Неточные совпадения
На ней хорошо сидел матерчатый шелковый капот бледного цвета; тонкая небольшая кисть руки ее что-то бросила поспешно
на стол и сжала батистовый платок с вышитыми
уголками.
Гремят отдвинутые стулья;
Толпа в гостиную валит:
Так пчел из лакомого улья
На ниву шумный рой летит.
Довольный праздничным обедом
Сосед сопит перед соседом;
Подсели дамы к камельку;
Девицы шепчут в
уголку;
Столы зеленые раскрыты:
Зовут задорных игроков
Бостон и ломбер стариков,
И вист, доныне знаменитый,
Однообразная семья,
Все жадной скуки сыновья.
Положимте, что так.
Блажен, кто верует, тепло ему
на свете! —
Ах! боже мой! ужли я здесь опять,
В Москве! у вас! да как же вас узнать!
Где время то? где возраст тот невинный,
Когда, бывало, в вечер длинный
Мы с вами явимся, исчезнем тут и там,
Играем и шумим по стульям и
столам.
А тут ваш батюшка с мадамой, за пикетом;
Мы в темном
уголке, и кажется, что в этом!
Вы помните? вздрогнём, что скрипнет столик,
дверь…
Она, как тень, неслышно «домовничает» в своем
уголку, перебирая спицы чулка. Перед ней, через сосновый крашеный
стол,
на высоком деревянном табурете сидела девочка от восьми до десяти лет и тоже вязала чулок, держа его высоко, так что спицы поминутно высовывались выше головы.
На виду красовались старинные саксонские чашки, пастушки, маркизы, китайские уродцы, бочкообразные чайники, сахарницы, тяжелые ложки. Кругленькие стулья, с медными ободочками и с деревянной мозаикой
столы, столики жались по уютным
уголкам.
Весь дом был в страшном переполохе; все лица были бледны и испуганы. Зося тихонько рыдала у изголовья умирающего отца. Хина была какими-то судьбами тут же, и не успел Ляховский испустить последнего вздоха, как она уже обшарила все
уголки в кабинете и перерыла все бумаги
на письменном
столе.
В девичьей ей отводили место в
уголку у
стола,
на котором горел сальный огарок.
Я и теперь так помню эту книгу, как будто она не сходила с моего
стола; даже наружность ее так врезалась в моей памяти, что я точно гляжу
на нее и вижу чернильные пятна
на многих страницах, протертые пальцем места и завернувшиеся
уголки некоторых листов.
В самом деле, у нее был свой
уголок с стоящими
на окнах лимонными и апельсинными деревцами, которые она сама вырастила из семечек; у нее был готовый
стол; воспитанницы любили ее, начальство ею дорожило — чего еще надо сиротке?
Жизнь мальчика катилась вперед, как шар под уклон. Будучи его учителем, тетка была и товарищем его игр. Приходила Люба Маякина, и при них старуха весело превращалась в такое же дитя, как и они. Играли в прятки, в жмурки; детям было смешно и приятно видеть, как Анфиса с завязанными платком глазами, разведя широко руки, осторожно выступала по комнате и все-таки натыкалась
на стулья и
столы, или как она, ища их, лазала по разным укромным
уголкам, приговаривая...
Кручинина (садится у
стола). Какое злодейство, какое злодейство! Я тоскую об сыне, убиваюсь; меня уверяют, что он умер; я обливаюсь слезами, бегу далеко, ищу по свету
уголка, где бы забыть свое горе, а он манит меня ручонками и кличет: мама, мама! Какое злодейство! (Рыдая, опускает голову
на стол.)
Отойдя в
уголок, оборотясь спиною к присутствующим и закусив с аппетитом, он воротился к конторщику, поставил
на стол блюдечко, зная цену, вынул десять копеек серебром и положил
на прилавок монетку, ловя взгляды конторщика, чтоб указать ему: «что вот, дескать, монетка лежит; один расстегайчик» и т. д.
Потом, — заглянув, впрочем, сначала за перегородку в каморку Петрушки, своего камердинера, и уверившись, что в ней нет Петрушки, —
на цыпочках подошел к
столу, отпер в нем один ящик, пошарил в самом заднем
уголку этого ящика, вынул, наконец, из-под старых пожелтевших бумаг и кой-какой дряни зеленый истертый бумажник, открыл его осторожно, — и бережно и с наслаждением заглянул в самый дальний, потаенный карман его.
Вскоре русские офицеры отправились целой гурьбой
на набережную, где среди большого темного сада сияло своими освещенными окнами большое здание лучшего отеля в Гонолулу. Высокий горбоносый француз, хозяин гостиницы, один из тех прошедших огонь и воду и перепробовавших всякие профессии авантюристов, которых можно встретить в самых дальних
уголках света, любезно приветствуя тороватых моряков, ввел их в большую, ярко освещенную общую залу и просил занять большой
стол.
Воротившись домой, пили чай. В углу залы был большой круглый
стол,
на нем лампа с очень большим абажуром, — тот
уголок не раз был зарисован художниками. Перешли в этот
уголок. Софья Андреевна раскладывала пасьянс… Спутник наш, земец Г., сходил в прихожую и преподнес Толстому полный комплект вышедших номеров журнала «Освобождение», в то время начавшего издаваться за границей под редакцией П. Б. Струве.
Пирожков осмотрелся. Он стоял у камина, в небольшом, довольно высоком кабинете, кругом установленном шкапами с книгами. Все смотрело необычно удобно и размеренно в этой комнате.
На свободном куске одной из боковых стен висело несколько портретов. За письменным узким
столом, видимо деланным по вкусу хозяина, помещался род шкапчика с перегородками для разных бумаг. Комната дышала уютом тихого рабочего
уголка, но мало походила
на кабинет адвоката-дельца.
Массивная мебель, громадных размеров шкафы по стенам, наполненные фолиантами и папками с разного рода деловыми надписями, грандиозный письменный
стол, стоявший по середине, и толстый ковер, сплошь покрывший пол комнаты, делали ее, несмотря
на ее размеры, деловито-уютным
уголком.
Все в этой комнате указывало
на заботливую любящую отцовскую руку, которая, с помощью колоссальных богатств, могла устроить в далекой сибирской тайге такой комфортабельный
уголок, украсив его произведениями не только центральной России, но и Западной Европы. Картины, принадлежащие кисти нескольких лучших художников, украшали стены комнаты, оклеенной дорогими пунцовыми обоями. С потолка спускалась изящная лампа; другая,
на художественной фарфоровой подставке, украшала письменный
стол.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8-м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем
уголке и
на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег
на спину, заложив руки под-голову. Он приятно размышлял о том, что на-днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда-то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.