Неточные совпадения
На палубе было пусто, только в проходах у стен
рубок, куда не достигали брызги, лежали спящие люди.
Он быстро вышел из
рубки на палубу — ночь была звездная, но безлунная; его охватила прохлада и тьма…
Жадно вдыхая широкой грудью свежий воздух, он несколько минут стоял
на палубе, и вдруг из-за
рубки, с носа парохода, до него донесся чей-то вздох, похожий
на рыдание.
На палубе пассажиры разместились с чашками кофе по группам, и все вели оживленные разговоры. Николай Фермор пил свой кофе, сидя в сообществе нескольких человек, и когда его чашка была уже им допита, он поставил ее
на рубку, а сам встал с места и отошел к борту, и затем сию же минуту наступил ногою
на перекладину и, перекинувшись через перила, бросился в воду
на глазах всех пассажиров…
Когда обед был кончен, Фермор вышел из столовой раньше всех прочих, и после того его уже никто не видал. Налитая для него чашка кофе действительно осталась
на рубке, но кофе в ней был цел, и потому нельзя с утвердительностью сказать, кто ее там поставил, Фермор или разносивший кофе кельнер. Хватились же Фермора не сразу, а случайно, когда тайный советник Бек, посоветовавшись с Морфеем, вышел из каюты
на палубу и, освежительно зевнув, спросил...
Подошел к «Соболю». Капитан стоит у руля и молча вдаль смотрит.
На палубе ни души. Сказывает про себя Алексей капитану, что он новый хозяин. Не торопясь, сошел капитан с
рубки, не снимая картуза, подошел к Алексею и сухо спросил...
Матрос указал
на верхнюю
палубу, обширную, без холщового навеса. Она составляла крышу американской
рубки, с семейными каютами.
Весь белый, с короткими трубами для отвода пара, — отдушины были по-заграничному вызолочены, — с четырьмя спасательными катерами, с полосатым тиком, покрывавшим верхнюю
палубу белой
рубки, легкий
на ходу, нарядный и чистый, весь разукрашенный флагами, «Батрак» стал сразу лучшим судном товарищества.
Все матросы выстроились
на нижней
палубе, — сзади шла верхняя, над
рубкой семейных кают, — в синих рубахах и шляпах, с красными кушаками, обхватывая овал носовой части. И позади их линии в два ряда лежали арбузы ожерельем нежно-зеленого цвета — груз какого-то торговца.
В
рубке купец, совсем желтый в лице, тихо и томительно пил чай с обрюзглой, еще молодой женой;
на кормовой
палубе первого класса, вдоль скамеек борта, размещалось человек больше двадцати, почти все мужчины.
Вернувшись
на пароход, Шатов в
рубку потребовал себе лист бумаги, перо и чернильницу и стал писать. Написав несколько строк, он сложил бумагу и положил ее себе в карман, потом, вернувшись в каюту, вынул из кобуры револьвер и поднялся
на палубу. Она, как и все каюты, была пуста. Пассажиры, обрадовавшись остановке, высыпали
на берег.
Погуляв
на палубе, они спустились вниз, вошли в
рубку, куда и приказали дать себе чаю, Китманов оказался человеком побывавшим всюду, как в Западной, так и в Восточной Сибири, и рассказы его заинтересовали Шатова. Незаметно за беседою пронеслись часы.
На пароход стали собираться пассажиры, хотя не особенно в большом количестве. Наступила ночь.
Несходные по своему положению путники старались ничем не стеснять одни других: митрополит не выходил
на палубу, а сидел у открытого окна в
рубке, а по другую сторону этого окна, против него, сидели
на морских складных табуретах Брянчанинов и китайский Аввакум.