Неточные совпадения
В начале июля, в чрезвычайно
жаркое время, под вечер один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С-м переулке,
на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К-ну мосту.
После тяжелой,
жаркой сырости
улиц было очень приятно ходить в прохладе пустынных зал. Живопись не очень интересовала Самгина. Он смотрел
на посещение музеев и выставок как
на обязанность культурного человека, — обязанность, которая дает темы для бесед. Картины он обычно читал, как книги, и сам видел, что это обесцвечивает их.
День был удивительно хорош: южное солнце, хотя и осеннее, не щадило красок и лучей;
улицы тянулись лениво, домы стояли задумчиво в полуденный час и казались вызолоченными от
жаркого блеска. Мы прошли мимо большой площади, называемой Готтентотскою, усаженной большими елями, наклоненными в противоположную от Столовой горы сторону, по причине знаменитых ветров, падающих с этой горы
на город и залив.
Пройдя с четверть версты, он сел
на извозчика и поехал вперед, но
на середине
улицы в пролетке ему показалось еще
жарче.
Поцеловав меня, она ушла, а мне стало нестерпимо грустно, я выскочил из широкой, мягкой и
жаркой кровати, подошел к окну и, глядя вниз
на пустую
улицу, окаменел в невыносимой тоске.
Князь вышел и некоторое время ходил в раздумье по тротуару. Окна комнат, занимаемых Рогожиным, были все заперты; окна половины, занятой его матерью, почти все были отперты; день был ясный,
жаркий; князь перешел через
улицу на противоположный тротуар и остановился взглянуть еще раз
на окна: не только они были заперты, но почти везде были опущены белые сторы.
Летом, в
жаркий день, Пушкарь рассказал Матвею о том, как горела венгерская деревня, метались по
улице охваченные ужасом люди, овцы, мычали коровы в хлевах, задыхаясь ядовитым дымом горящей соломы, скакали лошади, вырвавшись из стойл, выли собаки и кудахтали куры, а
на русских солдат, лежавших в кустах за деревней, бежал во тьме пылающий огнём человек.
Жаркий шум южного дня, покрытый тяжелым вздохом пушки,
на секунду прижался к нагретым камням мостовых и, снова вскинувшись над
улицами, потек в море широкой мутной рекой.
От этих дум торговля казалась ему скучным делом, мечта о чистой, маленькой лавочке как будто таяла в нём, он чувствовал в груди пустоту, в теле вялость и лень. Ему казалось, что он никогда не выторгует столько денег, сколько нужно для того, чтоб открыть лавочку, и до старости будет шляться по пыльным,
жарким улицам с ящиком
на груди, с болью в плечах и спине от ремня. Но удача в торговле, вновь возбуждая его бодрость, оживляла мечту.
Когда оправился, приходил два раза в неделю в институт и в круглом зале, где было всегда, почему-то не изменяясь, 5 градусов мороза, независимо от того, сколько
на улице, читал в калошах, в шапке с наушниками и в кашне, выдыхая белый пар, восьми слушателям цикл лекций
на тему «Пресмыкающиеся
жаркого пояса».
Необозримые пространства земли еще долго гнили от бесчисленных трупов крокодилов и змей, вызванных к жизни таинственным, родившимся
на улице Герцена в гениальных глазах лучом, но они уже не были опасны, непрочные созданья гнилостных
жарких тропических болот погибли в два дня, оставив
на пространстве трех губерний страшное зловоние, разложение и гной.
В один
жаркий июльский день, под вечер, когда по
улице гнали городское стадо и весь двор наполнился облаками пыли, вдруг кто-то постучал в калитку. Оленька пошла сама отворять и, как взглянула, так и обомлела: за воротами стоял ветеринар Смирнин, уже седой и в штатском платье. Ей вдруг вспомнилось все, она не удержалась, заплакала и положила ему голову
на грудь, не сказавши ни одного слова, и в сильном волнении не заметила, как оба потом вошли в дом, как сели чай пить.
На широкой немощеной
улице ветер взбивал пыль стеной в
жаркий полдень. По тротуару, местами из досок, местами из кирпичей, Теркин шел замедленным шагом по направлению к кладбищенской церкви, где, немного полевее,
на взлобке, белел острог, с круглыми башенками по углам.
Из угла вышла Поповна.
На ней был плащ в виде тальмы, какой носили в далекие времена бедные чиновницы старухи, обитательницы дальних городских окраин.
На голове широкополая, бесцветная шляпка из полинялой соломы со смятыми цветами, сбившимися в одну сплошную кучу. В руках огромный клетчатый зонтик, хотя
на улице стояли сухие, почти
жаркие дни осени, и в зонтике, да еще в таком огромном, никакой надобности не предвиделось.
Работали двое: псаломщик Никон, бравший песок для церкви, и работник старосты, Семен Мосягин. Иван Порфирыч любил, чтобы песку у него было много и
на улице перед домом, и
на мощеном дворе, и Семен уже успел с утра отвезти одну телегу, а теперь накладывал другую, бойко швыряя полные лопаты золотистого, красивого песку. Ему было весело от
жаркого жужжанья, от запаха и приятной работы; он задорно поглядывал
на мрачного псаломщика, лениво ковырявшего песок щербатым скребком, и дразнил его...