В зале, куда вышел он принять на этот раз Николая Всеволодовича (в другие разы прогуливавшегося,
на правах родственника, по всему дому невозбранно), воспитанный Алеша Телятников, чиновник, а вместе с тем и домашний у губернатора человек, распечатывал в углу у стола пакеты; а в следующей комнате, у ближайшего к дверям залы окна, поместился один заезжий, толстый и здоровый полковник, друг и бывший сослуживец Ивана Осиповича, и читал «Голос», разумеется не обращая никакого внимания на то, что происходило в зале; даже и сидел спиной.
Неточные совпадения
— Далее: дело по иску
родственников купца Потапова, осужденного
на поселение за принадлежность к секте хлыстов. Имущество осужденного конфисковано частично в пользу казны.
Право на него моей почтенной доверительницы недостаточно обосновано, но она обещала представить еще один документ. Здесь, мне кажется, доверительница заинтересована не имущественно, а, так сказать, гуманитарно, и, если не ошибаюсь, цель ее — добиться пересмотра дела. Впрочем, вы сами увидите…
Появившись, она проводила со мною весь тот день, ревизовала мое белье, платье, разъезжала со мной
на Кузнецкий и в город, покупала мне необходимые вещи, устроивала, одним словом, все мое приданое до последнего сундучка и перочинного ножика; при этом все время шипела
на меня, бранила меня, корила меня, экзаменовала меня, представляла мне в пример других фантастических каких-то мальчиков, ее знакомых и
родственников, которые будто бы все были лучше меня, и,
право, даже щипала меня, а толкала положительно, даже несколько раз, и больно.
— Конечно, —
на это есть суд, и вы, разумеется, в этом не виноваты. Суд разберет, имела ли Ольга Сергеевна
право лишить, по своему завещанию, одну дочь законного наследства из родового отцовского имения. Но теперь дело и не в этом. Теперь я пришел к вам только затем, чтобы просить вас от имени Лизаветы Егоровны, как ее
родственника и богатого капиталиста, ссудить ее, до раздела, небольшою суммою.
— Конечно, мне все равно, — продолжал учитель. — Но я вам должен сказать, что в возрасте семнадцати лет молодой человек не имеет почти никаких личных и общественных
прав. Он не может вступать в брак. Векселя, им подписанные, ни во что не считаются. И даже в солдаты он не годится: требуется восемнадцатилетний возраст. В вашем же положении вы находитесь
на попечении родителей,
родственников, или опекунов, или какого-нибудь общественного учреждения.
— Ставрогин, — начала хозяйка, — до вас тут кричали сейчас о
правах семейства, — вот этот офицер (она кивнула
на родственника своего, майора). И, уж конечно, не я стану вас беспокоить таким старым вздором, давно порешенным. Но откуда, однако, могли взяться
права и обязанности семейства в смысле того предрассудка, в котором теперь представляются? Вот вопрос. Ваше мнение?
Гурмыжская. Нет, не
родственник. Но разве одни
родственники имеют
право на наше сострадание? Все люди нам ближние. Господа, разве я для себя живу? Все, что я имею, все мои деньги принадлежат бедным…
В числе других строгостей находилось постановление, чтобы переписка воспитанников с родителями и
родственниками производилась через надзирателей: каждый ученик должен был отдать незапечатанное письмо, для отправки
на почту, своему комнатному надзирателю, и он имел
право прочесть письмо, если воспитанник не пользовался его доверенностью.
На это обе девицы объявили, что они еще не хотят замуж; но Хозаров, по
правам близкого
родственника, обещал, как делалось это в старину, выдать их насильно и уморительно описал эту сцену, как повезет он их с связанными руками в церковь венчать.
Всех жуковских ребят, которые знали грамоте, отвозили в Москву и отдавали там только в официанты и коридорные (как из села, что по ту сторону, отдавали только в булочники), и так повелось давно, еще в крепостное
право, когда какой-то Лука Иваныч, жуковский крестьянин, теперь уже легендарный, служивший буфетчиком в одном из московских клубов, принимал к себе
на службу только своих земляков, а эти, входя в силу, выписывали своих
родственников и определяли их в трактиры и рестораны; и с того времени деревня Жуково иначе уже не называлась у окрестных жителей, как Хамская или Холуевка.
Древнеиндийская медицина была в этом отношении пряма и жестоко искренна: она имела дело только с излечимыми больными, неизлечимый не имел
права лечиться;
родственники отводили его
на берег Ганга, забивали ему нос и рот священным илом и бросали в реку…
Этим уже дворовые люди были страшно недовольны, потому что они своим «отвесным хлебом» делились со своими
родственниками, голодавшими
на деревне, и это составляло их священное
право «помогать
на деревню».
— «Зная… ваши с моим
родственником» (взглянув
на подпись, с изумлением): Паткуль
родственник? Висельник! изменник!
право, забавно! «Русскому войску… 17/29 нынешнего месяца… в Гуммельсгофе…» Что это за сказки? Об русских в Лифляндии перестали и поминать. Едва ли не ушли они в Россию. Чего ему хочется?
— Милый друг, — ответил ему граф тоном старшего
родственника, — скажи мне откровенно, разве ты когда-нибудь думал серьезно о своих сословных
правах? Пользовался ты своим именем и происхождением, чтобы там,
на месте, в уезде, играть общественную роль?.. Конечно, нет.