Неточные совпадения
То направлял он прогулку свою по плоской вершине возвышений, в виду расстилавшихся внизу долин, по которым повсюду оставались еще большие озера от разлития воды; или же вступал в овраги, где едва начинавшие убираться листьями дерева отягчены птичьими гнездами, — оглушенный карканьем ворон, разговорами галок и граньями грачей, перекрестными летаньями, помрачавшими небо; или же спускался вниз к поемным местам и разорванным плотинам — глядеть, как
с оглушительным
шумом неслась повергаться вода
на мельничные колеса; или же пробирался дале к пристани, откуда неслись, вместе
с течью воды, первые суда, нагруженные горохом, овсом, ячменем и пшеницей; или отправлялся в
поля на первые весенние работы глядеть, как свежая орань черной полосою проходила по зелени, или же как ловкий сеятель бросал из горсти семена ровно, метко, ни зернышка не передавши
на ту или другую сторону.
Но наше северное лето,
Карикатура южных зим,
Мелькнет и нет: известно это,
Хоть мы признаться не хотим.
Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным
шумом обнажалась,
Ложился
на поля туман,
Гусей крикливых караван
Тянулся к югу: приближалась
Довольно скучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора.
Вставая
с первыми лучами,
Теперь она в
поля спешит
И, умиленными очами
Их озирая, говорит:
«Простите, мирные долины,
И вы, знакомых гор вершины,
И вы, знакомые леса;
Прости, небесная краса,
Прости, веселая природа;
Меняю милый, тихий свет
На шум блистательных сует…
Прости ж и ты, моя свобода!
Куда, зачем стремлюся я?
Что мне сулит судьба моя...
Вдруг он переступил осторожно через порог, бережно притворил за собой дверь, подошел к столу, подождал
с минуту, — все это время не спуская
с него глаз, — и тихо, без
шуму, сел
на стул подле дивана; шляпу поставил сбоку,
на полу, а обеими руками оперся
на трость, опустив
на руки подбородок.
Вот она заговорила, но в топоте и
шуме голосов ее голос был не слышен, а круг снова разрывался, люди, отлетая в сторону, шлепались
на пол с мягким звуком, точно подушки, и лежали неподвижно; некоторые, отскакивая, вертелись одиноко и парами, но все падали один за другим или, протянув руки вперед, точно слепцы, пошатываясь, отходили в сторону и там тоже бессильно валились
с ног, точно подрубленные.
Неясные, почти неуловимые ухом звуки наполняли сонный воздух;
шум от
полета ночной птицы, падения снега
с ветки
на ветку, шелест колеблемой легким дуновением слабого ветерка засохшей былинки — все это вместе не могло нарушить тишины, царившей в природе.
Дело пошло в сенат. Сенат решил, к общему удивлению, довольно близко к здравому смыслу. Наломанный камень оставить помещику, считая ему его в вознаграждение за помятые
поля. Деньги, истраченные казной
на ломку и работу, до ста тысяч ассигнациями, взыскать
с подписавших контракт о работах. Подписавшиеся были: князь Голицын, Филарет и Кушников. Разумеется — крик,
шум. Дело довели до государя.
Когда же у самого их жилища раздается выстрел — поднимается все летучее население болота и окружает охотника, наполняя воздух различным криком и писком своих голосов и
шумом своих
полетов; только одни самки или самцы, сидящие
на яйцах, не слетают
с них до тех пор, пока опасность не дойдет до крайности.
Пигалица имеет особенные, кругловатые крылья и машет ими довольно редко, производя необыкновенный, глухой
шум; летает, поворачиваясь
с боку
на бок, а иногда и в самом деле совсем перевертывается
на воздухе: этот
полет принадлежит исключительно пигалицам.
— Гаршнеп обыкновенно очень смирен, вылетает из-под ног у охотника или из-под носа у собаки после долгой стойки без малейшего
шума и летит, если хотите, довольно прямо, то есть не бросается то в ту, то в другую сторону, как бекас; но
полет его как-то неверен, неровен, похож
на порханье бабочки, что, вместе
с малым объемом его тела, придает стрельбе гаршнепов гораздо более трудности, чем стрельбе дупелей, особенно в ветреное время.
Когда кулички-воробьи целою стаей перелетают
с места
на место,
полетом резвым, но без всякого
шума, то бывает слышен слабый, короткий и хриповатый, но в то же время необыкновенно мелодический и приятный писк.
Отец мой спросил: сколько людей
на десятине? не тяжело ли им? и, получив в ответ, что «тяжеленько, да как же быть, рожь сильна, прихватим вечера…» — сказал: «Так жните
с богом…» — и в одну минуту засверкали серпы, горсти ржи замелькали над головами работников, и
шум от резки жесткой соломы еще звучнее, сильнее разнесся по всему
полю.
На поля зефиры мчатся
И опять летят
с полей;
Шумом их слова твердятся:
Heт, здесь нет твоих друзей.
В пол-аршина от лица Ромашова лежали ее ноги, скрещенные одна
на другую, две маленькие ножки в низких туфлях и в черных чулках,
с каким-то стрельчатым белым узором.
С отуманенной головой,
с шумом в ушах, Ромашов вдруг крепко прижался зубами к этому живому, упругому, холодному, сквозь чулок, телу.
Книги
с шумом посыпались
на пол.
Ветер, казавшийся слабым в
поле, здесь был весьма силен и порывист; мост качало, и волны,
с шумом ударяясь о бревна и разрезаясь
на якорях и канатах, заливали доски.
Грянул гром и, заглушая людской
шум, торжественно, царственно прокатился в воздухе. Испуганный конь оторвался от коновязи и мчится
с веревкой в
поле; тщетно преследует его крестьянин. А дождь так и сыплет, так и сечет, все чаще и чаще, и дробит в кровли и окна сильнее и сильнее. Беленькая ручка боязливо высовывает
на балкон предмет нежных забот — цветы.
Слышу гвалт,
шум и вопли около жандарма, которого поднимают сторожа. Один
с фонарем. Я переползаю под вагоном
на противоположную сторону, взглядываю наверх и вижу, что надо мной вагон
с быками, боковые двери которого заложены брусьями… Моментально, пользуясь темнотой, проползаю между брусьями в вагон, пробираюсь между быков — их оказалось в вагоне только пять — в задний угол вагона, забираю у них сено, снимаю пальто, посыпаю
на него сено и, так замаскировавшись, ложусь
на пол в углу…
В соседнем покое к ним присоединилось пятеро других казаков; двое по рукам и ногам связанных слуг лежали
на полу. Сойдя
с лестницы, они пошли вслед за Шалонским к развалинам церкви. Когда они проходили мимо служб, то, несмотря
на глубокую тишину, ими наблюдаемую,
шум от их шагов пробудил нескольких слуг; в двух или трех местах народ зашевелился и растворились окна.
При устьях впадающих речек и ручьев всегда держится мелкая рыбешка, а около нее держатся все породы хищных рыб: щуки, жерихи, судаки, окуни и даже головли, которые, несмотря
на свою нехищную, по-видимому, породу очень охотно глотают маленьких рыбок. В глубоких ямах, выбиваемых паденьем
полой воды под вешняками или скрынями, всегда водится много крупной рыбы. Под
шумом воды, падающей
с мельничных колес, также всегда стоит рыба, хотя и не так крупная.
Фома любил смотреть, когда моют палубу: засучив штаны по колени, матросы, со швабрами и щетками в руках, ловко бегают по палубе,
поливают ее водой из ведер, брызгают друг
на друга, смеются, кричат, падают, — всюду текут струи воды, и живой
шум людей сливается
с ее веселым плеском.
Вот я стою один в
поле и смотрю вверх
на жаворонка, который повис в воздухе
на одном месте и залился, точно в истерике, а сам думаю: «Хорошо бы теперь поесть хлеба
с маслом!» Или вот сажусь у дороги и закрываю глаза, чтобы отдохнуть, прислушаться к этому чудесному майскому
шуму, и мне припоминается, как пахнет горячий картофель.
Ночь делалась темнее и темнее; и Ольга, ухватясь за своего друга,
с ужасом кидала взоры
на дальний монастырь, внимая гулу и воплям, разносимым по
полю возрастающим ветром; вдруг
шум колес и топот лошадиный послышались по дороге; они постепенно приближались и вскоре подъехал к нашим странникам мужик в пустой телеге; он ехал рысью, правил стоя и пел какую-то нескладную песню.
Павел не решался играть ни в бостончик, ни в банк, говоря, что он ненавидит карты. Михайло Николаич от скуки принялся было возиться
с Костей
на полу, но и это запретил приехавший доктор, говоря, что
шум вреден для больной. Масурову сделалось невыносимо скучно, так что он вышел в гостиную и лег
на диван. Павлу, который обыкновенно очень мало говорил
с зятем, наконец сделалось жаль его; он вышел к нему.
Пока прикручивали Петра, в дверях кабака послышался страшный
шум; в то же время
на пороге показалось несколько мужиков, державших Антона; ухватив старика кто за что успел, они тащили его по
полу с такою яростью, что даже не замечали, как голова несчастного, висевшая набок, стукалась оземь.
На земле жилось нелегко, и поэтому я очень любил небо. Бывало, летом, ночами, я уходил в
поле, ложился
на землю вверх лицом, и казалось мне, что от каждой звезды до меня — до сердца моего — спускается золотой луч, связанный множеством их со вселенной, я плаваю вместе
с землей между звезд, как между струн огромной арфы, а тихий
шум ночной жизни земли пел для меня песню о великом счастье жить. Эти благотворные часы слияния души
с миром чудесно очищали сердце от злых впечатлений будничного бытия.
Осип Касьяныч, получив роль, пришел в совершенный азарт; он бросил ее
на пол и начал топтать ногами, произведя при этом случае такой
шум, что проживавшая
с ним сестра подумала, бог знает что случилось, и в большом испуге прибежала к нему.
Он был мой друг. Уж нет таких друзей…
Мир сердцу твоему, мой милый Саша!
Пусть спит оно в земле чужих
полей,
Не тронуто никем, как дружба наша,
В немом кладбище памяти моей.
Ты умер, как и многие, без
шума,
Но
с твердостью. Таинственная дума
Еще блуждала
на челе твоем,
Когда глаза сомкнулись вечным сном;
И то, что ты сказал перед кончиной,
Из слушавших не понял ни единый.
Дверцы отворились, одна за другой
с шумом попадали ступеньки, зашумело женское платье, в затхлую карету ворвался запах жасминных духов, быстрые ножки взбежали по ступенькам, и Анна Федоровна, задев
полой распахнувшегося салопа по ноге графа, молча, но тяжело дыша, опустилась
на сиденье подле него.
Во всю ночь не мог он сомкнуть глаз ни
на минуту. За час перед рассветом послышалось ему, что под
полом что-то шумит. Он встал
с постели, приложил к
полу ухо и долго слышал стук маленьких колес и
шум, как будто множество маленьких людей проходило. Между
шумом этим слышен был также плач женщин и детей и голос министра-Чернушки, который кричал ему...
Тогда он поставил фонарик
на грудь трупа и принялся работать обеими руками, но фонарик его вдруг полетел, дребезжа,
на пол, а сам он вскрикнул и, отскочив назад, повалил незажженные церковные подсвечники, которые покатились
с шумом и грохотом.
A часом позднее, одетые в ситцевые, крестьянские, изрядно помятые рубахи и наскоро перешитые ими штаны, доставшиеся солдатикам после поимки двух австрийских шпионов, простоволосые,
с умышленно растрепанными головами и Бог весть откуда добытыми онучами, Игорь и Милица, стараясь производить возможно менее
шума, извиваясь, как змеи между буграми и холмиками, тянувшимися цепью вплоть до самой деревни, занятой неприятелем, выползли
на поле-пустырь, из-под прикрытья лесной опушки.
Стареть стал, и грусть чаще и чаще
на него находила. Сядет, бывало, в
поле верхом
на бочонок, зачнет, как водится, из ковша
с охотой здравствоваться — вдруг помутится, и ковшик из рук вон. По
полю смех,
шум, гам — тут мигом все стихнет. Побудет этак мало времени — опять просияет князь.
Тррах! И, не выдержав напора, дверь
с шумом распахнулась, и все четверо мальчуганов полетели
на пол как огурцы, высыпавшиеся из мешка.
Я лежал
на копне. В небе теплились звезды;
с поля, из-за кустов, несло широким теплом; в лесу стоял глухой, сонный
шум. Тело, неподвижное и отяжелевшее, как будто стало чужим, мысли в голове мешались, и мешались представления. Стройная осинка, стройная Донька, обе робко и покорно смотрящие в темноту… Милая, милая! Сколько в ней глубокого, несознанного трагизма, и сколько трагизма в этой несознанности!
Царь вскочил
с кресла как ужаленный и глубоко вонзил в
пол острие своего костыля. Шахматный столик
с шумом полетел
на пол. Вяземский бросился поднимать его и подбирать рассыпавшиеся шахматы. Иоанн дрожал всем телом. Гнев, ярость и злоба попеременно отражались
на его лице. Несколько времени он не был в силах произнести слова и лишь немного оправившись прохрипел...
Она не обратила никакого внимания, что наступила
на нескольких женщин, сидевших
на полу, разбила какую-то посуду и сдвинула
с места один из ларчиков. Визг раздавленных, звон посуды и
шум упавшего ларчика был покрыт громким окриком «генеральши».
Он ушел
с фельдшером.
Полил дождь, капли зашумели по листьям деревьев. Ветер рванул в окно и обдал брызгами лежавшую
на столике книжку журнала. Марья Сергеевна заперла окна и дверь
на террасу.
Шум дождя по листьям стал глуше, и теперь было слышно, как дождь барабанил по крыше. Вода струилась по стеклам, зелень деревьев сквозь них мутилась и теряла очертания.