Неточные совпадения
Выйдя
на намывную полосу прибоя, я повернул к биваку. Слева от меня было море, окрашенное в нежнофиолетовые тона, а справа — темный лес. Остроконечные вершины елей зубчатым гребнем резко вырисовывались
на фоне зари, затканной в золото и пурпур. Волны с рокотом набегали
на берег, разбрасывая пену по
камням. Картина была удивительно красивая. Несмотря
на то, что я весь вымок и чрезвычайно устал, я все же сел
на плавник и стал любоваться природой. Хотелось виденное запечатлеть в своем мозгу
на всю жизнь.
Струя света падала
на ее белокурую головку, заливала ее всю, но, несмотря
на это, она как-то слабо выделялась
на фоне серого
камня странным и маленьким туманным пятнышком, которое, казалось, вот-вот расплывется и исчезнет.
Две струи света резко лились сверху, выделяясь полосами
на темном
фоне подземелья; свет этот проходил в два окна, одно из которых я видел в полу склепа, другое, подальше, очевидно, было пристроено таким же образом; лучи солнца проникали сюда не прямо, а прежде отражались от стен старых гробниц; они разливались в сыром воздухе подземелья, падали
на каменные плиты пола, отражались и наполняли все подземелье тусклыми отблесками; стены тоже были сложены из
камня; большие широкие колонны массивно вздымались снизу и, раскинув во все стороны свои каменные дуги, крепко смыкались кверху сводчатым потолком.
У стены, заросшей виноградом,
на камнях, как
на жертвеннике, стоял ящик, а из него поднималась эта голова, и, четко выступая
на фоне зелени, притягивало к себе взгляд прохожего желтое, покрытое морщинами, скуластое лицо, таращились, вылезая из орбит и надолго вклеиваясь в память всякого, кто их видел, тупые глаза, вздрагивал широкий, приплюснутый нос, двигались непомерно развитые скулы и челюсти, шевелились дряблые губы, открывая два ряда хищных зубов, и, как бы живя своей отдельной жизнью, торчали большие, чуткие, звериные уши — эту страшную маску прикрывала шапка черных волос, завитых в мелкие кольца, точно волосы негра.
Фон Корен, скрестив руки и поставив одну ногу
на камень, стоял
на берегу около самой воды и о чем-то думал.
— Будто бы? — холодно спросил
фон Корен, выбрав себе самый большой
камень около воды и стараясь взобраться
на него и сесть. — Будто бы? — повторил он, глядя в упор
на Лаевского. — А Ромео и Джульетта? А, например, Украинская ночь Пушкина? Природа должна прийти и в ножки поклониться.
Повозка стояла
на гребне холма. Дорога шла
на запад. Сзади, за нами,
на светлеющем
фоне востока, вырисовывалась скалистая масса, покрытая лесом; громадный
камень, точно поднятый палец, торчал кверху. Чертов лог казался близехонько.
Справа, совсем близко, высятся окутанные дымкой тумана передовые острова. Вот Порто-Санте, вот голый
камень, точно маяк, выдвинутый из океана, вот еще островок, и наконец вырисовывается
на ярко-голубом
фоне лазуревого неба темное пятно высокого острова. Это остров Мадера.
Морской берег ночью! Темные силуэты скал слабо проектируются
на фоне звездного неба. Прибрежные утесы, деревья
на них, большие
камни около самой воды — все приняло одну неопределенную темную окраску. Вода черная, как смоль, кажется глубокой бездной. Горизонт исчез — в нескольких шагах от лодки море сливается с небом. Звезды разом отражаются в воде, колеблются, уходят вглубь и как будто снова всплывают
на поверхность. В воздухе вспыхивают едва уловимые зарницы. При такой обстановке все кажется таинственным.