Неточные совпадения
Когда намеченный маршрут близится к концу, то всегда торопишься: хочется скорее закончить путь. В сущности, дойдя до моря, мы ничего не выигрывали. От устья Кумуху мы опять пойдем по какой-нибудь реке в горы; так же будем устраивать биваки, ставить палатки и таскать
дрова на ночь; но все же в конце намеченного маршрута всегда есть что-то особенно привлекательное. Поэтому все рано легли спать, чтобы пораньше встать.
Перед сумерками мы все еще раз сбегали за
дровами, дабы обеспечить себя
на ночь.
Сами мы были утомлены не меньше, чем собаки, и потому тотчас после чая, подложив побольше
дров в костер, стали устраиваться
на ночь.
Я очнулся от своих дум. Костер угасал. Дерсу сидел, опустив голову
на грудь, и думал. Я подбросил
дров в огонь и стал устраиваться
на ночь.
В лесу мы не страдали от ветра, но каждый раз, как только выходили
на реку, начинали зябнуть. В 5 часов пополудни мы дошли до четвертой зверовой фанзы. Она была построена
на берегу небольшой протоки с левой стороны реки. Перейдя реку вброд, мы стали устраиваться
на ночь. Развьючив мулов, стрелки принялись таскать
дрова и приводить фанзу в жилой вид.
С каждым днем становилось все холоднее и холоднее. Средняя суточная температура понизилась до 6,3°С, и дни заметно сократились.
На ночь для защиты от ветра нужно было забираться в самую чащу леса. Для того чтобы заготовить
дрова, приходилось рано становиться
на биваки. Поэтому за день удавалось пройти мало, и
на маршрут, который летом можно было сделать в сутки, теперь приходилось тратить времени вдвое больше.
Я не прерывал его. Тогда он рассказал мне, что прошлой
ночью он видел тяжелый сон: он видел старую, развалившуюся юрту и в ней свою семью в страшной бедности. Жена и дети зябли от холода и были голодны. Они просили его принести им
дрова и прислать теплой одежды, обуви, какой-нибудь еды и спичек. То, что он сжигал, он посылал в загробный мир своим родным, которые, по представлению Дерсу,
на том свете жили так же, как и
на этом.
В реке шумно всплеснула рыба. Я вздрогнул и посмотрел
на Дерсу. Он сидел и дремал. В степи по-прежнему было тихо. Звезды
на небе показывали полночь. Подбросив
дров в костер, я разбудил гольда, и мы оба стали укладываться
на ночь.
Через час наблюдатель со стороны увидел бы такую картину:
на поляне около ручья пасутся лошади; спины их мокры от дождя. Дым от костров не подымается кверху, а стелется низко над землей и кажется неподвижным. Спасаясь от комаров и мошек, все люди спрятались в балаган. Один только человек все еще торопливо бегает по лесу — это Дерсу: он хлопочет о заготовке
дров на ночь.
Дерсу советовал крепче ставить палатки и, главное, приготовить как можно больше
дров не только
на ночь, но и
на весь завтрашний день. Я не стал с ним больше спорить и пошел в лес за
дровами. Через 2 часа начало смеркаться. Стрелки натаскали много
дров, казалось, больше чем нужно, но гольд не унимался, и я слышал, как он говорил китайцам...
После полудня погода стала заметно портиться.
На небе появились тучи. Они низко бежали над землей и задевали за вершины гор. Картина сразу переменилась: долина приняла хмурый вид. Скалы, которые были так красивы при солнечном освещении, теперь казались угрюмыми; вода в реке потемнела. Я знал, что это значит, велел ставить палатки и готовить побольше
дров на ночь.
Нечего делать, надо было становиться биваком. Мы разложили костры
на берегу реки и начали ставить палатки. В стороне стояла старая развалившаяся фанза, а рядом с ней были сложены груды
дров, заготовленных корейцами
на зиму. В деревне стрельба долго еще не прекращалась. Те фанзы, что были в стороне, отстреливались всю
ночь. От кого? Корейцы и сами не знали этого. Стрелки и ругались и смеялись.
Обыкновенно свой маршрут я никогда не затягивал до сумерек и останавливался
на бивак так, чтобы засветло можно было поставить палатки и заготовить
дрова на ночь.
В одном пересохшем ручье мы нашли много сухой ольхи. Хотя было еще рано, но я по опыту знал, что значат сухие
дрова во время ненастья, и потому посоветовал остановиться
на бивак. Мои опасения оказались напрасными.
Ночью дождя не было, а утром появился густой туман.
Часов в девять вечера с моря надвинулся туман настолько густой, что
на нем, как
на экране, отражались тени людей, которые то вытягивались кверху, то припадали к земле. Стало холодно и сыро. Я велел подбросить
дров в огонь и взялся за дневники, а казаки принялись устраиваться
на ночь.
— Пропащее это дело, ваша фабрика, — проговорил, наконец, Морок, сплевывая
на горевший в печке огонь. Слепень постоянно день и
ночь палил даровые заводские
дрова. — Черту вы все-то работаете…
Достаточно того сказать, что монастырь давал приют и кое-какую пищу сорока тысячам человек ежедневно, а те, которым не хватало места, лежали по
ночам вповалку, как
дрова,
на обширных дворах и улицах лавры.
Читал я в сарае, уходя колоть
дрова, или
на чердаке, что было одинаково неудобно, холодно. Иногда, если книга интересовала меня или надо было прочитать ее скорее, я вставал
ночью и зажигал свечу, но старая хозяйка, заметив, что свечи по
ночам умаляются, стала измерять их лучинкой и куда-то прятала мерки. Если утром в свече недоставало вершка или если я, найдя лучинку, не обламывал ее
на сгоревший кусок свечи, в кухне начинался яростный крик, и однажды Викторушка возмущенно провозгласил с полатей...
Я — не плакал, только — помню — точно ледяным ветром охватило меня.
Ночью, сидя
на дворе,
на поленнице
дров, я почувствовал настойчивое желание рассказать кому-нибудь о бабушке, о том, какая она была сердечно-умная, мать всем людям. Долго носил я в душе это тяжелое желание, но рассказать было некому, так оно, невысказанное, и перегорело.
После этого никакие уже разговоры не клеились. Сторож принес в печку
дров, в ямщицкой юрте огромный камелек тоже весь заставили
дровами, так как огонь разводится
на всю
ночь. Пламя разгорелось и трещало. В приоткрытую дверь все еще виднелись у огня фигуры ямщиков, лежавших вокруг камелька
на скамьях.
Ежегодно в половодье река вливалась в дворы Заречья, заполняла улицы — тогда слобожане влезали
на чердаки, удили рыбу из слуховых окон и с крыш, ездили по улицам и по реке
на плотах из ворот, снятых с петель, ловили
дрова, унесенные водою из леса, воровали друг у друга эту добычу, а по
ночам обламывали перила моста, соединявшего слободу с городом.
— И откуда он только взялся? — ворчал Егорушка, вытирая запачканные стряпней руки о свою белую поварскую куртку. — Когда выбежали из Красного Куста, его и в помяне не было… Надо полагать,
ночью сел
на пароход, когда грузились
дровами у Машкина-Верха.
Вечер был теплый. Ложиться спать рано никому не хотелось. Брат Павлин нарубил
дров для костра
на целую
ночь и даже приготовил из травы постель для брата Ираклия.
За последнее время у Половецкого все чаще и чаще повторялись тяжелые бессонные
ночи, и его опять начинала одолевать смертная тоска, от которой он хотел укрыться под обительским кровом. Он еще с вечера знал, что не будет спать. Являлась преждевременная сонливость, неопределенная тяжесть в затылке, конвульсивная зевота. Летом его спасал усиленный физический труд
на свежем воздухе, а сейчас наступил период осенних дождей и приходилось сидеть дома. Зимняя рубка
дров и рыбная ловля неводом были еще далеко.
И надо сказать, усердно исполнял он свою обязанность:
на дворе у него никогда ни щепок не валялось, ни copy; застрянет ли в грязную пору где-нибудь с бочкой отданная под его начальство разбитая кляча-водовозка, он только двинет плечом — и не только телегу, самое лошадь спихнет с места;
дрова ли примется он колоть, топор так и звенит у него, как стекло, и летят во все стороны осколки и поленья; а что насчет чужих, так после того, как он однажды
ночью, поймав двух воров, стукнул их друг о дружку лбами, да так стукнул, что хоть в полицию их потом не веди, все в околотке [В околотке — в окружности, в окрестности.] очень стали уважать его; даже днем проходившие, вовсе уже не мошенники, а просто незнакомые люди, при виде грозного дворника отмахивались и кричали
на него, как будто он мог слышать их крики.
Как и в прошлую
ночь, она тревожилась малейшего шума, и ее пугали пни,
дрова, темные, одиноко стоящие кусты можжевельника, издали похожие
на людей.
Летом, в теплую погоду, можно как-нибудь скоротать
ночь и без огня, но теперь, поздней осенью, когда к утру вода покрывается льдом, без теплой одежды и с мокрыми ногами это было опасно. Обыкновенно
на берегу моря вблизи рек всегда можно найти сухой плавник, но здесь, как
на грех, не было
дров вовсе, одни только голые камни.
Действительно, удэхейцы никогда больших костров не раскладывают и, как бы ни зябли, никогда
ночью не встают, не поправляют огня и не подбрасывают
дров. Так многие спят и зимою.
На ночь удэхейцы устроились в стороне от нас. Они утоптали мох ногами и легли без подстилки, где кому казалось удобнее, прикрывшись только своими халатами.
Медленно и грозно потянулся день за днем. Поднимались метели, сухой, сыпучий снег тучами несся в воздухе. Затихало. Трещали морозы. Падал снег. Грело солнце, становилось тепло.
На позициях все грохотали пушки, и спешно ухали ружейные залпы, короткие, сухие и отрывистые, как будто кто-то колол там
дрова. По
ночам вдали сверкали огоньки рвущихся снарядов;
на темном небе мигали слабые отсветы орудийных выстрелов, сторожко ползали лучи прожекторов.