Неточные совпадения
Молодцоватый кондуктор,
на ходу давая свисток, соскочил, и вслед за ним стали по одному сходить нетерпеливые пассажиры: гвардейский
офицер, держась прямо и строго оглядываясь; вертлявый купчик с сумкой, весело улыбаясь; мужик с мешком через
плечо.
Вдруг, с некоторым шумом, весьма молодцевато и как-то особенно повертывая с каждым шагом
плечами, вошел
офицер, бросил фуражку с кокардой
на стол и сел в кресла.
Сюртук студента, делавший его похожим
на офицера, должно быть, мешал ему расти, и теперь, в «цивильном» костюме, Стратонов необыкновенно увеличился по всем измерениям, стал еще длиннее, шире в
плечах и бедрах, усатое лицо округлилось, даже глаза и рот стали как будто больше. Он подавлял Самгина своим объемом, голосом, неуклюжими движениями циркового борца, и почти не верилось, что этот человек был студентом.
На верхней ступеньке их останавливал
офицер, солдаты преграждали дорогу, скрещивая штыки, но они называли себя депутатами от заводов, и, зябко пожимая
плечом, он уступал им дорогу.
Город уже проснулся, трещит, с недостроенного дома снимают леса, возвращается с работы пожарная команда, измятые, мокрые гасители огня равнодушно смотрят
на людей, которых учат ходить по земле
плечо в
плечо друг с другом, из-за угла выехал верхом
на пестром коне
офицер, за ним, перерезав дорогу пожарным, громыхая железом, поползли небольшие пушки, явились солдаты в железных шлемах и прошла небольшая толпа разнообразно одетых людей, впереди ее чернобородый великан нес икону, а рядом с ним подросток тащил
на плече, как ружье, палку с национальным флагом.
Он дрался
на Каланчевской площади и в Каретном, там ему
офицер плечо прострелил, Мотя спрятала его у меня, а муж…
Солдаты все тагалы. Их, кто говорит, до шести, кто — до девяти тысяч.
Офицеры и унтер-офицеры — испанцы. По всему плацу босые индийские рекруты маршировали повзводно; их вел унтер-офицер, а
офицер, с бамбуковой палкой, как коршун, вился около. Палка действовала неутомимо, удары сыпались то
на голые пятки, то
на плечи, иногда
на затылок провинившегося… Я поскорей уехал.
Мисси сердито нахмурилась, пожала
плечами и обратилась к элегантному
офицеру, который подхватил у нее из рук порожнюю чашку и, цепляя саблей за кресла, мужественно перенес ее
на другой стол.
— Готово? Партия, марш, — крикнул
офицер, не обращая внимания
на Симонсона, и, взявшись за
плечо солдата-кучера, влез в тарантас.
Несколько арестантов, сняв шапки, подошли к конвойному
офицеру, о чем-то прося его. Как потом узнал Нехлюдов, они просились
на подводы. Нехлюдов видел, как конвойный
офицер молча, не глядя
на просителя, затягивался папиросой, и как потом вдруг замахнулся своей короткой рукой
на арестанта, и как тот, втянув бритую голову в
плечи, ожидая удара, отскочил от него.
Предводитель жал
плечами, показывал вид негодования, ужаса и кончил тем, что отозвался об морском
офицере как об отъявленном негодяе, «кладущем тень
на благородное общество новгородского дворянства».
Два
офицера, один в адъютантской шинели, другой в пехотной, но тонкой, и с сумкой через
плечо, сидели около лежанки, и по одному тому, как они смотрели
на других, и как тот, который был с сумкой, курил сигару, видно было, что они не фронтовые пехотные
офицеры, и что они довольны этим.
— Ах, это Козельцов спрашивал, — сказал молодой
офицер: — надо его разбудить. Вставай обедать, — сказал он, подходя к спящему
на диване и толкая его за
плечо.
Бутылка портера уже была выпита, и разговор продолжался уже довольно долго в том же роде, когда полы палатки распахнулись, и из нее выступил невысокий свежий мужчина в синем атласном халате с кисточками, в фуражке с красным околышем и кокардой. Он вышел, поправляя свои черные усики, и, глядя куда-то
на ковер, едва заметным движением
плеча ответил
на поклоны
офицеров.
Однажды в самый жаркий и душный день лета он назначает батальонное учение. Батальон выходит
на него в шинелях через
плечо, с тринадцатифунтовыми винтовками Бердана, с шанцевым инструментом за поясом. Он выводит батальон
на Ходынское поле в двухвзводной колонне, а сам едет сбоку
на белой, как снег, Кабардинке,
офицеры при своих ротах и взводах.
Он же, солдат, и
на верную смерть охотником вызваться готов, и ротного своим телом от пули загородить, и товарища раненого
на плечах из боя вынести, и
офицеру своему под огнем обед притащить, и пленного ратника накормить и обласкать — все ему сподручно.
Адмиральша, Сусанна и майор перешли в квартиру Миропы Дмитриевны и разместились там, как всегда это бывает в минуты катастроф, кто куда попал: адмиральша очутилась сидящей рядом с майором
на диване и только что не склонившею голову
на его
плечо, а Сусанне, севшей вдали от них и бывшей, разумеется, бог знает до чего расстроенною, вдруг почему-то кинулись в глаза чистота, порядок и даже щеголеватость убранства маленьких комнат Миропы Дмитриевны: в зальце, например, круглый стол,
на котором она обыкновенно угощала карабинерных
офицеров чаем, был покрыт чистой коломянковой салфеткой; а про гостиную и говорить нечего: не говоря о разных красивых безделушках, о швейном столике с всевозможными принадлежностями, там виднелось литографическое и разрисованное красками изображение Маврокордато [Маврокордато Александр (1791—1865) — греческий патриот, организатор восстания в Миссолонги (1821).], греческого полководца, скачущего
на коне и с рубящей наотмашь саблей.
Королева Марго лежала
на постели, до подбородка закрывшись одеялом, а рядом с нею, у стены, сидел в одной рубахе, с раскрытой грудью, скрипач-офицер, —
на груди у него тоже был шрам, он лежал красной полосою от правого
плеча к соску и был так ярок, что даже в сумраке я отчетливо видел его.
Человек в цилиндре орет что-то рыдающим голосом,
офицер смотрит
на него и пожимает
плечами, — он должен заместить вагоновожатых своими солдатами, но у него нет приказа бороться с забастовавшими.
Подле одного ярко пылающего костра, прислонив голову к высокому казачьему седлу, лежал
на широком потнике молодой
офицер в белой кавалерийской фуражке; небрежно накинутая
на плеча черкесская бурка не закрывала груди его, украшенной Георгиевским крестом; он наигрывал
на карманном флажолете французской романс: «Jeune Troubadour» [«Юный трубадур».], и, казалось, все внимание его было устремлено
на то, чтоб брать чище и вернее ноты
на этой музыкальной игрушке.
— Нет, — отвечал
офицер, взглянув хладнокровно
на правое
плечо свое, с которого пулею сорвало эполет. — Теперь милости прошу сюда к барьеру! — продолжал он, устремив свой неподвижный взор
на француза.
И, положив руку
на плечо Якова,
офицер сказал...
Бесприютный ничего не ответил, но это не остановило словоохотливого полковника. Повернувшись в свободной и непринужденной позе фамильярничающего начальника к стоящим за ним
офицерам, он сказал, указывая через
плечо на бродягу большим пальцем...
Один за другим, в разных местах длинной колонны, глухо зарокотали барабаны. Солдаты бегом заскакивали в ряды, поправляя
на ходу толчком спины и
плеч ранец и подпрыгивая, чтобы попасть в ногу.
Офицеры, обнажая
на ходу шашки, поспешно отыскивали свои места.
Офицеры шли не в рядах — вольность,
на которую высшее начальство смотрело в походе сквозь пальцы, — а обочиною, с правой стороны дороги. Их белые кителя потемнели от пота
на спинах и
на плечах. Ротные командиры и адъютанты дремали, сгорбившись и распустив поводья,
на своих худых, бракованных лошадях. Каждому хотелось как можно скорее во что бы то ни стало дойти до привала и лечь в тени.
Но мало-помалу и громадного
офицера прорвало; он оживился, заволновался и, уже поддавшись очарованию, вошел в азарт и двигался легко, молодо, а она только поводила
плечами и глядела лукаво, точно она уже была королева, а он раб, и в это время ей казалось, что
на них смотрит вся зала, что все эти люди млеют и завидуют им.
— Что ты все хмуришься, милый папа? — сказал
офицер и с покровительственной лаской положил руку
на плечо Петра Ильича.
Они вышли рядом,
плечо к
плечу. Черкес шел легко, как кошка, слегка приподымаясь
на носках, стройный, гибкий и напряженный. Чепурников рядом с ним казался маленьким и неуклюжим, но во всей фигуре унтер-офицера виднелись упрямство и злая решимость.
— Позвольте, я провожу вас, — сказал он наконец, слегка касаясь указательным пальцем ее
плеча, — а то тут
на улице, вы понимаете, никак невозможно. Вы объясните мне ваше неудовольствие, и, конечно, я приложу всё старание… как
офицер.
Это командует Петр Иваныч, наш лазаретный
офицер, высокий, худой и очень добрый человек. Он так высок, что, обернув глаза в его сторону, я постоянно вижу его голову с редкой длинной бородой и
плечи, хотя носилки несут
на плечах четыре рослые солдата.
Полковник, похлопав купчину по
плечу, с шутливой речью и юркой развязностью гвардейского штаб-офицера ткнул его пальцем в объемистый живот и обещался
на днях же заехать к нему
на дом и поиграть в трынку и посоветоваться насчет предстоявшего выбора в городские головы.
— 26 целковых! — сказал Кузьма и пожал
плечами. — У нас в Качаброве, спроси кого хочешь, строили церкву, так за одни планты было дадено три тыщи — во! Твоих денег и
на гвозди не хватит! По нынешнему времю 26 целковых — раз плюнуть!.. Нынче, брат, купишь чай полтора целковых за фунт и пить не станешь… Сейчас вот, гляди, я курю табак… Мне он годится, потому я мужик, простой человек, а ежели какому
офицеру или студенту…
— Шабаш! — раздался молодой окрик гардемарина, сидевшего
на руле адмиральского катера, и через минуту
на палубу «Коршуна» вошел небольшого роста человек, лет сорока с небольшим, в сюртуке с адмиральскими погонами и с аксельбантами через
плечо, со своим молодым флаг-офицером.
К жаркому разговоры особенно оживились, и его величество уже приятельски похлопывал по
плечу старшего
офицера и приглашал его запросто зайти во Дворец и попробовать хереса, который недавно привезен ему из «Фриско» (С.-Франциско), а дядя-губернатор, сквозь черную кожу которого пробивалось нечто вроде румянца, звал к себе пробовать портвейн, причем уверял, что очень любит русских моряков, и вспоминал одного русского капитана, бывшего в Гонолулу год тому назад
на клипере «Голубчик», который он перекрестил в «Гутчика», причем главную роль в этих воспоминаниях играло чудное вино, которым угощал его капитан.
Адмирал не отрывал глаз от бинокля, направленного
на катер, и нервно вздергивал и быстро двигал
плечами. Положение катера беспокоило его. Ветер крепчал; того и гляди, при малейшей оплошности при повороте катер может перевернуться. Такие же мысли пробежали в голове капитана, и он приказал старшему
офицеру посадить вельботных
на вельбот и немедленно идти к катеру, если что-нибудь случится.
Капитан Любавин был потрясен до глубины души этим порывом. Он положил руку
на плечо своего юного разведчика. Неизъяснимое выражение радостной гордости легло
на его мужественные черты. Он окинул взглядом толпившихся кругом него
офицеров и произнес с глубоким волнением в голосе, обращаясь к Милице...
Иван Ильич негодующе смотрел.
Офицер сорвал с
плеч винтовку и прицелился. Закусив губу, Иван Ильич медленно пошел к ограде.
На шоссе были еще два всадника с винтовками.
Вышли
на террасу. С горы по дороге спускался высокий молодой
офицер с лентою патронов через
плечо, в очень высоких сапогах со шпорами… В руке у него была винтовка, из-за пояса торчали две деревянные ручки ручных гранат.
На горе,
на оранжевом фоне заходившего солнца, чернела казенная двуколка и еще две фигуры с винтовками.
Нам рассказывал это ехавший в нашем поезде мелкий железнодорожный служащий, в фуражке с малиновыми выпушками. Все жадно обступили его, расспрашивали. Впервые мы увидели представителя, осиянного всемирною славою железнодорожного союза, первым поднявшего
на свои
плечи великую октябрьскую забастовку. У него были ясные, молодые глаза. Он с недоумевающей улыбкой говорил о непонимании
офицерами происходящего освободительного движения, рассказывал о стачечных комитетах, о выставленных ими требованиях.
Спросил я одного раненого
офицера, — правда ли, что японцы добивают наших раненых?
Офицер удивленно вскинул
на меня глаза и пожал
плечами.
Накинул
на плечи свой алый башлык и ушел. Кончился день. В огромном темном бараке тускло светилось несколько фонарей, от плохо запиравшихся огромных окон тянуло холодным сквозняком. Больные солдаты спали, закутавшись в шинели. В углу барака, где лежали больные
офицеры, горели у изголовья свечки; одни
офицеры лежа читали, другие разговаривали и играли в карты.
Рассказывались страшные вещи. Где-то под Красноярском солдат толкнул
офицера в
плечо,
офицер в ответ ударил его в ухо. Солдаты бросились
на офицера, он пустился бежать в тайгу, солдаты с винтовками за ним. Через полчаса солдаты воротились с окровавленными штыками.
Офицер не воротился.
— Пожалуй, вот случай с моим товарищем по полку, тоже бывшим поручиком павлоградского полка ван Бениненгеном. Его спас от смерти висевший у него
на груди большой эмалированный крест. В кавалерийской атаке японский
офицер нанёс ему удар саблей, но удар пришёлся по кресту и был так силён, что вся эмаль с креста слетела, но это препятствие сделано то, что сабля соскользнула и у ван Бениненгена оказалось лишь разрублено левое
плечо, а иначе бы была разрублена вся грудь…
В общем вагоне первого класса «для курящих» по разным углам
на просторе разместились: старый еврей-банкир, со всех сторон обложившийся дорогими и прихотливыми несессерами; двое молодых гвардейских
офицеров из «новоиспеченных»; артельщик в высоких со скрипом с сборами сапогах, с туго набитой дорожной сумкой через
плечо; худощавый немец, беспрестанно кашляющий и успевший уже заплевать вокруг себя ковер
на протяжении квадратного аршина, и прехорошенькая блондинка, с большими слегка подведенными глазами и в громадной, с экипажное колесо, шляпе
на пепельных, тщательно подвитых волосах.
2)
На месте полк строится в колонну поротно. Охотники со своими начальниками станут впереди колонны, с ними рабочие. Они понесут плетни для закрытия волчьих ям пред временным укреплением, фашинник для закидки рва и лестницы, чтобы лазать из рва через вал. Людям с шанцевым инструментом быть под началом особого
офицера и стать
на правом фланге колонны. У рабочих ружья через
плечо на погонном ремне. С ними егеря, белорусы и лифляндцы; они у них направо.
— Ах Боже мой! Боже мой! Что ж это?… Живот! Это конец! Ах Боже мой! — слышались голоса между
офицерами. —
На волосок мимо уха прожужжала, — говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки
на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
— Quartire, quartire, logement, — сказал
офицер, сверху вниз, с снисходительною и добродушною улыбкой, глядя
на маленького человека. — Les Français sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fâchons pas, mon vieux, [ — Квартир, квартир. Французы добрые ребята. Чорт возьми, не будем ссориться, дедушка,] — прибавил он, трепля по
плечу испуганного и молчаливого Герасима.
— Свое дело гляди, — крикнул
на них старый унтер-офицер. — Назад прошли, значит назади дело есть. — И унтер-офицер, взяв за
плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
И он указал ему
на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми
плечами и нахмуренными бровями, что-то кричал австрийскому белому и бледному
офицеру.
— Сибирская барышня навела его
на такие мысли? — И все еще больше расхохотались. Сам m-r Chevalier помирал со смеху, приговаривая: «Ce vieux coquin», [Вот старый плут (франц.).] и трепя по голове и
плечам казацкого
офицера.