Неточные совпадения
Посеребренная луна склонилась к
западу. С восточной стороны
на небе появились новые созвездия. Находящаяся в воздухе влага опустилась
на землю и тонким серебристым инеем покрыла все предметы. Это были верные признаки приближения рассвета.
В полдень мы дошли до водораздела. Солнце стояло
на небе и заливало
землю своими палящими лучами. Жара стояла невыносимая. Даже в тени нельзя было найти прохлады. Отдохнув немного
на горе, мы стали спускаться к ручью
на запад. Расстилавшаяся перед нами картина была довольно однообразна. Куда ни взглянешь, всюду холмы и всюду одна и та же растительность.
День близился к концу. Солнце клонилось
на запад, от деревьев по
земле протянулись длинные тени. Надо было становиться
на ночь. Выбрав место, где есть вода, мы стали устраивать бивак.
—
Земля тоже люди. Голова его — там, — он указал
на северо-восток, — а ноги — туда, — он указал
на юго-запад. — Огонь и вода тоже 2 сильные люди. Огонь и вода пропади — тогда все сразу кончай.
Через полчаса свет
на небе еще более отодвинулся
на запад. Из белого он стал зеленым, потом желтым, оранжевым и наконец темно-красным. Медленно
земля совершала свой поворот и, казалось, уходила от солнца навстречу ночи.
Сумерки в лесу всегда наступают рано.
На западе сквозь густую хвою еще виднелись кое-где клочки бледного неба, а внизу,
на земле, уже ложились ночные тени. По мере того как разгорался костер, ярче освещались выступавшие из темноты кусты и стволы деревьев. Разбуженная в осыпях пищуха подняла было пронзительный крик, но вдруг испугалась чего-то, проворно спряталась в норку и больше не показывалась.
Когда же солнце начнет склоняться к
западу, тетерева поднимаются с лежки, то есть с места своего отдохновения, опять садятся
на деревья и сидят нахохлившись, как будто дремлют, до глубоких сумерек; потом пересаживаются в полдерева и потом уже спускаются
на ночлег; ночуют всегда
на земле.
Когда
на западе угасли отблески вечерней зари и ночная тьма окутала
землю, удэхейцы камланили. Они притушили огонь. Один из них накрыл себе голову полотенцем и, держа в руках древесные стружки, произносил заклинания, а другой взял листочек табаку, несколько спичек, кусочек сахару и сухарь и все побросал в море, Это было жертвоприношение.
На другой день было как-то особенно душно и жарко.
На западе толпились большие кучевые облака. Ослепительно яркое солнце перешло уже за полдень и изливало
на землю горячие лучи свои. Все живое попряталось от зноя. Властная истома погрузила всю природу в дремотное состояние. Кругом сделалось тихо — ни звука, и даже самый воздух сделался тяжелым и неподвижным.
— Может быть, — продолжал Вихров, — но все-таки наш идеал царя мне кажется лучше, чем был он
на Западе: там, во всех их старых легендах, их кениг — непременно храбрейший витязь, который всех сильней, больше всех может выпить, съесть; у нас же, напротив, наш любимый князь — князь ласковый, к которому потому и сошлись все богатыри
земли русской, — князь в совете мудрый,
на суде правый.
Волнуемый этими предчувствиями, Перебоев обращал взоры
на Запад и убеждался, что и там адвокат представляет собой два существа: одно, которое парит в эмпиреях, и другое, которое упорно придерживается
земли.
Великий мастер, который был не кто иной, как Сергей Степаныч, в траурной мантии и с золотым знаком гроссмейстера
на шее, открыв ложу обычным порядком, сошел со своего стула и, подойдя к гробу, погасил
на западе одну свечу, говоря: «
Земля еси и в
землю пойдеши!» При погашении второй свечи он произнес: «Прискорбна есть душа моя даже до смерти!» При погашении третьей свечи он сказал: «Яко возмеши дух, и в персть свою обратится».
Живёт в небесах
запада чудесная огненная сказка о борьбе и победе, горит ярый бой света и тьмы, а
на востоке, за Окуровом, холмы, окованные чёрною цепью леса, холодны и темны, изрезали их стальные изгибы и петли реки Путаницы, курится над нею лиловый туман осени,
на город идут серые тени, он сжимается в их тесном кольце, становясь как будто всё меньше, испуганно молчит, затаив дыхание, и — вот он словно стёрт с
земли, сброшен в омут холодной жуткой тьмы.
Помещик Бахметев купил
землю еще ближе, верстах в десяти от Багрова,
на верховье речки Совруши, текущей параллельно с Бугурусланом
на юго-запад; он также перевел крестьян и назвал деревню Бахметевкой.
В тамбовском театре, в большом каменном здании, в нижнем этаже, была огромная кладовая с двумя широкими низкими окнами над самой
землей: одно
на юг, другое
на запад. Эта кладовая называлась «старая бутафорская» и годами не отпиралась.
Вечерняя заря тихо гасла. Казалось, там,
на западе, опускается в
землю огромный пурпурный занавес, открывая бездонную глубь неба и веселый блеск звезд, играющих в нем. Вдали, в темной массе города, невидимая рука сеяла огни, а здесь в молчаливом покое стоял лес, черной стеной вздымаясь до неба… Луна еще не взошла, над полем лежал теплый сумрак…
Ни одно рыдание, ни одно слово мира и любви не усладило отлета души твоей, резвой, чистой, как радужный мотылек, невинной, как первый вздох младенца… грозные лица окружали твое сырое смертное ложе, проклятие было твоим надгробным словом!.. какая будущность! какое прошедшее! и всё в один миг разлетелось; так иногда вечером облака дымные, багряные, лиловые гурьбой собираются
на западе, свиваются в столпы огненные, сплетаются в фантастические хороводы, и замок с башнями и зубцами, чудный, как мечта поэта, растет
на голубом пространстве… но дунул северный ветер… и разлетелись облака, и упадают росою
на бесчувственную
землю!..
Ночь мчалась галопом; вечер стремительно убегал; его разноцветный плащ, порванный
на бегу, сквозил позади скал красными, обшитыми голубым, клочьями. Серебристый хлопок тумана колыхался у берегов, вода темнела, огненное крыло
запада роняло ковры теней,
земля стала задумчивой; птицы умолкли.
Боровцова. А как в чужих
землях? И там тоже солнце
на запад садится?
Да, это была узкая, болотная дорога, кое-где укрепленная поперек хворостом, со следами лошадиного помета. И к нашей радости, мы тотчас услыхали невдалеке стук телеги. Быстро-быстро, совсем заметно для глаза, надвигалась тьма. Только
на западе, низко над
землей, рдела узкая длинная кровавая полоса, отороченная сверху тесьмой из расплавленного золота.
Смеркалось…
На западе догорала последняя заря. За лесом ее не было видно, но всюду в небе и
на земле чувствовалась борьба света с тьмою. Ночные тени неслышными волнами уже успели прокрасться в лес и окутали в сумрак высокие кроны деревьев. Между ветвями деревьев виднелись звезды и острые рога полумесяца.
Было поздно.
На западе уже поблекла последняя полоска вечерней зари.
На небе одна за другой зажглись яркие звезды. Казалось, будто вместе с холодным и чистым сиянием их спускалась
на землю какая-то непонятная грусть, которую нельзя выразить человеческими словами. Мрак и тишина сливались с ней и неслышными волнами заполняли распадки в горах, молчаливый лес и потемневший воздух.
Приближались сумерки. Огненной рекой разливалась заря по горизонту. Точно там,
на западе, произошло страшнее вулканическое извержение и горела
земля. Горы в отдалении стали окрашиваться в фиолетовые тона. Океан погружался в дремотное состояние.
А когда он переправлялся
на пароме через реку и потом, поднимаясь
на гору, глядел
на свою родную деревню и
на запад, где узкою полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще
на земле; и чувство молодости, здоровья, силы, — ему было только двадцать два года, — и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья, овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла.
Запад уже не горел золотом. Он был покрыт ярко-розовыми, клочковатыми облаками, выглядевшими, как вспаханное поле. По дороге гнали стадо; среди сплошного блеянья овец слышалось протяжное мычанье коров и хлопанье кнута. Мужики, верхом
на устало шагавших лошадях, с запрокинутыми сохами возвращались с пахоты. Сергей Андреевич свернул в переулок и через обсаженные ивами конопляники вышел в поле. Он долго шел по дороге, понурившись и хмуро глядя в
землю.
На душе у него было тяжело и смутно.
На Западе тесно, все ограничено, все оформлено и распределено по категориям, все благоприятствует образованию и развитию цивилизации — и строение
земли и строение души.
К
западу от сопки лежали два сильно блиндированных окопа, в них сидело две роты; над головами — толстые балки,
на аршин засыпанные
землею, впереди — узкие бойницы, заложенные мешками с песком.
С заходом солнца канонада замолкла. Всю ночь по колонным дорогам передвигались с
запада на восток пехотные части, батареи, парки. Под небом с мутными звездами далеко разносился в темноте шум колес по твердой, мерзлой
земле. В третьем часу ночи взошла убывающая луна, — желтая, в мутной дымке, как будто размазанная. Части всё передвигались, и в воздухе стоял непрерывный, ровно-рокочущий шум колес.
Солнце село,
запад был ярко-оранжевый,
на мокрой
земле уже лежала темнота.
Зима соткала одежду природы из снега, как из белой кисеи; хлопья его легли
на землю тонкими кружевами, солнце увенчивало небо, алмазные блестки снежинок сверкали то белыми, то рубиновыми искорками. Лиловые облака окаймляли небо, а
на западе свивались шатром.
Поздний вечер уже спускался
на землю, и яркие краски багрово закатывающегося
на запад солнца гасли мало-помалу.
На небе медленно выплывал месяц, ныряя в облаках.
Зима соткала одежду природы из снега, как из белой кисеи, хлопья его легли
на землю тонкими кружевами, солнце увенчивало небо, алмазные блестки снежинок засверкали то белыми, то рубиновыми искорками. Лиловые облака окаймляли небо, а
на западе свивались шатром.
Но между человеком, который говорит, что народы
Запада пошли
на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что
земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают
на чем держится
земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее и других планет.
Я много плавал и по Черному морю, и по берегам Аравии, был и
на Мадагаскаре, и
на Филиппинских островах, — солнце освещает все
земли, а не одну Индию, оно не ходит кругом одной горы, но оно встает у островов Японии, и потому и острова те называются Япен, то есть
на их языке-рождение солнца, и садится оно далеко, далеко
на западе, за островами Англии.