Неточные совпадения
Университетский вопрос был очень важным событием в эту зиму в Москве. Три старые профессора в совете не приняли мнения молодых; молодые подали отдельное мнение. Мнение это, по суждению одних, было ужасное, по суждению других, было самое простое и справедливое мнение, и профессора разделились
на две партии.
С соболезнованием рассказывал он, как велика необразованность соседей помещиков; как мало думают они о своих подвластных; как они даже смеялись, когда он старался изъяснить, как необходимо для хозяйства устроенье письменной конторы, контор комиссии и даже комитетов, чтобы тем предохранить всякие кражи и всякая вещь была бы известна, чтобы писарь, управитель и бухгалтер образовались бы не как-нибудь, но оканчивали бы
университетское воспитанье; как, несмотря
на все убеждения, он не мог убедить помещиков в том, что какая бы выгода была их имениям, если бы каждый крестьянин был воспитан так, чтобы, идя за плугом, мог читать в то же время книгу о громовых отводах.
— Сядемте, — предложил Клим, любуясь оживлением постояльца, внимательно присматриваясь к нему и находя, что Митрофанов одновременно похож
на регистратора в окружном суде,
на кассира в магазине «Мюр и Мерилиз», одного из метр-д-отелей в ресторане «Прага»,
на университетского педеля и еще
на многих обыкновеннейших людей.
— Я во Пскове буду жить. Столицы,
университетские города, конечно, запрещены мне. Поживу во Пскове до осени — в Полтаву буду проситься. Сюда меня
на две недели пустили, обязан ежедневно являться в полицию. Ну, а ты — как живешь? Помнится, тебя марксизм не удовлетворял?
— И этого вполне достаточно, чтоб лишить вас права прохождения
университетского курса и выслать из Москвы
на родину под надзор полиции.
Штольц был немец только вполовину, по отцу: мать его была русская; веру он исповедовал православную; природная речь его была русская: он учился ей у матери и из книг, в
университетской аудитории и в играх с деревенскими мальчишками, в толках с их отцами и
на московских базарах. Немецкий же язык он наследовал от отца да из книг.
Однажды, воротясь домой, он нашел у себя два письма, одно от Татьяны Марковны Бережковой, другое от
университетского товарища своего, учителя гимназии
на родине его, Леонтья Козлова.
— Оставь шутки, Лиза. Один умный человек выразился
на днях, что во всем этом прогрессивном движении нашем за последние двадцать лет мы прежде всего доказали, что грязно необразованны. Тут, конечно, и про наших
университетских было сказано.
Судебный пристав этот был честный человек,
университетского образования, но не мог нигде удержаться
на месте, потому что пил запоем. Три месяца тому назад одна графиня, покровительница его жены, устроила ему это место, и он до сих пор держался
на нем и радовался этому.
Впрочем, «Москвитянин» выражал преимущественно
университетскую, доктринерскую партию славянофилов. Партию эту можно назвать не только
университетской, но и отчасти правительственной. Это большая новость в русской литературе. У нас рабство или молчит, берет взятки и плохо знает грамоту, или, пренебрегая прозой, берет аккорды
на верноподданнической лире.
И заметьте, что это отрешение от мира сего вовсе не ограничивалось
университетским курсом и двумя-тремя годами юности. Лучшие люди круга Станкевича умерли; другие остались, какими были, до нынешнего дня. Бойцом и нищим пал, изнуренный трудом и страданиями, Белинский. Проповедуя науку и гуманность, умер, идучи
на свою кафедру, Грановский. Боткин не сделался в самом деле купцом… Никто из них не отличился по службе.
Когда мы входили
на университетский двор, я посмотрел
на моего барона: пухленькие щечки его были очень бледны, и вообще ему было плохо.
Утром один студент политического отделения почувствовал дурноту,
на другой день он умер в
университетской больнице. Мы бросились смотреть его тело. Он исхудал, как в длинную болезнь, глаза ввалились, черты были искажены; возле него лежал сторож, занемогший в ночь.
Малов тихо сошел с кафедры и, съежившись, стал пробираться к дверям; аудитория — за ним, его проводили по
университетскому двору
на улицу и бросили вслед за ним его калоши.
Мы были уж очень не дети; в 1842 году мне стукнуло тридцать лет; мы слишком хорошо знали, куда нас вела наша деятельность, но шли. Не опрометчиво, но обдуманно продолжали мы наш путь с тем успокоенным, ровным шагом, к которому приучил нас опыт и семейная жизнь. Это не значило, что мы состарелись, нет, мы были в то же время юны, и оттого одни, выходя
на университетскую кафедру, другие, печатая статьи или издавая газету, каждый день подвергались аресту, отставке, ссылке.
Мы собрались из всех отделений
на большой
университетский двор; что-то трогательное было в этой толпящейся молодежи, которой велено было расстаться перед заразой.
Жена рыдала
на коленях у кровати возле покойника; добрый, милый молодой человек из
университетских товарищей, ходивший последнее время за ним, суетился, отодвигал стол с лекарствами, поднимал сторы… я вышел вон,
на дворе было морозно и светло, восходящее солнце ярко светило
на снег, точно будто сделалось что-нибудь хорошее; я отправился заказывать гроб.
Едва я успел в аудитории пять или шесть раз в лицах представить студентам суд и расправу
университетского сената, как вдруг в начале лекции явился инспектор, русской службы майор и французский танцмейстер, с унтер-офицером и с приказом в руке — меня взять и свести в карцер. Часть студентов пошла провожать,
на дворе тоже толпилась молодежь; видно, меня не первого вели, когда мы проходили, все махали фуражками, руками;
университетские солдаты двигали их назад, студенты не шли.
Я с ранних лет должен был бороться с воззрением всего, окружавшего меня, я делал оппозицию в детской, потому что старшие наши, наши деды были не Фоллены, а помещики и сенаторы. Выходя из нее, я с той же запальчивостью бросился в другой бой и, только что кончил
университетский курс, был уже в тюрьме, потом в ссылке. Наука
на этом переломилась, тут представилось иное изучение — изучение мира несчастного, с одной стороны, грязного — с другой.
Через семь лет Мишанка кончил
университетский курс первым кандидатом и был послан
на казенный счет за границу. Очевидно, в недальнем будущем его ожидала профессура. Мисанка, конечно, отстал, однако ж и он успел-таки, почти одновременно, кончить курс в гимназии, но в университет не дерзнул, а поступил
на службу в губернское правление.
Об отцовском имении мы не поминали, потому что оно, сравнительно, представляло небольшую часть общего достояния и притом всецело предназначалось старшему брату Порфирию (я в детстве его почти не знал, потому что он в это время воспитывался в московском
университетском пансионе, а оттуда прямо поступил
на службу); прочие же дети должны были ждать награды от матушки.
Через месяца полтора я получил бумагу, что могу для поселения выбрать какой-нибудь не
университетский город
на юге России.
И этот лозунг стал боевым кличем во всех студенческих выступлениях. Особенно грозно прозвучал он в Московском университете в 1905 году, когда студенчество слилось с рабочими в
университетских аудиториях, открывшихся тогда впервые для народных сходок. Здесь этот лозунг сверкал и в речах и
на знаменах и исчез только тогда, когда исчезло самодержавие.
Третий дом
на этой улице, не попавший в руки купечества, заканчивает правую сторону Большой Дмитровки, выходя и
на бульвар. В конце XVIII века дом этот выстроил ротмистр Талызин, а в 1818 году его вдова продала дом Московскому университету. Ровно сто лет, с 1818 по 1918 год, в нем помещалась
университетская типография, где сто лет печатались «Московские ведомости».
Устав окончательно скрутил студенчество. Пошли петиции, были сходки, но все это не выходило из
университетских стен. «Московские ведомости», правительственная газета, поддерживавшая реакцию, обрушились
на студентов рядом статей в защиту нового устава, и первый выход студентов
на улицу был вызван этой газетой.
Сказав таким образом о заблуждениях и о продерзостях людей наглых и злодеев, желая, елико нам возможно, пособием господним, о котором дело здесь, предупредить и наложить узду всем и каждому, церковным и светским нашей области подданным и вне пределов оныя торгующим, какого бы они звания и состояния ни были, — сим каждому повелеваем, чтобы никакое сочинение, в какой бы науке, художестве или знании ни было, с греческого, латинского или другого языка переводимо не было
на немецкий язык или уже переведенное, с переменою токмо заглавия или чего другого, не было раздаваемо или продаваемо явно или скрытно, прямо или посторонним образом, если до печатания или после печатания до издания в свет не будет иметь отверстого дозволения
на печатание или издание в свет от любезных нам светлейших и благородных докторов и магистров
университетских, а именно: во граде нашем Майнце — от Иоганна Бертрама де Наумбурха в касающемся до богословии, от Александра Дидриха в законоучении, от Феодорика де Мешедя во врачебной науке, от Андрея Елера во словесности, избранных для сего в городе нашем Ерфурте докторов и магистров.
Потом дана была аудиенция Слободзиньскому,
на которой молодому человеку, между прочим, было велено следить за его
университетскими товарищами и обо всем писать в Париж патеру Кракувке, rue St.-Sulpice, [Улица Сен-Сюльпис (франц.).] № б, для передачи Ярошиньскому.
Здесь вдова-камергерша Мерева, ее внучка, которой Помада когда-то читал чистописание и которая нынче уже выходит замуж за генерала; внук камергерши, в гусарском мундире, с золотушным шрамом, выходящим
на щеку из-под левой челюсти; Алексей Павлович Зарницын в вицмундире и с крестом за введение мирового положения о крестьянах, и, наконец, брат Евгении Петровны, Ипполит Петрович Гловацкий, которого некогда с такими усилиями старались отратовать от тяжелой ответственности, грозившей ему по
университетскому делу.
По диванам и козеткам довольно обширной квартиры Райнера расселились: 1) студент Лукьян Прорвич, молодой человек, недовольный
университетскими порядками и желавший утверждения в обществе коммунистических начал, безбрачия и вообще естественной жизни; 2) Неофит Кусицын, студент, окончивший курс, — маленький, вострорыленький, гнусливый человек, лишенный средств совладать с своим самолюбием, также поставивший себе обязанностью написать свое имя в ряду первых поборников естественной жизни; 3) Феофан Котырло, то, что поляки характеристично называют wielke nic, [Букв.: великое ничто (польск.).] — человек, не умеющий ничего понимать иначе, как понимает Кусицын, а впрочем, тоже коммунист и естественник; 4) лекарь Сулима, человек без занятий и без определенного направления, но с непреодолимым влечением к бездействию и покою; лицом черен, глаза словно две маслины; 5) Никон Ревякин, уволенный из духовного ведомства иподиакон, умеющий везде пристроиваться
на чужой счет и почитаемый неповрежденным типом широкой русской натуры; искателен и не прочь действовать исподтишка против лучшего из своих благодетелей; 6) Емельян Бочаров, толстый белокурый студент, способный
на все и ничего не делающий; из всех его способностей более других разрабатывается им способность противоречить себе
на каждом шагу и не считаться деньгами, и 7) Авдотья Григорьевна Быстрова, двадцатилетняя девица, не знающая, что ей делать, но полная презрения к обыкновенному труду.
Сусанна росла недовольною Коринной у одной своей тетки, а Вениамин, обличавший в своем характере некоторую весьма раннюю нетерпимость, получал от родительницы каждое первое число по двадцати рублей и жил с некоторыми военными людьми в одном казенном заведении. Он оттуда каким-то образом умел приходить
на университетские лекции, но к матери являлся только раз в месяц. Да, впрочем, и сама мать стеснялась его посещениями.
Неопровержимостью своих мнений, уверенностью тона, дидактичностью изложения он так же отнимал волю у бедной Любки и парализовал ее душу, как иногда во время
университетских собраний или
на массовках он влиял
на робкие и застенчивые умы новичков.
— Ну, скажем, содержанки или жены, — равнодушно возразил Кербеш и покрутил в руках серебряный портсигар с монограммами и фигурками. — Я решительно ничего не могу для вас сделать… по крайней мере сейчас. Если вы желаете
на ней жениться, представьте соответствующее разрешение своего
университетского начальства. Если же вы берете
на содержание, то подумайте, какая же тут логика? Вы берете девушку из дома разврата для того, чтобы жить с ней в развратном сожительстве.
— Извольте-с. Я готов дать соответствующее по сему предмету предписание. (Я звоню;
на мой призыв прибегает мой главный подчиненный.) Ваше превосходительство! потрудитесь сделать надлежащее распоряжение о допущении русских дам к слушанию
университетских курсов! Итак, сударыни, по надлежащем и всестороннем обсуждении, ваше желание удовлетворено; но я надеюсь, что вы воспользуетесь данным вам разрешением не для того, чтобы сеять семена революций, а для того, чтобы оправдать доброе мнение об вас начальства.
С блестящими способностями, с счастливой наружностью в молодые годы, с
университетским образованием, он кончил тем, что доживал свои дни в страшной глуши,
на копеечном жалованье.
Вольноопределяющийся Фокин, с
университетским значком
на груди, стоит перед унтер-офицером в почтительной позе. Но его молодые серые глаза искрятся веселой насмешкой.
— Ну да, — положим, что вы уж женаты, — перебил князь, — и тогда где вы будете жить? — продолжал он, конечно, здесь, по вашим средствам… но в таком случае, поздравляю вас, теперь вы только еще, что называется, соскочили с
университетской сковородки: у вас прекрасное направление, много мыслей, много сведений, но, много через два — три года, вы все это растеряете, обленитесь, опошлеете в этой глуши, мой милый юноша — поверьте мне, и потом вздумалось бы вам съездить, например, в Петербург, в Москву, чтоб освежить себя — и того вам сделать будет не
на что: все деньжонки уйдут
на родины, крестины,
на мамок,
на нянек,
на то, чтоб ваша жена явилась не хуже другой одетою, чтоб квартирка была хоть сколько-нибудь прилично убрана.
Молодой вице-губернатор, еще
на университетских скамейках, по устройству собственного сердца своего, чувствовал всегда большую симпатию к проведению бесстрастной идеи государства, с возможным отпором всех домогательств сословных и частных.
Еще к большему удивлению моему, Оперов играл
на скрипке, другой из занимавшихся с нами студентов играл
на виолончели и фортепьяно, и оба играли в
университетском оркестре, порядочно знали музыку и ценили хорошую.
Газета помещалась
на углу Большой Дмитровки и Страстного бульвара и печаталась в огромной
университетской типографии, в которой дела шли блестяще, была даже школа наборщиков.
Аничков был особенным ее почитателем и счел за счастие исполнить просьбу Софьи Николавны, то есть взять
на свои руки обоих ее братьев и поместить их в
университетский благородный пансион, что и сделал усердно и точно.
Он не обратил ни малейшего внимания
на тот факт, что старые законы искусства, продолжая существовать в учебниках и преподаваться с гимназических и
университетских кафедр давно уж, однако, потеряли святыню неприкосновенности в литературе и в публике.
Мы встречались с Марией Николаевной
на заседаниях Общества российской словесности, в маленьком круглом зале углового
университетского здания, у ворот.
— Всему этому я могу учить; вот диплом мой
на звание гувернантки! — проговорила Елена и подала было купчихе свой
университетский аттестат.
Воспитанникам, назначенным в студенты, не произвели обыкновенных экзаменов, ни гимназических, ни
университетских, а, напротив, все это время употребили
на продолжение ученья, приготовительного для слушанья
университетских лекций; не знаю, почему Григорий Иваныч, за несколько дней до акта, отправил меня
на вакацию, и мы с Евсеичем уехали в Старое Аксаково, Симбирской губернии, где тогда жило все мое семейство.
Видя, что мальчику в доме житье плохое, отец отвез его по девятому году в Москву и поместил в
университетскую гимназию
на казенное содержание.
Университетская жизнь текла прежним порядком; прибавилось еще два профессора немца, один русский адъюнкт по медицинской части, Каменский, с замечательным даром слова, и новый адъюнкт-профессор российской словесности, Городчанинов, человек бездарный и отсталый, точь-в-точь похожий
на известного профессора Г-го или К-ва, некогда обучавших благородное российское юношество.
Милый дед, как странно меняется, как обманывает жизнь! Сегодня от скуки, от нечего делать, я взял в руки вот эту книгу — старые
университетские лекции, и мне стало смешно… Боже мой, я секретарь земской управы, той управы, где председательствует Протопопов, я секретарь, и самое большее,
на что я могу надеяться, — это быть членом земской управы! Мне быть членом здешней земской управы, мне, которому снится каждую ночь, что я профессор Московского университета, знаменитый ученый, которым гордится русская земля!
Благодаря короткому знакомству, какое существует между всеми
университетскими швейцарами и сторожами, ему известно все, что происходит
на четырех факультетах, в канцелярии, в кабинете ректора, в библиотеке.
Вообще ветхость
университетских построек, мрачность коридоров, копоть стен, недостаток света, унылый вид ступеней, вешалок и скамей в истории русского пессимизма занимают одно из первых мест
на ряду причин предрасполагающих…
Я посмотрел
на нее и забыл
на время оперативную хирургию, одиночество, мой негодный
университетский груз, забыл все решительно из-за красоты девочки.