Неточные совпадения
Выступил тут вперед один из граждан и, желая подслужиться, сказал, что припасена у него за пазухой деревянного
дела пушечка малая на колесцах и гороху сушеного запасец
небольшой. Обрадовался бригадир этой забаве несказанно, сел на лужок и начал из пушечки стрелять. Стреляли долго, даже умучились, а до обеда все еще много времени остается.
На другой
день поехали наперерез и, по счастью, встретили по дороге пастуха. Стали его спрашивать, кто он таков и зачем по пустым местам шатается, и нет ли в том шатании умысла. Пастух сначала оробел, но потом во всем повинился. Тогда его обыскали и нашли хлеба ломоть
небольшой да лоскуток от онуч.
Удержалось у него тысячонок десяток, запрятанных про черный
день, да дюжины две голландских рубашек, да
небольшая бричка, в какой ездят холостяки, да два крепостных человека, кучер Селифан и лакей Петрушка, да таможенные чиновники, движимые сердечною добротою, оставили ему пять или шесть кусков мыла для сбережения свежести щек — вот и все.
Чичиков подвинулся к пресному пирогу с яйцом и, съевши тут же с
небольшим половину, похвалил его. И в самом
деле, пирог сам по себе был вкусен, а после всей возни и проделок со старухой показался еще вкуснее.
Одна очень любезная дама, — которая приехала вовсе не с тем чтобы танцевать, по причине приключившегося, как сама выразилась,
небольшого инкомодите [Инкомодитé (от фр. l’incommоdité) — здесь: нездоровье.] в виде горошинки на правой ноге, вследствие чего должна была даже надеть плисовые сапоги, — не вытерпела, однако же, и сделала несколько кругов в плисовых сапогах, для того именно, чтобы почтмейстерша не забрала в самом
деле слишком много себе в голову.
В таком состоянии пробыл он, наконец, весь
день; не ел, не пил, и глаза его не отрывались ни на час от
небольшого окошка на улицу.
Из толпы узких,
небольших и обыкновенных голов высовывал свое толстое лицо мясник, наблюдал весь процесс с видом знатока и разговаривал односложными словами с оружейным мастером, которого называл кумом, потому что в праздничный
день напивался с ним в одном шинке.
Она вздрогнула, откинулась, замерла; потом резко вскочила с головокружительно падающим сердцем, вспыхнув неудержимыми слезами вдохновенного потрясения. «Секрет» в это время огибал
небольшой мыс, держась к берегу углом левого борта; негромкая музыка лилась в голубом
дне с белой палубы под огнем алого шелка; музыка ритмических переливов, переданных не совсем удачно известными всем словами...
Месяца три назад хозяйственные
дела молодой матери были совсем плохи. Из денег, оставленных Лонгреном, добрая половина ушла на лечение после трудных родов, на заботы о здоровье новорожденной; наконец потеря
небольшой, но необходимой для жизни суммы заставила Мери попросить в долг денег у Меннерса. Меннерс держал трактир, лавку и считался состоятельным человеком.
— Нынешняя молодежь больно хитра стала, — заметил Базаров и тоже засмеялся. — Прощайте, — заговорил он опять после
небольшого молчания. — Желаю вам окончить это
дело самым приятным образом; а я издали порадуюсь.
Неделю тому назад, в
небольшой приходской церкви, тихо и почти без свидетелей, состоялись две свадьбы: Аркадия с Катей и Николая Петровича с Фенечкой; а в самый тот
день Николай Петрович давал прощальный обед своему брату, который отправлялся по
делам в Москву.
Новости следовали одна за другой с
небольшими перерывами, и казалось, что с каждым
днем тюрьма становится все более шумной; заключенные перекликались между собой ликующими голосами, на прогулках Корнев кричал свои новости в окна, и надзиратели не мешали ему, только один раз начальник тюрьмы лишил Корнева прогулок на три
дня. Этот беспокойный человек, наконец, встряхнул Самгина, простучав...
На другой
день, в
небольшом собрании на квартире одного из членов Союза, Клим Иванович докладывал о своей поездке.
Но Нехаева как-то внезапно устала, на щеках ее, подкрашенных морозом, остались только розоватые пятна, глаза потускнели, она мечтательно заговорила о том, что жить всей душой возможно только в Париже, что зиму эту она должна бы провести в Швейцарии, но ей пришлось приехать в Петербург по скучному
делу о
небольшом наследстве.
Однако он прежде всего погрузил на
дно чемодана весь свой литературный материал, потом в особый ящик поместил эскизы карандашом и кистью пейзажей, портретов и т. п., захватил краски, кисти, палитру, чтобы устроить в деревне
небольшую мастерскую, на случай если роман не пойдет на лад.
— Тебе шестнадцатый год, — продолжал опекун, — пора о
деле подумать, а ты до сих пор, как я вижу, еще не подумал, по какой части пойдешь в университете и в службе. По военной трудно: у тебя
небольшое состояние, а служить ты по своей фамилии должен в гвардии.
— Нет, не имеет. Я
небольшой юрист. Адвокат противной стороны, разумеется, знал бы, как этим документом воспользоваться, и извлек бы из него всю пользу; но Алексей Никанорович находил положительно, что это письмо, будучи предъявлено, не имело бы большого юридического значения, так что
дело Версилова могло бы быть все-таки выиграно. Скорее же этот документ представляет, так сказать,
дело совести…
Прошло
дня два: в это время дано было знать японцам, что нам нужно место на берегу и провизия. Провизии они прислали
небольшое количество в подарок, а о месте объявили, что не смеют дать его без разрешения из Едо.
И в воображении его из-за всех впечатлений нынешнего
дня с необыкновенной живостью возникло прекрасное лицо второго мертвого арестанта с улыбающимся выражением губ, строгим выражением лба и
небольшим крепким ухом под бритым синеющим черепом.
Оказалось, что
дело об этом замежевании велось с
небольшими перерывами целых сто лет, и истцы успели два раза умереть и два раза родиться.
Привалов шел за Василием Назарычем через целый ряд
небольших комнат, убранных согласно указаниям моды последних
дней. Дорогая мягкая мебель, ковры, бронза, шелковые драпировки на окнах и дверях — все дышало роскошью, которая невольно бросалась в глаза после скромной обстановки кабинета. В
небольшой голубой гостиной стояла новенькая рояль Беккера; это было новинкой для Привалова, и он с любопытством взглянул на кучку нот, лежавших на пюпитре.
Еще со вчерашнего
дня погода начала хмуриться. Барометр стоял на 756 при — 10°. Небо было покрыто тучами. Около 10 часов утра пошел
небольшой снег, продолжавшийся до полудня.
На реке Гага, как раз против притока Ада, в 5 км от моря, есть теплый ключ. Окружающая его порода — диабаз. Здесь, собственно говоря, два ключа: горячий и холодный. Оба они имеют выходы на
дне небольшого водоема, длина которого равна 2 м, ширина 5 м и глубина 0,6 м. Со
дна с шипением выделяется сероводород. Температура воды +28,1°; на поверхности земли, около резервуара, была +12°. Температура воздуха +7,5°С.
Случилось как-то раз, что в его комнате нужно было сделать
небольшой ремонт: исправить печь и побелить стены. Я сказал ему, чтобы он
дня на два перебрался ко мне в кабинет, а затем, когда комната будет готова, он снова в нее вернется.
От устья Билимбе до Конора — 12 км по прямой линии. В этот
день, несмотря на хорошую погоду, нам удалось пройти немного. На бивак мы стали около
небольшой речки Сюригчи. Нижняя часть ее заболочена, а верхняя покрыта гарью. Здесь был когда-то хороший лес. Недавнее наводнение размывало оба берега речки.
Сегодня первый
день осени (1 сентября). После полудня мы оставили реку Сяо-Кему и перешли на Такему. Расстояние это
небольшое — всего только 7 км при хорошей тропе, проложенной параллельно берегу моря.
По
дну длинных балок, прорезывающих террасы в направлении, перпендикулярном к линии тальвега долины, текут
небольшие извилистые ручейки. Около их устьев кустарники прерываются, и их места занимают тростники и обыкновенная полынь саженной высоты, оспаривающие друг у друга открытые и сухие места.
Дальше в этот
день мы не пошли; выбрав
небольшой островок, мы залезли в самую чащу и там уютно устроились на биваке.
Небольшие стаи то и
дело перелетывали и носились над водою, а от выстрела поднимались такие тучи, что охотник невольно хватался одной рукой за шапку и протяжно говорил: фу-у!
А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный
день, когда береза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе, когда низкое солнце уж не греет, но блестит ярче летнего,
небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять голой, изморозь еще белеет на
дне долин, а свежий ветер тихонько шевелит и гонит упавшие покоробленные листья, — когда по реке радостно мчатся синие волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток; вдали мельница стучит, полузакрытая вербами, и, пестрея в светлом воздухе, голуби быстро кружатся над ней…
Небольшое сельцо Колотовка, принадлежавшее некогда помещице, за лихой и бойкий нрав прозванной в околотке Стрыганихой (настоящее имя ее осталось неизвестным), а ныне состоящее за каким-то петербургским немцем, лежит на скате голого холма, сверху донизу рассеченного страшным оврагом, который, зияя как бездна, вьется, разрытый и размытый, по самой середине улицы и пуще реки, — через реку можно по крайней мере навести мост, —
разделяет обе стороны бедной деревушки.
По его словам, если после большого ненастья нет ветра и сразу появится солнце, то в этот
день к вечеру надо снова ждать
небольшого дождя. От сырой земли, пригретой солнечными лучами, начинают подыматься обильные испарения. Достигая верхних слоев атмосферы, пар конденсируется и падает обратно на землю мелким дождем.
Я полагал, что
дело окончится
небольшим дождем, и, убаюканный этой мыслью, заснул. Сколько я спал, не помню. Проснулся я оттого, что кто-то меня будил. Я открыл глаза, передо мной стоял Мурзин.
Наибольшая глубина его равна 10 м. Этот медленный процесс заполнения озера песком и илом продолжается и теперь. Вследствие мелководья оно очень бурное.
Небольшое волнение уже достигает
дна, поэтому прибой создается не только у берегов, но и посредине.
На следующий
день мы выступили из Иолайзы довольно рано. Путеводной нитью нам служила
небольшая тропка. Сначала она шла по горам с левой стороны Фудзина, а затем, миновав
небольшой болотистый лесок, снова спустилась в долину. Размытая почва, галечниковые отмели и ямы — все это указывало на то, что река часто выходит из берегов и затопляет долину.
За этот
день мы так устали, как не уставали за все время путешествия. Люди растянулись и шли вразброд. До железной дороги оставалось 2 км, но это
небольшое расстояние далось нам хуже 20 в начале путешествия. Собрав последние остатки сил, мы потащились к станции, но, не дойдя до нее каких-нибудь 200–300 шагов, сели отдыхать на шпалы. Проходившие мимо рабочие удивились тому, что мы отдыхаем так близко от станции. Один мастеровой даже пошутил.
В этот
день на Тютихе пришли Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков. Их путь до фанзы Тадянза [Да-дянь-цзы — обширное пастбище.] лежал сначала по Тадушу, а затем по левому ее притоку, Цимухе. Последняя состоит из 2 речек, разделенных между собой
небольшой возвышенностью, поросшей мелким лесом и кустарником. Одна речка течет с севера, другая — с востока.
На другой
день эта часть разговора, — ведь это был лишь
небольшой эпизод в разговоре, шедшем вообще вовсе не о том, а обо всяких других предметах, — эта часть вчерашнего разговора продолжалась таким образом...
В четверг было Гамлетовское испытание по Саксону Грамматику. После того на несколько
дней Марья Алексевна дает себе некоторый (
небольшой) отдых в надзоре.
— Скажите, — заговорила Ася после
небольшого молчания, в течение которого какие-то тени пробежали у ней по лицу, уже успевшему побледнеть, — вам очень нравилась та дама… Вы помните, брат пил ее здоровье в развалине, на второй
день нашего знакомства?
Крестьянин подъехал на
небольшой комяге с женой, спросил нас, в чем
дело, и, заметив: «Ну, что же? Ну, заткнуть дыру, да, благословясь, и в путь. Что тут киснуть? Ты вот для того что татарин, так ничего и не умеешь сделать», — взошел на дощаник.
— Я имею к вам, генерал,
небольшую просьбу. Если вам меня нужно, не посылайте, пожалуйста, ни квартальных, ни жандармов, они пугают, шумят, особенно вечером. За что же больная жена моя будет больше всех наказана в
деле будочника?
Из этого вышла сцена, кончившаяся тем, что неверный любовник снял со стены арапник; советница, видя его намерение, пустилась бежать; он — за ней, небрежно одетый в один халат; нагнав ее на
небольшой площади, где учили обыкновенно батальон, он вытянул раза три ревнивую советницу арапником и спокойно отправился домой, как будто сделал
дело.
Дело было неприятное: найти в Лондоне в два часа ночи комнату, особенно в такой части города, не легко. Я вспомнил об
небольшом французском ресторане и отправился туда.
Итак, наконец затворничество родительского дома пало. Я был au large; [на просторе (фр.).] вместо одиночества в нашей
небольшой комнате, вместо тихих и полускрываемых свиданий с одним Огаревым — шумная семья в семьсот голов окружила меня. В ней я больше оклиматился в две недели, чем в родительском доме с самого
дня рождения.
Она была вдова, и я еще помню ее мужа; он был
небольшого роста, седенький старичок, пивший тайком от княгини настойки и наливки, ничем не занимавшийся путным в доме и привыкнувший к безусловной покорности жене, против которой иногда возмущался на словах, особенно после наливок, но никогда на
деле.
Для характеристики этого
дела и всех подобных в России я приведу две
небольшие подробности, которые у меня особенно остались в памяти.
По несчастию, «атрибут» зверства, разврата и неистовства с дворовыми и крестьянами является «беспременнее» правдивости и чести у нашего дворянства, Конечно,
небольшая кучка образованных помещиков не дерутся с утра до ночи со своими людьми, не секут всякий
день, да и то между ними бывают «Пеночкины», остальные недалеко ушли еще от Салтычихи и американских плантаторов.
…Грустно сидели мы вечером того
дня, в который я был в III Отделении, за
небольшим столом — малютка играл на нем своими игрушками, мы говорили мало; вдруг кто-то так рванул звонок, что мы поневоле вздрогнули. Матвей бросился отворять дверь, и через секунду влетел в комнату жандармский офицер, гремя саблей, гремя шпорами, и начал отборными словами извиняться перед моей женой: «Он не мог думать, не подозревал, не предполагал, что дама, что дети, чрезвычайно неприятно…»
В 1827 я привез с собою Плутарха и Шиллера; рано утром уходил я в лес, в чащу, как можно дальше, там ложился под дерево и, воображая, что это богемские леса, читал сам себе вслух; тем не меньше еще плотина, которую я делал на
небольшом ручье с помощью одного дворового мальчика, меня очень занимала, и я в
день десять раз бегал ее осматривать и поправлять.