Неточные совпадения
Я поневоле вспомнил слова Валека о «сером
камне», высасывавшем из Маруси ее веселье, и чувство суеверного страха закралось в мое сердце; мне казалось, что я ощущаю на ней и на себе
невидимый каменный взгляд, пристальный и жадный.
Зашли в лес — и долго там проплутали; потом очень плотно позавтракали в деревенском трактире; потом лазали на горы, любовались видами, пускали сверху
камни и хлопали в ладоши, глядя, как эти
камни забавно и странно сигают, наподобие кроликов, пока проходивший внизу,
невидимый для них, человек не выбранил их звонким и сильным голосом; потом лежали, раскинувшись, на коротком сухом мохе желто-фиолетового цвета; потом пили пиво в другом трактире, потом бегали взапуски, прыгали на пари: кто дальше?
Тихо, как всегда бывает тотчас после дождя; чуть слышен тонкий звон ручья,
невидимого среди
камней, под корнями молочая, ежевики и пахучею, запутанного ломоноса. Внизу мягко звучит море.
В голосе Колесникова что-то ухнуло — точно с большой высоты оборвался
камень и покатился, прыгая по склону. Замолчали. Саша старался шагать осторожно и неслышно, чтобы не мешать; и когда смотрел на свои двигающиеся ноги, ему казалось, что они коротки и обрезаны по щиколотку: въелась в сапоги придорожная известковая пыль и делала
невидимыми.
На
камень панелей тяжко падают с крыш капли воды, звонко бьет подкова о булыжник мостовой, и где-то высоко в тумане плачет, заунывно зовет к утренней молитве
невидимый муэдзин. [Муэдзин — служитель мечети, созывающий с минарета верующих на молитву.]
Нет, не могу я видеть этот жемчуг
И
камни дорогие! — руки, пальцы
Мои дрожат, когда я их держу;
Какая-то
невидимая сила
Весь этот жемчуг превращает в слезы;
Прочь! прочь!..
Вот край, — плавным последним движением
камень взмывал кверху и спокойно, в тяжелой задумчивости, округло летел вниз, на дно
невидимой пропасти.
Был уже поздний час и луна стояла полунощно, когда Я покинул дом Магнуса и приказал шоферу ехать по Номентанской дороге: Я боялся, что Мое великое спокойствие ускользнет от Меня, и хотел настичь его в глубине Кампаньи. Но быстрое движение разгоняло тишину, и Я оставил машину. Она сразу заснула в лунном свете, над своей черной тенью она стала как большой серый
камень над дорогой, еще раз блеснула на Меня чем-то и претворилась в
невидимое. Остался только Я с Моей тенью.
Ей стало приятно смотреть, как чухонский лохматый Авель старается услыхать слухом неслышное и заглянуть на сторону
невидимую, и она стала выходить ночью и подолгу сидеть с Авелем здесь между
камнями. Сурово, строго и свежо как в воздухе, так и на душе. И капитанская труба с судна нет-нет да и раздастся, раз от разу зычнее.