Неточные совпадения
Левин не
замечал, как проходило время. Если бы спросили его, сколько времени он косил, он сказал бы, что полчаса, — а уж время подошло к обеду. Заходя ряд, старик обратил внимание Левина на девочек и мальчиков, которые с разных сторон, чуть видные, по высокой траве и по дороге шли к косцам,
неся оттягивавшие им ручонки узелки с хлебом и заткнутые тряпками кувшинчики с квасом.
Уж восемь робертов сыграли
Герои виста; восемь раз
Они места переменяли;
И чай
несут. Люблю я час
Определять обедом, чаем
И ужином. Мы время знаем
В деревне без больших сует:
Желудок — верный наш брегет;
И кстати я
замечу в скобках,
Что речь веду в моих строфах
Я столь же часто о пирах,
О разных кушаньях и пробках,
Как ты, божественный Омир,
Ты, тридцати веков кумир!
Она будто не сама ходит, а носит ее посторонняя сила. Как широко шагает она, как прямо и высоко
несет голову и плечи и на них — эту свою «беду»! Она, не чуя ног, идет по лесу в крутую гору; шаль повисла с плеч и
метет концом сор и пыль. Она смотрит куда-то вдаль немигающими глазами, из которых широко глядит один окаменелый, покорный ужас.
Пока ветер качал и гнул к земле деревья, столбами
нес пыль,
метя поля, пока молнии жгли воздух и гром тяжело, как хохот, катался в небе, бабушка не смыкала глаз, не раздевалась, ходила из комнаты в комнату, заглядывала, что делают Марфенька и Верочка, крестила их и крестилась сама, и тогда только успокаивалась, когда туча, истратив весь пламень и треск, бледнела и уходила вдаль.
Утром был довольно сильный мороз (–10°С), но с восходом солнца температура стала повышаться и к часу дня достигла +3°С. Осень на берегу моря именно тем и отличается, что днем настолько тепло, что
смело можно идти в одних рубашках, к вечеру приходится надевать фуфайки, а ночью — завертываться в меховые одеяла. Поэтому я распорядился всю теплую одежду отправить морем на лодке, а с собой мы
несли только запас продовольствия и оружие. Хей-ба-тоу с лодкой должен был прийти к устью реки Тахобе и там нас ожидать.
В этот день мы прошли немного. По мере того как уменьшались взятые с собой запасы продовольствия, котомки делались легче, а
нести их становилось труднее: лямки сильно резали плечи, и я
заметил, что не я один, а все чувствовали это.
Барин делает полуоборот, чтоб снова стать на молитву, как взор его встречает жену старшего садовника, которая выходит из садовых ворот. Руки у нее заложены под фартук: значит, наверное, что-нибудь
несет. Барин уж готов испустить крик, но садовница вовремя
заметила его в окне и высвобождает руки из-под фартука; оказывается, что они пусты.
— Словом, «родная сестра тому кобелю, которого вы, наверное, знаете», —
замечает редактор журнала «Природа и охота» Л. П. Сабанеев и обращается к продавцу: — Уходи, Сашка, не проедайся. Нашел кого обмануть! Уж если Александру Михайлычу
несешь собаку, так помни про хвост. Понимаешь, прохвост, помни!
И тем не менее было что-то подавляюще тревожное, мрачное, почти угрожающее в этой нелепой гибели… В зимние вечера от мельницы
несло безотчетным ужасом. И, вместе, что-то тянуло туда. Дверка вышки была сорвана с одной петли, и перед ней
намело снегу. На чердаке было темно, пусто, веяло жуткой тайной и холодом…
Дедушка хотел было Ванюшку-то в полицию
нести, да я отговорила: возьмем,
мол, себе; это бог нам послал в тех место, которые померли.
Горлинки понимаются, вьют, или, лучше сказать, устроивают, гнезда,
несут яйца, выводят детей и выкармливают их точно так же, как витютины и клинтухи; я не
замечал в их нравах ни малейшего отступления от общей жизни голубиных пород и потому не стану повторять одного и того же.
Очень не хотелось мне идти, но я уже столько натешился рыбною ловлею, что не
смел попросить позволенья остаться и, помогая Евсеичу обеими руками
нести ведро, полное воды и рыбы, хотя в помощи моей никакой надобности не было и я скорее мешал ему, — весело пошел к ожидавшей меня матери.
— Крестьяне? крестьянину, сударь, дани платить надо, а не о приобретении думать. Это не нами заведено, не нами и кончится. Всем он дань
несет; не только казне-матушке, а и мне, и тебе, хоть мы и не
замечаем того. Так ему свыше прописано. И по моему слабому разуму, ежели человек бедный, так чем меньше у него, тем даже лучше. Лишней обузы нет.
— Да, бедная наша церковь
несет за это отовсюду напрасные порицания, —
заметил от себя Туберозов.
— Да, да, и у нас тоже, — сказал Передонов, не
замечая насмешки. — Если носят другие, так и она
несла. У нас выдающаяся была.
В особенности же раздражительно действовала ее походка, и когда она,
неся поясницу на отлете, не шла, а словно устремлялась по улице, то помпадур, сам того не
замечая, начинал подпрыгивать.
Но несмотря на большое стечение народа, несмотря на радушное угощение и разливное море браги, которая пробуждала в присутствующих непобедимую потребность петь песни, целоваться и
нести околесную, несмотря на прибаутки и смехотворные выходки батрака Захара, который занимал место дружки жениха — и занимал это место, не мешает
заметить, превосходно, — свадьбу никак нельзя было назвать веселою.
Все может быть!»; или над нашими головами раздавался медленный заунывный звон, и маляры
замечали, что это, должно быть, богатого покойника
несут…
Когда барка из тихой полосы попала на струю, она сначала идет вровень с водой, а потом начинает обгонять ее, что можно всегда
заметить по движению пены и сора, который
несет с собой рубец струи.
Перед вечером он шел, сильно шатаясь. Видно, что ему было жарко, потому что он снял свиту и, перевязав ее красным кушаком,
нес за спиною. Он был очень пьян и не
заметил трех баб, которые стояли под ракитою на плотине. По обыкновению своему, Степан пел, но теперь он пел дурно и беспрестанно икал.
Вообще же он думал трудно, а задумываясь, двигался тяжело, как бы
неся большую тяжесть, и, склонив голову, смотрел под ноги. Так шёл он и в ту ночь от Полины; поэтому и не
заметил, откуда явилась пред ним приземистая, серая фигура, высоко взмахнула рукою. Яков быстро опустился на колено, тотчас выхватил револьвер из кармана пальто, ткнул в ногу нападавшего человека, выстрелил; выстрел был глух и слаб, но человек отскочил, ударился плечом о забор, замычал и съехал по забору на землю.
На обходе я шел стремительной поступью, за мною
мело фельдшера, фельдшерицу и двух сиделок. Останавливаясь у постели, на которой, тая в жару и жалобно дыша, болел человек, я выжимал из своего мозга все, что в нем было. Пальцы мои шарили по сухой, пылающей коже, я смотрел в зрачки, постукивал по ребрам, слушал, как таинственно бьет в глубине сердце, и
нес в себе одну мысль: как его спасти? И этого — спасти. И этого! Всех!
Афанасий Иванович уже сам
замечал это и говорил: «Что это так долго не
несут кушанья?» Но я видел сквозь щель в дверях, что мальчик, разносивший нам блюда, вовсе не думал о том и спал, свесивши голову на скамью.
— Али, —
мол, — велик грех
несёшь?.
Дознавали об этом из-под руки и спросили орловского купца, не
заметил ли он, близко подходя, и что такое за люди помогали ему
нести больного родственника? Он по совести оказал, что люди были незнакомые, из бедного обоза, по усердию
несли. Возили его туда узнавать место, людей, клячу и тележку с золотушным мальчиком, игравшим пупавками, но тут только одно место было на своем месте, а ни людей, ни повозки, ни мальчика с пупавками и следа не было.
Вот кухня, вот «флигерь», вон столярова жена
несет холсты, вон контора, вон барынин дом, в котором сейчас Поликей покажет, что он человек верный и честный, что «наговорить,
мол, можно на всякого», и барыня скажет: «ну, благодарствуй, Поликей, вот тебе три…» а может и пять, а может и десять целковых, и велит еще чаю поднесть ему, а може и водочки.
Домна Платоновна сватала, приискивала женихов невестам, невест женихам; находила покупщиков на мебель, на надеванные дамские платья; отыскивала деньги под заклады и без закладов; ставила людей на места вкупно от гувернерских до дворнических и лакейских; заносила записочки в самые известные салоны и будуары, куда городская почта и подумать не
смеет проникнуть, и приносила ответы от таких дам, от которых
несет только крещенским холодом и благочестием.
Конечно!
Да, кажется, я на дороге встретил
Убийцу… но случайно не
заметил,
Что
нес он мертвую, так быстро
Он шел!.. так страшен он казался!
Иосаф не мог при этом не
заметить, что лицо хозяина сильно пылало, а из рта
несло как из винной бочки.
Тут идет щекотливое место. Я в первый и в последний раз сделался вором. Быстро оглянувшись кругом, я юркнул в беседку и растопыренными пальцами схватил несколько кусков хлеба. Он был такой мягкий! Такой прекрасный! Но когда я выбежал наружу, то вплотную столкнулся с лакеем. Не знаю, откуда он взялся, должно быть, я его не
заметил сзади беседки. Он
нес судок с горчицей, перцем и уксусом. Он строго поглядел на меня, на хлеб в моей руке и сказал тихо...
Маргаритов. Было. Вот какой был случай со мной. Когда еще имя мое гремело по Москве, дел, документов чужих у меня было, хоть пруд пруди. Все это в порядке, по шкапам, по коробкам, под номерами; только, по глупости по своей, доверие я прежде к людям имел; бывало, пошлешь писарька: достань,
мол, в такой-то коробке дело; ну, он и
несет. И выкрал у меня писарек один документ, да и продал его должнику.
Шаблова. Страдает он, варвар этакий! Бери, Дормедоша, бумагу, напиши ему: с чего ты,
мол, выдумал, чтоб маменька тебе деньги прислала? Ты бы сам должен в дом
нести, а не из дому тащить последнее.
Им весело, для них судьбою
Жизнь так роскошно убрана,
А я одна, всегда одна…
Всем быть обязанной, всем жертвовать собою
И никого не
сметь любить,
О! разве это значит жить?..
Счастливые царицы моды!
Им не изменит свет, их не изменят годы…
За что же? красота моя
Их красоте поддельной не уступит,
Жемчуг, алмазы, кисея
Морщин и глупости собою не искупит!
Но счастье их! восторга своего
Несут им дань мужчины ежечасно;
Я лучше, я умней — напрасно!
Никто не видит ничего.
Пошел в праздник Аггей в церковь. Пришел он туда с женою своею в пышных одеждах: мантии на них были златотканые, пояса с дорогими каменьями, а над ними
несли парчовый балдахин. И впереди их и сзади шли воины с
мечами и секирами и довели их до царского места, откуда им слушать службу. Вокруг них стали начальники да чиновники. И слушал Аггей службу и думал по-своему, как ему казалось, верно или неверно говорится в Святом Писании.
Но,
заметя в Алексее новичка, одни
несли ему всякий вздор, какой только лез в их похмельную голову, другие звали в кабак, поздравить с приездом, третьи ни с того ни с сего до упаду хохотали над неловким деревенским парнем, угощая его доморощенными шутками, не всегда безобидными, которыми под веселый час да на людях любит русский человек угостить новичка.
Культура подхватила нас на свои мягкие волны и
несет вперед, не давая оглядываться по сторонам; мы отдаемся этим волнам и не
замечаем, как теряем в них одно за другим все имеющиеся у нас богатства; мы не только не
замечаем, — мы не хотим этого
замечать: все наше внимание устремлено исключительно на наше самое ценное богатство — разум, влекущий нас вперед, в светлое царство культуры.
И на власти тяготеет проклятие, как и на земле, и человечеству в поте лица приходится
нести тяготу исторической власти со всеми ее скорпионами во имя того, что начальник все-таки «не без ума носит
меч» [Неточная цитата из Послания к Римлянам: «начальник… не напрасно носит
меч» (13:4).].
— Что ты, сударыня?.. — с ужасом почти вскликнула Анисья Терентьевна. — Как
сметь старый завет преставлять!.. Спокон веку водится, что кашу да полтину мастерицам родители посылали… От сторонних книжных дач не положено брать. Опять же надо ведь мальчонке-то по улице кашу в плате
нести — все бы видели да знали, что за новую книгу садится. Вот, мать моя, принялась ты за наше мастерство, учишь Дунюшку, а старых-то порядков по ученью и не ведаешь!.. Ладно ли так? А?
— Гм… Усмехайся! Ты или не ты, а только я
замечаю: как в тебе кровь начинает играть, так и непогода, а как только непогода, так и
несет сюда какого ни на есть безумца. Каждый раз так приходится! Стало быть, ты!
Не
замечая, что одна лямка вытянулась, Гусев долгое время
нес котомку на одном плече, отчего страдал физически.
Причина этого явления скоро разъяснилась. Ветер, пробегающий по долине реки Сонье, сжатый с боков горами, дул с большой силой. В эту струю и попали наши лодки. Но как только мы отошли от берега в море, где больше было простора, ветер подул спокойнее и ровнее. Это
заметили удэхейцы, но умышленно ничего не сказали стрелкам и казакам, чтобы они гребли энергичнее и чтобы нас не
несло далеко в море.
— Ты изменишь мне. Я живой человек, а от тебя
несет запахом трупа. Я не хочу презирать себя, тогда я погиб. Не
смей смотреть на меня! Смотри на тех.
Литература тщательно оплевывала в прошлом все светлое и сильное, но оплевывала наивно, сама того не
замечая, воображая, что поддерживает какие-то «заветы»; прежнее чистое знамя в ее руках давно уже обратилось в грязную тряпку, а она с гордостью
несла эту опозоренную ею святыню и звала к ней читателя; с мертвым сердцем, без огня и без веры, говорила она что-то, чему никто не верил…
Хоронили его в ясное мартовское утро. Снег блестел, вода капала с крыш. Какие у всех на похоронах были славные лица! Я уж не раз
замечал, как поразительно красиво становится самое ординарное лицо в минуту искренней, глубокой печали. Гроб все время
несли на руках, были венки.
— А! Свидетелей? — разразился Лещов. — Был тут сейчас Евлашка Нетов, тля, безграмотный идиот Я его оболванил, я его из четвероногого двуногим сделал. А он… отлынивает… зачуяли, что мертвечиной от меня
несет… С дядей своим, старой Лисой Патрикевной, стакнулся… Тот в душеприказчики нейдет… Я его
наметил… Почестнее, потолковее других… Теперь кого же я возьму?.. Кого?
С любящим беспокойством она стала
замечать, что Ведерников глубоко болен. Однажды, в задушевную минуту, он сознался ей: странное какое-то душевное состояние, — как будто разные части мозга думают отдельно, независимо друг от друга, и независимо друг от друга толкают на самые неожиданные действия. Иногда бывают глубокие обмороки. И нельзя было этому дивиться: при той чудовищной работе, какую
нес Ведерников, иначе не могло и быть.
«Что пишет она в этом письме?» — думала Мариула,
неся его к Волынскому. Как дорого заплатила бы, чтоб знать его содержание! Но
смеет ли нарушить тайну дочери, поручив другому прочесть его? Нет, никогда не допустит она, чтобы чужие уста читали стыд Мариорицы, чтобы они растворились для коварной усмешки над нею!
— Не называй его так! — подняла на него она свои заплаканные глаза. — Он все же мой отец! Как бы ни было велико его преступление, он
несет за него наказание, и я буду
молить Господа, чтобы Он простил его.
«Я не
смею об этом и думать, я поклялась быть ему верной женой перед церковным алтарем, и его пример не может служить извинением, это мой долг… Если Бог в супружестве послал мне крест, я безропотно обязана
нести его, Он наказывает меня, значит, я заслужила это наказание и должна смиренно его вынести», — думала молодая женщина.
Впереди шел граф Литта. За ним один из рыцарей
нес на пурпуровой бархатной подушке золотую корону, а другой на такой же подушке
меч с золотою рукояткою.