
— Что-то на дачу
больно похоже будет… а впрочем, это все пустяки. Какой зато здесь воздух! Как славно пахнет! Право, мне кажется, нигде в мире так
не пахнет, как в здешних краях! Да и небо здесь…
Он вздрогнул. Ему
не стало ни
больно, ни совестно… Он
не допускал даже возможности сравнения между женой и Фенечкой, но он пожалел о том, что она вздумала его отыскивать. Ее голос разом напомнил ему: его седые волосы, его старость, его настоящее…
Неясное какое-то подозрение укололо Самгина, он сердито взглянул на Попова, а инженер, подвигая стул,
больно задел Самгина по ноге и,
не извиняясь, сказал...
—
Не говори, — попросил Клим. — Тебе очень
больно?
—
Больно долго
не побеждаем, товарищ! Нам бы
не ждать, а броситься бы на них всем сразу, сколько тысяч есть, и забрать в плен.