Неточные совпадения
Затем вдруг как бы что-то разверзлось пред ним:
необычайный внутренний
свет озарил его душу. Это мгновение продолжалось, может быть, полсекунды; но он, однако же, ясно и сознательно помнил начало, самый первый звук своего страшного вопля, который вырвался из груди его сам собой и который никакою силой он не мог бы остановить. Затем сознание его угасло мгновенно, и наступил полный мрак.
Дело в том, что история дает приют в недрах своих не только прогрессивному нарастанию правды и
света, но и
необычайной живучести лжи и тьмы. Правда и ложь живут одновременно и рядом, но при этом первая является нарождающеюся и слабо защищенною, тогда как вторая представляет собой крепкое место, снабженное всеми средствами самозащиты. Легко понять, какого рода результаты могут произойти из подобного взаимного отношения сторон.
Несомненные чему признаки из нижеследующего явствуют: во-1-х, оный злокачественный дворянин начал выходить часто из своих покоев, чего прежде никогда, по причине своей лености и гнусной тучности тела, не предпринимал; во-2-х, в людской его, примыкающей о самый забор, ограждающий мою собственную, полученную мною от покойного родителя моего, блаженной памяти Ивана, Онисиева сына, Перерепенка, землю, ежедневно и в
необычайной продолжительности горит
свет, что уже явное есть к тому доказательство, ибо до сего, по скаредной его скупости, всегда не только сальная свеча, но даже каганец был потушаем.
И мысль, что на него, всегда несколько презираемого, наконец-то глядят с любопытством, ожиданием и боязливым почтением, что ужасная слава Файбиша окутывает и его, Цирельмана,
необычайным, героическим
светом, — эта мысль приятно и льстиво ударила ему в голову и изгнала оттуда последние колебания трусости.
Ср. с описаниями припадка эпилепсии в романе «Идиот» Ф. М. Достоевского (сделанными, по-видимому, тоже по личному опыту писателя): «Ум, сердце озарялись необыкновенным
светом…» «Затем вдруг что-то разверзлось перед ним:
необычайный внутренний
свет озарил его душу» {Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.
Время летело. Трагическая смерть княжны Людмилы Васильевны Полторацкой, смерть неожиданная и
необычайная по своей романической обстановке, хотя и очень долгое время служила предметом толков и пересудов не только великосветских гостиных, но и всего Петербурга, но, как все на этом
свете, поддалась всепоглощающему времени и была забыта.
Фимка наклонилась к Глебу Алексеевичу и нежно поцеловала его в лоб. По лицу его разлилось какое-то
необычайное спокойствие, он нашел в себе силы обхватить голову Фимки руками и, наклонив к себе, поцеловал ее в губы. Это был нежный поцелуй чистой любви, который способен вдохнуть в человека не только нравственные, но и физические силы. В нем не было разрушительно адского огня, в нем был огонь, дающий
свет и тепло.
Один такой случай я хорошо помню. Не знаю, почему вдруг смолкла музыка наверху и наступила тишина,
необычайная для этого времени; не знаю, не обратил внимания, вероятно, что делали гости, собравшись у стены, залитой
светом елки. Помню только самого Нордена. Вероятно, он был пьян, потому что и борода его, и волосы были в беспорядке, и выражение лица у него было дикое и странное. Он стоял посередине комнаты и, потрясая кулаками, яростно вопил...