Неточные совпадения
В этой конурке он приладил к стене узенькую трехногую
кровать, накрыв ее
небольшим подобием тюфяка, убитым и плоским, как блин, и, может быть, так же замаслившимся, как блин, который удалось ему вытребовать у хозяина гостиницы.
Пузатый комод и на нем трюмо в форме лиры, три неуклюжих стула, старенькое на низких ножках кресло у стола, под окном, — вот и вся обстановка комнаты. Оклеенные белыми обоями стены холодны и голы, только против
кровати — темный квадрат
небольшой фотографии: гладкое, как пустота, море, корма баркаса и на ней, обнявшись, стоят Лидия с Алиной.
Самгин оглядывался. Комната была обставлена, как в дорогом отеле, треть ее отделялась темно-синей драпировкой, за нею — широкая
кровать, оттуда доносился очень сильный запах духов. Два открытых окна выходили в
небольшой старый сад, ограниченный стеною, сплошь покрытой плющом, вершины деревьев поднимались на высоту окон, сладковато пахучая сырость втекала в комнату, в ней было сумрачно и душно. И в духоте этой извивался тонкий, бабий голосок, вычерчивая словесные узоры...
Простая
кровать с большим занавесом, тонкое бумажное одеяло и одна подушка. Потом диван, ковер на полу, круглый стол перед диваном, другой маленький письменный у окна, покрытый клеенкой, на котором, однако же, не было признаков письма,
небольшое старинное зеркало и простой шкаф с платьями.
Комната, в которой я очутился, была
небольшой, весьма нехитро меблированный нумер обыкновенного петербургского шамбр-гарни средней руки. Сам Ламберт был, впрочем, превосходно и богато одет. На полу валялись два чемодана, наполовину лишь разобранные. Угол комнаты был загорожен ширмами, закрывавшими
кровать.
В
небольшой чистой комнате этой с картинами видов Венеции и зеркалом между двух окон была поставлена чистая пружинная
кровать и столик с графином воды, спичками и гасилкой.
Между окнами стоял
небольшой письменный стол, у внутренней стены простенькая железная
кровать под белым чехлом, ночной столик, этажерка с книгами в углу, на окнах цветы, — вообще вся обстановка смахивала на монастырскую келью и понравилась Привалову своей простотой.
В этой
небольшой комнате помещалась
кровать его с пологом, письменный стол, диван, шкаф с книгами и пр., пр.
Тут была маленькая проходная комната вроде передней, где стоял большой платяной шкаф, умывальный столик с большим медным тазом и медным же рукомойником с подъемным стержнем;
небольшой столик с привинченной к нему швейной подушечкой и
кровать рыжей келейницы, закрытая ватным кашемировым одеялом.
За ширмами стояла полуторная
кровать игуменьи с прекрасным замшевым матрацем, ночной столик,
небольшой шкаф с книгами и два мягкие кресла; а по другую сторону ширм помещался богатый образник с несколькими лампадами, горевшими перед фамильными образами в дорогих ризах; письменный стол, обитый зеленым сафьяном с вытисненными по углам золотыми арфами, кушетка, две горки с хрусталем и несколько кресел.
Жилище батарейного командира, которое указал ему часовой, был
небольшой 2-х этажный домик со входом с двора. В одном из окон, залепленном бумагой, светился слабый огонек свечки. Денщик сидел на крыльце и курил трубку. Он пошел доложить батарейному командиру и ввел Володю в комнату. В комнате между двух окон, под разбитым зеркалом, стоял стол, заваленный казенными бумагами, несколько стульев и железная
кровать с чистой постелью и маленьким ковриком около нее.
Комната была просторная. В ней было несколько
кроватей, очень широких, с белыми подушками. В одном только месте стоял
небольшой столик у
кровати, и в разных местах — несколько стульев. На одной стене висела большая картина, на которой фигура «Свободы» подымала свой факел, а рядом — литографии, на которых были изображены пятисвечники и еврейские скрижали. Такие картины Матвей видел у себя на Волыни и подумал, что это Борк привез в Америку с собою.
Прямо против дверей стояла высокая
кровать с штофным пологом; кругом ее, на
небольших скамейках, сидели Власьевна и несколько ближних сенных девушек; одни перенизывали дорогие монисты из крупных бурмитских зерен, другие разноцветными шелками и золотом вышивали в пяльцах.
Меблировка этой комнаты состояла из
небольшого круглого столика,
кровати с дешевыми ситцевыми занавесами, какого-то исторического комода, на котором было выцарапано: Beuharnais, Oginsky, Podwysocky, Ian nalit wody w zban, [Богарне, Огиньский, Подвысоцкий, Ян налил воды в жбан (польск.).] и многое множество других исторических и неисторических имен, более или менее удачно и тщательно произведенных гвоздем и рукою скучавшего и, вероятно, нищенствовавшего жильца.
Пройдя через две
небольшие комнаты, хозяйка отворила потихоньку дверь в светлый и даже с некоторой роскошью убранный покой. На высокой
кровати, с ситцевым пологом, сидел, облокотясь одной рукой на столик, поставленный у самого изголовья, бледный и худой, как тень, Рославлев. Подле него старик, с седою бородою, читал с большим вниманием толстую книгу в черном кожаном переплете. В ту самую минуту, как Зарецкой показался в дверях, старик произнес вполголоса: «Житие преподобного отца нашего…»
Больная не заметила, что Полина вошла к ней в комнату. Облокотясь одной рукой на подушки, она сидела, задумавшись, на
кровати; перед ней на
небольшом столике стояла зажженная свеча, лежал до половины исписанный почтовый лист бумаги, сургуч и все, что нужно для письма.
Тюремщик отворил дубовую дверь, окованную железом, и они вошли в просторную комнату с одним окном. В ней стояли две
кровати,
небольшой стол и несколько стульев. На одном из них сидел человек лет за тридцать, в синем сюртуке. Лицо его было бледно, усталость и совершенное изнурение сил ясно изображались на впалых щеках его; но взор его был спокоен и все черты лица выражали какое-то ледяное равнодушие и даже бесчувственность.
Вошел опять немой и, дав нам знак рукою идти за ним, провел через сени в
небольшую горенку, в которой стояла
кровать и накрытый стол.
Это была маленькая комнатка, выходившая своим единственным окном на улицу; в углу, у самой двери, стояла
небольшая железная
кровать, пред окном помещался большой стол, около него два старых деревянных стула — и только. На стене висел отцветший портрет Гаврилы Степаныча.
Белый некрашеный пол, пожелтевший потолок, неуклюжий старинный диван у одной стены, пред ним раскинутый ломберный стол с остывшим самоваром, крошками белого хлеба и недопитым стаканом чаю, в котором плавали окурки папирос; в углу
небольшая железная
кровать с засаленной подушкой и какой-то сермягой вместо одеяла, несколько сборных дешевых стульев и длинный белый сосновый стол у окна.
Небольшая приказчичья комната; на задней стене дверь, налево в углу
кровать, направо шкаф; на левой стене окно, подле окна стол, у стола стул; подле правой стены конторка и деревянная табуретка; подле
кровати гитара; на столе и конторке книги и бумаги.
Напротив самой постели стояло зеркало с комодом, на комоде стояли в футляре часы, две склянки с духами, маленький портфель для писем, колокольчик, гипсовый амур, грозящий пальчиком, и много еще различных кабинетных вещей; у окна стояли вольтеровские кресла и
небольшой столик, оклеенный вырезным деревом, а у противоположной стены помещалась
кровать Наденьки, покрытая шелковым одеялом и тоже с батист-декосовыми подушками.
В
небольших каморках было по четыре и по пяти
кроватей; зимой, когда больных не выпускали в сад и все окна за железными решетками бывали наглухо заперты, в больнице становилось невыносимо душно.
Деревянная
кровать и
небольшой столик составляли всю меблировку.
Комнатка
небольшая, жара, этта, духота, мухи, да какие-то клейкие; в углу киотище необыкновенный, с древнейшими образами; ризы на них тусклые да дутые; маслом так и разит, да еще какою-то специей; на
кровати два пуховика; подушку пошевелишь, а из-под нее таракан бежит… я уж со скуки чаю до невероятности напился — просто беда!
Над
кроватью висел
небольшой портрет покойной жены Петра Петровича, умершей назад тому четыре года.
Узенькая деревянная постель с тощим тюфяком, ночной столик у
кровати,
небольшой шкаф для платья и глиняный рукомойник, — вот и все, что здесь имелось.
Кровать заменена диваном с подъемною подушкой, пред диваном у изголовья
небольшой круглый столик, в стороне две этажерки с книгами.
Спать легли весьма немногие из нас, остальные же, большая половина класса, разместились на
кроватях небольшими группами.
Если бы Яков Иванов был гробовщиком в губернском городе, то, наверное, он имел бы собственный дом и звали бы его Яковом Матвеичем; здесь же в городишке звали его просто Яковом, уличное прозвище у него было почему-то — Бронза, а жил он бедно, как простой мужик, в
небольшой старой избе, где была одна только комната, и в этой комнате помещались он, Марфа, печь, двухспальная
кровать, гробы, верстак и все хозяйство.
Длинная, как и столовая, комната с выстроенными рядами постелями, примыкающими изголовьями одна к другой, была освещена газовыми рожками. Между
кроватями было
небольшое пространство, где помещались ночные шкапики и табуреты.
Он нащупал в потемках ступени и дверь и вошел в переднюю флигеля, затем ощупью пробрался в
небольшой коридор и зажег спичку. Тут не было ни души. Стояла чья-то
кровать без постели да темнела в углу чугунная печка. Печати на двери, ведущей в комнату узника, были целы.
Спальня эта была довольно большой комнатой, помещавшейся в глубине дома, невдалеке от спальни отца и матери, с двумя окнами, выходившими в сад, завешанными белыми шторами. Сальная свеча, стоявшая на комоде, полуосвещала ее, оставляя темными углы. Обставлена она была массивною мебелью в белоснежных чехлах, такая же белоснежная
кровать стояла у одной из стен,
небольшой письменный стол и этажерка с книгами и разными безделушками — подарками баловника-отца, довершали ее убранство.
Близ
кровати небольшой образ без оклада Божьей Матери с Предвечным Младенцем и порхающими над ними ангелами, писанный художнической кистью.
Из петровских построек до сих пор уцелели во всей их неприкосновенности домик «Марли», или «Mon bijoux», как называли его в то время. Домик этот построен по плану существующего в окрестностях Берлина. В Марли теперь хранятся вещи, принадлежавшие Петру, здесь его халат, подаренный персидским шахом,
кровать с занавесками и одеялом, стол его работы с грифельной доской, бюро,
небольшой ящик, где сохраняются собранные им часы, кружки с девятью вкладным стаканами, присланные царю китайским богдыханом.
Комната была побольше его кабинета, в два окна, смотрела гораздо веселее от светлых обоев с букетцами. Весь правый угол занят был
кроватью с целой горой подушек. Налево, на
небольшом рабочем столике, стояла дешевенькая лампа под розовым абажуром. Она бросала на все полутаинственный, полунарядный свет. Мебели было довольно: и кушетка, и шкап, и туалет, и пяльцы, и этажерочка, и комод, с разными коробочками и баночками: все это разношерстное, но не убогое. На окнах висели кисейные гардины.
Это была
небольшая, уютная комната в два окна, все стены которой были обтянуты розовой шелковой материей. Изящная будуарная мебель обита шелком такого же цвета; белые драпри на окнах и белый полог над пышной
кроватью довершали обстановку, не говоря уже о дорогих туалетных принадлежностях и других безделушках, украшавших туалетный стол, на котором возвышалось огромное, зеркало.
Деревянный, некрашенный стол, такая же скамья и деревянная же
кровать с жестким матрасом, покрытым одеялом из солдатского сукна, и с одной
небольшой подушкой составляли всю меблировку этой камеры для привилегированных.
У самой
кровати, заставленной резной ширмочкой, висела довольно низко
небольшая картина, завешанная какой-то темной материей.
У стены, около двери комнаты, убранство которой дополняли несколько разнокалиберных легких стульев, железная
кровать с убогой постелью и
небольшой комод, на котором красовалась шелковая шляпа-цилиндр, стояла в почтительной позе высокая худая старуха с хищным выражением лица — квартирная хозяйка, известная между ее жильцами под именем «Савишны».
Он лишился чувств, очнулся он в узкой высокой комнате со сводчатым потолком и одним глубоким
небольшим окном с железною решеткою; яркие солнечные лучи освещали скромную обстановку этого незнакомого ему жилища: деревянную скамью, несколько табуретов, стол, аналой, стоявший в переднем углу под иконостасом со множеством образов, озаренных едва заметным при дневном свете огоньком лампады, и, наконец, деревянную жесткую
кровать, на которой он лежал.
Убранство маленькой комнаты, служившей кельей, было более чем просто:
кровать, стол и несколько стульев из окрашенного в черную краску дерева и такой же угольник с киотом, в котором находилось распятие и несколько образов — вот все, что служило мебелью этого уголка красавицы-послушницы. У окна, впрочем, стояли
небольшие пяльцы с начатым вышиваньем шерстью.
Она лежала раздетая на двухспальной
кровати, занимавшей добрую половину
небольшой комнаты, служившей спальней супругам Галочкиным.
Она пересела еще раз, и еще; потом прилегла впоперек
кровати и снова привстала и, улыбнувшись на две лежащие на полу подушки, вспрыгнула и тихо в ту же минуту насупила брови. На верхней подушке, по самой середине была
небольшая ложбинка, как будто бы здесь кто лежал головою. В самом верху над этой запавшей ложбинкой, в том месте, где на мертвецком венце нарисован спаситель, сидел серый ночной мотылек. Он сидел, высоко приподнявшись на тоненьких ножках, и то поднимал, то опускал свои крылышки.
В нашем доме за счет квартирантов открывается
небольшой лазарет, на пятнадцать
кроватей; я, конечно, тоже вношу свою лепту.