Неточные совпадения
На месте уложу!..»
Крестьяне рассмеялися:
— Какие мы разбойники,
Гляди — у нас ни ножика,
Ни топоров, ни вил!
На это полицеймейстер заметил, что бунта нечего опасаться, что в отвращение его существует власть капитана-исправника, что капитан-исправник хоть сам и не езди, а пошли только
на место себя один картуз свой, то один этот картуз погонит
крестьян до самого
места их жительства.
Я наказывал куму о беглых мужиках; исправнику кланялся, сказал он: „Подай бумагу, и тогда всякое средствие будет исполнено, водворить
крестьян ко дворам
на место жительства“, и опричь того, ничего не сказал, а я пал в ноги ему и слезно умолял; а он закричал благим матом: „Пошел, пошел! тебе сказано, что будет исполнено — подай бумагу!“ А бумаги я не подавал.
Потом он служил в Польше, где тоже заставлял русских
крестьян совершать много различных преступлений, за что тоже получил ордена и новые украшения
на мундир; потом был еще где-то и теперь, уже расслабленным стариком, получил то дававшее ему хорошее помещение, содержание и почет
место,
на котором он находился в настоящую минуту.
Но вреда не могло быть никакого от утверждения распоряжения о том, чтобы разослать в разные
места членов семей этих
крестьян; оставление же их
на местах могло иметь дурные последствия
на остальное население в смысле отпадения их от православия, при том же это показывало усердие архиерея, и потому он дал ход делу так, как оно было направлено.
В юности моей, давно уже, чуть не сорок лет тому, ходили мы с отцом Анфимом по всей Руси, собирая
на монастырь подаяние, и заночевали раз
на большой реке судоходной,
на берегу, с рыбаками, а вместе с нами присел один благообразный юноша,
крестьянин, лет уже восемнадцати
на вид, поспешал он к своему
месту назавтра купеческую барку бечевою тянуть.
— Лучше… лучше. Там
места привольные, речные, гнездо наше; а здесь теснота, сухмень… Здесь мы осиротели. Там у нас,
на Красивой-то
на Мечи, взойдешь ты
на холм, взойдешь — и, Господи Боже мой, что это? а?.. И река-то, и луга, и лес; а там церковь, а там опять пошли луга. Далече видно, далече. Вот как далеко видно… Смотришь, смотришь, ах ты, право! Ну, здесь точно земля лучше: суглинок, хороший суглинок, говорят
крестьяне; да с меня хлебушка-то всюду вдоволь народится.
Но и
на новых
местах их ожидали невзгоды. По неопытности они посеяли хлеб внизу, в долине; первым же наводнением его смыло, вторым — унесло все сено; тигры поели весь скот и стали нападать
на людей. Ружье у
крестьян было только одно, да и то пистонное. Чтобы не умереть с голода, они нанялись в работники к китайцам с поденной платой 400 г чумизы в день. Расчет производили раз в месяц, и чумизу ту за 68 км должны были доставлять
на себе в котомках.
Частые и сильные наводнения в долине Вай-Фудзина принудили пермских
крестьян искать
места, более удобные для земледелия, где-нибудь в стороне. Естественно, что они прежде всего обратили внимание
на Да-дун-гоу.
Земля в долине Вай-Фудзина весьма плодородна.
Крестьяне не помнят ни одного неурожайного года, несмотря
на то, что в течение 40 лет пашут без удобрения
на одних и тех же
местах.
С каким удовольствием я поел крестьянского хлеба! Вечером в избу собрались все
крестьяне. Они рассказывали про свое житье-бытье
на новом
месте и часто вздыхали. Должно быть, несладко им досталось переселение. Если бы не кета, они все погибли бы от голода, только рыба их и поддержала.
Старосту присудили к наказанию несколькими ударами плетью в стенах острога, с оставлением
на месте жительства и с воспрещением ходатайствовать по делам за других
крестьян.
У мужа в наших
местах восемьдесят душ
крестьян, которых он без отдыха томит
на барщине; у жены — где-то далеко запропастилась деревушка душ около двадцати, которые обложены сильным оброком и нищенствуют.
По уходе
крестьян образцовый хозяин с четверть часа ходит по лугу и удостоверяется, все ли исправно. Встречаются по
местам небольшие махры, но вообще луг скошен отлично. Наконец он, вяло опираясь
на палку, направляется домой, проходя мимо деревни. Но она уж опустела;
крестьяне отужинали и исчезли
на свой сенокос.
Граф Шувалов, у которого в крепостные времена были огромные имения в Верейском уезде, первый стал отпускать
крестьян в Москву по сбору
на «погорелые»
места, потому что они платили повышенный оброк. Это было очень выгодно помещику.
Этого свирепого князя, согласно легенде, съели мыши, а простой народ
на его
место поставил королем
крестьянина Пяста.
Писарь Замараев занял с приличною важностью свое
место за волостным столом, а мельник Ермилыч поместился в качестве публики
на обсиженной скамеечке у печки. Ермилыч, как бывший
крестьянин, сохранял ко всякой власти подобострастное уважение и участенно вздыхал, любуясь властными приемами дружка писаря.
За невозможностью найти
на месте людей свободного состояния
на должности надзирателей или брать их из местных войск, не ослабляя состава последних, начальник острова в 1888 г. разрешил зачислять
на должность надзирателей благонадежных в поведении и испытанных уже в усердии поселенцев и
крестьян из ссыльных.
Если помешают
на другом — они перелетят
на третье, одним словом работающие
крестьяне куропаткам небольшая помеха, они уживаются с ними дружно: летят мимо, если гумно занято, и уступают
место, когда
крестьяне их там застанут.
Этот лет по одним и тем же
местам называется охотниками «тяга»] издавая известные звуки, похожие
на хрюканье или хрипенье, часто вскакивая с большим шумом из-под ног
крестьянина, приезжающего в лес за дровами, также был им замечен по своей величине и отличному от других птиц красноватому цвету и получил верное название.
Уженье мое ограничилось ловлею
на булавочные крючки лошков, пескарей и маленьких плотичек по мелким безопасным
местам, начиная от дома, вверх по реке Бугуруслану, до так называемых Антошкиных мостков, построенных
крестьянином Антоном против своего двора; далее река была поглубже, и мы туда без отца не ходили.
Второе событие — это уже присланное
на мое имя предписание губернатора такого содержания: «Известился я, что в селе Скворцове
крестьянин Иван Кононов совратил в раскол крестьянскую девицу Пелагею Мартьянову, а потому предписываю вашему высокоблагородию произвести
на месте дознание и о последующем мне донести».
— А
крестьяне покудова проклажались, покудова что… Да и засилья настоящего у мужиков нет: всё в рассрочку да в годы — жди тут! А
Крестьян Иваныч — настоящий человек! вероятный! Он тебе вынул бумажник, отсчитал денежки — поезжай
на все четыре стороны! Хошь — в Москве, хошь — в Питере, хошь —
на теплых водах живи! Болотце-то вот, которое просто в придачу, задаром пошло,
Крестьян Иваныч нынче высушил да засеял — такая ли трава расчудесная пошла, что теперича этому болотцу и цены по нашему
месту нет!
— Это ты насчет того, что ли, что лесов-то не будет? Нет, за им без опаски насчет этого жить можно. Потому, он умный. Наш русский — купец или помещик — это так. Этому дай в руки топор, он все безо времени сделает. Или с весны рощу валить станет, или скотину по вырубке пустит, или под покос отдавать зачнет, — ну, и останутся
на том
месте одни пеньки. А
Крестьян Иваныч — тот с умом. У него, смотри, какой лес
на этом самом
месте лет через сорок вырастет!
Между прочим, он подал совет постепенно очищать помещичьи имения от грубиянов, переселять
крестьян на новые
места, записывать их в дворовые, и т. д.
Однажды Н.И. Пастухов, приехавший, по своему обыкновению,
на Нижегородскую ярмарку, выбрал и облюбовал себе
место в нескольких верстах от города, в небольшой деревеньке, расположенной у самого берега Волги, и, наняв там у одного из
крестьян лодку, расположился со своими удочками, приготовившись к обильному улову.
Однажды бурмистр из дальней вотчины, Антон Васильев, окончив барыне Арине Петровне Головлевой доклад о своей поездке в Москву для сбора оброков с проживающих по паспортам
крестьян и уже получив от нее разрешение идти в людскую, вдруг как-то таинственно замялся
на месте, словно бы за ним было еще какое-то слово и дело, о котором он и решался и не решался доложить.
Знали у нас, что всех окрестных
крестьян сбили
на ноги, сторожили все подозрительные
места, все леса, все овраги.
Совершается следующее: губернатор, приехав
на место действия, произносит речь народу, упрекая его за его непослушание, и или становит войско по дворам деревни, где солдаты в продолжение месяца иногда разоряют своим постоем
крестьян, или, удовлетворившись угрозой, милостиво прощает народ и уезжает, или, что бывает чаще всего, объявляет ему, что зачинщики за это должны быть наказаны, и произвольно, без суда, отбирает известное количество людей, признанных зачинщиками, и в своем присутствии производит над ними истязания.
Но мало того, что все люди, связанные государственным устройством, переносят друг
на друга ответственность за совершаемые ими дела:
крестьянин, взятый в солдаты, —
на дворянина или купца, поступившего в офицеры, а офицер —
на дворянина, занимающего
место губернатора, а губернатор —
на сына чиновника или дворянина, занимающею
место министра, а министр —
на члена царского дома, занимающего
место царя, а царь опять
на всех этих чиновников, дворян, купцов и
крестьян; мало того, что люди этим путем избавляются от сознания ответственности за совершаемые ими дела, они теряют нравственное сознание своей ответственности еще и оттого, что, складываясь в государственное устройство, они так продолжительно, постоянно и напряженно уверяют себя и других в том, что все они не одинаковые люди, а люди, различающиеся между собою, «как звезда от звезды», что начинают искренно верить в это.
Всеми бесконечно разнообразными и тяжелыми заботами и хлопотами, соединенными с дальним переселением
крестьян и водворением их
на местах нового жительства, — Михайла Максимович неусыпно занимался сам, постоянно имея в виду одно: благосостояние
крестьян.
В двадцати девяти верстах от Уфы по казанскому тракту,
на юго-запад,
на небольшой речке Узе, впадающей в чудную реку Дему, окруженная богатым чернолесьем, лежала татарская деревушка Узытамак, называемая русскими Алкино, по фамилии помещика; [Деревня Узытамак состоит теперь, по последней ревизии, из девяноста восьми ревизских, душ мужеского пола, крепостных
крестьян, принадлежащих потомку прежних владельцев помещику г-ну Алкину; она носит прежнее имя, но выстроена уже правильною улицею
на прежнем
месте.
В конце зимы другие двадцать человек отправились туда же и с наступившею весною посеяли двадцать десятин ярового хлеба, загородили плетнями дворы и хлевы, сбили глиняные печи и опять воротились в Симбирскую губернию; но это не были
крестьяне, назначаемые к переводу; те оставались дома и готовились к переходу
на новые
места: продавали лишний скот, хлеб, дворы, избы, всякую лишнюю рухлядь.
Михаил Максимович с того начал, что принялся за перевод
крестьян на новые
места, а старые земли продал очень выгодно.
Переселясь
на новые
места, дедушка мой принялся с свойственными ему неутомимостью и жаром за хлебопашество и скотоводство.
Крестьяне, одушевленные его духом, так привыкли работать настоящим образом, что скоро обстроились и обзавелись, как старожилы, и в несколько лет гумна Нового Багрова занимали втрое больше
места, чем самая деревня, а табун добрых лошадей и стадо коров, овец и свиней казались принадлежащими какому-нибудь большому и богатому селению.
Башкирцы, калмыки и заводские
крестьяне остались
на прежнем
месте, в своих кибитках и землянках.
— «Не кусайся, чёрт тебя побери!» — подумал я и, выпив глотка три, поблагодарил, а они, там, внизу, начали есть; потом скоро я сменился —
на мое
место встал Уго, салертинец, [Салертинец — житель города Салерно или провинции того же названия.] и я сказал ему тихонько, что эти двое
крестьян — добрые люди.
Особенно доставалось от него
крестьянам и несчастным башкирам; несколько раз он схватывал кого-нибудь за шиворот, тащил к брошенному тюку и заставлял переложить его
на другое
место.
Крестьяне, зарядив свои ружья, отправились в назначенные для них
места, и
на лугу осталось не более осьмидесяти человек, вооруженных по большей части дубинами, топорами и рогатинами. К ним вскоре присоединилось сотни три женщин с ухватами и вилами. Ребятишки, старики, больные — одним словом, всякой, кто мог только двигаться и подымать руку, вооруженную чем ни попало, вышел
на луг.
Все
крестьяне встали с своих
мест, поглядывали друг
на друга, один почесывал голову, другой пожимался; но никто не отвечал ни слова.
Весь великий пост заготовляли наши
крестьяне лесной материал: крупные и мелкие бревна, слеги, переводины, лежни и сваи, которых почему-то понадобилось великое множество, и сейчас, по слитии полой воды, принялись разрывать плотину и рубить новый вешняк
на другом
месте; в то же время наемные плотники начали бить сваи и потом рубить огромный мельничный амбар, также
на другом
месте, в котором должны были помещаться шесть мукомольных поставов; толчея находилась в особом пристрое.
Отец мой слепо вверился Краснову, и хотя старый мельник Болтуненок и некоторые
крестьяне, разумеющие несколько мельничную постройку, исподтишка ухмылялись и покачивали головами, но
на вопросы моего отца: «Каков Краснов-то, как разумеет свое дело? нарисовал весь план
на бумаге и по одному глазомеру бьет сваи, и все приходятся по своим
местам!» — всегда отвечали с простодушным лукавством русских людей: «Боек, батюшка, боек.
— Полноте, полноте! я вам говорю, полноте! — отвечал довольно строго
Крестьян Иванович
на выходку господина Голядкина, еще раз усаживая его
на место. — Ну, что у вас? расскажите мне, что у вас есть там теперь неприятного, — продолжал
Крестьян Иванович, — и о каких врагах говорите вы? Что у вас есть там такое?
Группа дворовых (в числе их находились две здоровенные девки, в коротких ситцах и с такими икрами, подобных которым видеть можно разве
на «Страшном судилище» Микеланджело, да еще один, уже совсем ветхий, от древности даже заиндевевший, полуслепой человек в шершавой фризовой шинели — он, по слухам, был при Потемкине «валторщиком» — казачка Максимку Харлов себе предоставил), группа эта выказывала большее оживление, чем
крестьяне; она по крайней мере переминалась
на месте.
И это верно — нехорош был поп
на своём
месте: лицо курносое, чёрное, словно порохом опалено, рот широкий, беззубый, борода трёпаная, волосом — жидок, со лба — лысина, руки длинные. Голос имел хриплый и задыхался, будто не по силе ношу нёс. Жаден был и всегда сердит, потому — многосемейный, а село бедное, зе́мли у
крестьян плохие, промыслов нет никаких.
Выпустить обоих!
Растолковать им, что
на время только
Прикреплены они, затем что всюду
Шаталися
крестьяне и скудела
Чрез то земля. Когда же приобыкнут
Сидеть
на месте, снимется запрет.
Безрылов сидел
на лавке, расставив широко ноги и пощелкивая пальцем одной руки по другой. Пока
крестьяне входили и занимали
места, он смотрел
на них внимательно и вдумчиво. Потом, окинув всю толпу холодным, презрительным взглядом, он слегка, почти незаметно покачал головой и, усмехнувшись, обратился к Проскурову...
Главным из употребленных им средств улучшения хозяйства было переселение
крестьян на новые
места.
И сами
крестьяне не дают вечных зароков: большею частию уговариваются не пить в течение года, а в некоторых
местах — до осени, до весны, иные —
на неопределенное время.
Наказала Марья Гавриловна проезжему
крестьянину, непременно бы повидал он Алексея Лохматого, сказал бы ему, что
место на пароходе для него готово, чтоб, не медля ни минуты, ехал в Комаров.