Вот как текла эта однообразная и
невеселая жизнь: как скоро мы просыпались, что бывало всегда часу в восьмом, нянька водила нас к дедушке и бабушке; с нами здоровались, говорили несколько слов, а иногда почти и не говорили, потом отсылали нас в нашу комнату; около двенадцати часов мы выходили в залу обедать; хотя от нас была дверь прямо в залу, но она была заперта на ключ и даже завешана ковром, и мы проходили через коридор, из которого тогда еще была дверь в гостиную.
Неточные совпадения
Через несколько дней Самгин одиноко сидел в столовой за вечерним чаем, думая о том, как много в его
жизни лишнего, изжитого. Вспомнилась комната, набитая изломанными вещами, — комната, которую он неожиданно открыл дома, будучи ребенком. В эти
невеселые думы тихо, точно призрак, вошел Суслов.
Утомленный унылым однообразием пейзажа, Самгин дремотно и расслабленно подпрыгивал в бричке, мысли из него вытрясло, лишь назойливо вспоминался чей-то
невеселый рассказ о человеке, который, после неудачных попыток найти в
жизни смысл, возвращается домой, а дома встречает его еще более злая бессмыслица.
Вихров между тем все более и более погружался в
невеселые мысли: и скучно-то ему все это немножко было, и невольно припомнилась прежняя московская
жизнь и прежние московские товарищи.
Невеселая это
жизнь, а привыкаешь и к ней.
— Дальше вышло, что
жизнь ваша будет
невеселая.
Она замучилась, пала духом и уверяла себя теперь, что отказывать порядочному, доброму, любящему человеку только потому, что он не нравится, особенно когда с этим замужеством представляется возможность изменить свою
жизнь, свою
невеселую, монотонную, праздную
жизнь, когда молодость уходит и не предвидится в будущем ничего более светлого, отказывать при таких обстоятельствах — это безумие, это каприз и прихоть, и за это может даже наказать бог.
Так же, как и муж Эмилии, ее односельчанин Донато Гварначья жил за океаном, оставив на родине молодую жену заниматься
невеселою работой Пенелопы — плести мечты о
жизни и не жить.
По вечерам к Михайле рабочие приходили, и тогда заводился интересный разговор: учитель говорил им о
жизни, обнажая её злые законы, — удивительно хорошо знал он их и показывал ясно. Рабочие — народ молодой, огнём высушенный, в кожу им копоть въелась, лица у всех тёмные, глаза — озабоченные. Все до серьёзного жадны, слушают молча, хмуро; сначала они казались мне
невесёлыми и робкими, но потом увидал я, что в
жизни эти люди и попеть, и поплясать, и с девицами пошутить горазды.
Накануне приезда жениха, когда невеста, просидев до полночи с отцом и матерью, осыпанная их ласками, приняв с любовью их родительское благословение, воротилась в свою комнатку и легла спать, — сон в первый раз бежал от ее глаз: ее смущала мысль, что с завтрашнего дня переменится тихий образ ее
жизни, что она будет объявленная невеста; что начнут приезжать гости, расспрашивать и поздравлять; что без гостей пойдут
невеселые разговоры, а может быть, и чтение книг, не совсем для нее понятных, и что целый день надо будет все сидеть с женихом, таким умным и начитанным, ученым, как его называли, и думать о том, чтоб не сказать какой-нибудь глупости и не прогневить маменьки…
Мужики неподвижны, точно комья земли; головы подняты кверху,
невесёлые глаза смотрят в лицо Егора, молча двигаются сухие губы, как бы творя неслышно молитву, иные сжались, обняв ноги руками и выгнув спины, человека два-три устало раскинулись на дне иссохшего ручья и смотрят в небо, слушая Егорову речь. Неподвижность и молчание связывают человечьи тела в одну силу с немою землею, в одну груду родящего
жизнь вещества.
При том же стремлении к строгому знанию, по самому складу
жизни в Казани, Москве или Петербурге, нельзя было так устроить свою студенческую
жизнь — в интересах чисто научных — как в тихих"Ливонских Афинах", где некутящего молодого человека, ушедшего из корпорации, ничто не отвлекало от обихода, ограниченного университетом с его клиниками, кабинетами, библиотекой — и
невеселого, но бодрящего и целомудренного одиночества в дешевой, студенческой мансарде.
Графине думалось, что граф, в душе которого она успела тронуть им самим забытые струны любви к ближнему, сам найдет в их гармонических звуках себе утешение в далеко
невеселой, одинокой своей
жизни.
— Зачем врать! Чай, и впрямь
жизнь ее среди нечисти была
невеселая…
Весь день я был свободен: гулял, если позволяла скверная ноябрьская погода, или читал в своей комнате: все свои книги, а их было множество, Норден любезно предоставил в мое распоряжение, и это вначале было одной из величайших радостей моей
невеселой и однообразной
жизни.