Неточные совпадения
— Да я… не знаю! — сказал Дронов, втискивая себя в кресло, и заговорил несколько спокойней, вдумчивее: — Может — я не
радуюсь, а боюсь. Знаешь, человек я пьяный и вообще ни к черту не годный, и все-таки — не глуп. Это, брат, очень обидно — не дурак, а никуда не годен. Да. Так вот, знаешь, вижу я всяких людей, одни делают политику, другие — подлости, воров развелось до того много, что придут
немцы, а им грабить нечего!
Немцев — не жаль, им так и надо, им в наказание — Наполеонов счастье. А Россию — жалко.
И так же, ненько, чувствует француз и
немец, когда они взглянут на жизнь, и так же
радуется итальянец.
Кто хочет у нас
радоваться на семейную жизнь, тот должен искать ее в гостиной, а в спальню не ходить; мы не
немцы, добросовестно счастливые во всех комнатах лет тридцать сряду.
Юноша, с своей стороны, очень этому
обрадовался, потому что
немец, а главное дело, его кухня, несмотря на привлекательную экономку, страшно ему надоели, и таким образом месяца через два он уже был в Германии.
Так это и осталось под некоторым сомнением: в какой мере был виноват сей Иосиф за то, за что он пострадал, но что Пекторалис на сей раз получил жестокий удар своей железной воле — это было несомненно, — и хотя нехорошо и грешно
радоваться чужому несчастью, но, откровенно вам признаюсь, я был немножко доволен, что мой самонадеянный
немец, убедясь в недостатке воли у самой Клары, получил такой неожиданный урок своему самомнению.
— Век буду служить, —
обрадовался Петр Ананьев и потянулся поцеловать руку
немцу, но тотчас одернул ее.
Она была, несомненно, тем идеалом «матушки-царицы», какой представляет себе русский народ. До своего вступления на престол она жила среди этого народа,
радовалась его радостями и печалилась его горестями. После мрачных лет владычества «
немца», как прозвал народ время управления Анны Иоанновны, и краткого правления Анны Леопольдовны императрица Елизавета Петровна, как сказал генерал Ганнибал, в лучах славы великого Петра появилась на русском престоле, достигнув его по ступеням народной любви.
— Как не важно! Одумайся, что ты говоришь. Только изменники, которые
радуются гибели, могут говорить, что это не важно. Ведь у нас нет снарядов! Ты представь только: вооруженный
немец походя, даже с улыбочкой, бьет нашего безоружного, покорного и кроткого солдатика… или тебе не жаль?
Ну а если
немец не ощупывает своего живота и совершенно серьезно целится, чтобы убить, и понимает, зачем это надо? И если выходит так, что дурак-то я с моим непониманием, да мало того, что дурак, а еще и трус? Что ж, очень возможно. Возможно, что и дурак. Возможно, что и трус. Вдруг не один я в Питере, а тысяча, сто тысяч ведут такие же дневники и тоже
радуются, что их не призовут и не убьют, и рассуждают точь-в-точь так же, как и я?