Неточные совпадения
Очень пыльно было в доме, и эта пыльная пустота, обесцвечивая мысли, высасывала их. По комнатам, по двору лениво расхаживала прислуга, Клим смотрел
на нее, как смотрят из окна
вагона на коров вдали, в
полях. Скука заплескивала его, возникая отовсюду, от всех людей, зданий, вещей, от всей массы города, прижавшегося
на берегу тихой, мутной реки. Картины выставки линяли, забывались, как сновидение, и думалось, что их обесцвечивает, поглощает эта маленькая, сизая фигурка царя.
Через час он ехал в санитарном поезде, стоя
на площадке
вагона, глядя
на поля, уставленные палатками — белыми пузырями.
Почти уже садясь в
вагон, он вдруг бросил только что взятый билет
на пол и вышел обратно из воксала, смущенный и задумчивый.
Там, слышишь,
на какой-нибудь новооткрытой дороге столкнулись или провалились
на мосту
вагоны; там, пишут, чуть не зазимовал поезд среди снежного
поля: поехали
на несколько часов, а пять дней простояли в снегу.
Корзина с провизией склонилась в руках ослабевшего человека, сидевшего в углу
вагона, и груши из нее посыпались
на пол. Ближайший сосед поднял их, тихо взял корзину из рук спящего и поставил ее рядом с ним. Потом вошел кондуктор, не будя Матвея, вынул билет из-за ленты его шляпы и
на место билета положил туда же белую картонную марку с номером. Огромный человек крепко спал, сидя, и
на лице его бродила печальная судорога, а порой губы сводило, точно от испуга…
Слышу гвалт, шум и вопли около жандарма, которого поднимают сторожа. Один с фонарем. Я переползаю под
вагоном на противоположную сторону, взглядываю наверх и вижу, что надо мной
вагон с быками, боковые двери которого заложены брусьями… Моментально, пользуясь темнотой, проползаю между брусьями в
вагон, пробираюсь между быков — их оказалось в
вагоне только пять — в задний угол
вагона, забираю у них сено, снимаю пальто, посыпаю
на него сено и, так замаскировавшись, ложусь
на пол в углу…
Третий — влек этот груз
на другой конец сарая, где четвертый, снабженный вместо крючка щипцами, снимал «штуки» с
вагона и опускал их в раскрытые люки газовых печей, устроенных под
полом.
Он устало оглянулся, человек в шапке стоял
на площадке
вагона, к нему, мимо Евсея, шагал Мельников, а Зарубин лежал вниз лицом
на полу и не двигался.
Как будто сразу из
вагона выкачали весь воздух: так трудно стало дышать. Выросшее сердце распирало грудь, становилось поперек горла, металось безумно — кричало в ужасе своим кроваво-полным голосом. А глаза смотрели вниз
на подрагивающий
пол, а уши слушали, как все медленнее вертелись колеса — скользили — опять вертелись — и вдруг стали.
На одной станции его выгрузили из
вагона и долго вели незнакомой дорогой, среди просторных, голых осенних
полей, мимо деревень, пока не привели в незнакомую конюшню и не заперли отдельно, вдали от других лошадей.
Дождь стучал в окна
вагона, было видно только зеленое
поле, мелькали телеграфные столбы да птицы
на проволоках, и радость вдруг перехватила ей дыхание: она вспомнила, что она едет
на волю, едет учиться, а это все равно что когда-то очень давно называлось уходить в казачество.
Высунувшись наружу и глядя назад, я видел, как она, проводив глазами поезд, прошлась по платформе мимо окна, где сидел телеграфист, поправила свои волосы и побежала в сад. Вокзал уж не загораживал запада,
поле было открыто, но солнце уже село, и дым черными клубами стлался по зеленой бархатной озими. Было грустно и в весеннем воздухе, и
на темневшем небе, и в
вагоне.
А потом снова эти ужасные
вагоны III класса — как будто уже десятки, сотни их прошел он, а впереди новые площадки, новые неподатливые двери и цепкие, злые, свирепые ноги. Вот наконец последняя площадка и перед нею темная, глухая стена багажного
вагона, и Юрасов
на минуту замирает, точно перестает существовать совсем. Что-то бежит мимо, что-то грохочет, и покачивается
пол под сгибающимися, дрожащими ногами.
И Юрасов, бледный, печальный, одиноко стоявший
на зыбкой площадке
вагона, тревожно почувствовал эту стихийную необъятную думу, и от прекрасных, молчаливо-загадочных
полей на него повеяло тем же холодом отчуждения, как от людей в
вагоне.
И глаза жадно останавливались
на набитых в
вагоны людях: сколько из них воротится? сколько ляжет трупами
на далеких залитых кровью
полях?
—
На минуточку, — закивал ему прокурор. — Моя еще спит, не просыпалась. Когда она спит, я относительно свободен… Выйти-то из
вагона нельзя, но зато корзинку можно пока
на пол поставить… Хоть за это спасибо. Ах, да! Я вам не говорил? У меня радость!
Пассажиры крепко цеплялись за ручки и перила, чтоб их не оттиснули. Поручик-сапер заглянул в промежуток между
вагонами и увидел, что ведущая в
вагон дверь не заперта. Когда жандарм отвернулся, он быстро вскочил
на буфер, перепрыгнул
на другой и исчез в
вагоне. Высокий военный врач старался поймать сапера за
полы и в негодовании кричал...
Откатывались двери, раненых с трудом втаскивали в высокие, без всяких лестничек,
вагоны и клали
на пол, только что очищенный от навоза.