Неточные совпадения
Левину хотелось поговорить
с ними, послушать, что они скажут отцу, но Натали заговорила
с ним, и тут же вошел в комнату товарищ Львова по службе, Махотин, в придворном мундире, чтобы ехать вместе встречать кого-то, и
начался уж неумолкаемый
разговор о Герцеговине, о княжне Корзинской, о думе и скоропостижной смерти Апраксиной.
Она долго не могла поверить тому, чтобы раздор
начался с такого безобидного, не близкого ничьему сердцу
разговора.
Она не дослушала, отошла прочь, села возле Грушницкого, и между ними
начался какой-то сентиментальный
разговор: кажется, княжна отвечала на его мудрые фразы довольно рассеянно и неудачно, хотя старалась показать, что слушает его со вниманием, потому что он иногда смотрел на нее
с удивлением, стараясь угадать причину внутреннего волнения, изображавшегося иногда в ее беспокойном взгляде…
Фонари еще не зажигались, кое-где только
начинались освещаться окна домов, а в переулках и закоулках происходили сцены и
разговоры, неразлучные
с этим временем во всех городах, где много солдат, извозчиков, работников и особенного рода существ, в виде дам в красных шалях и башмаках без чулок, которые, как летучие мыши, шныряют по перекресткам.
— А я так даже подивился на него сегодня, — начал Зосимов, очень обрадовавшись пришедшим, потому что в десять минут уже успел потерять нитку
разговора с своим больным. — Дня через три-четыре, если так пойдет, совсем будет как прежде, то есть как было назад тому месяц, али два… али, пожалуй, и три? Ведь это издалека
началось да подготовлялось… а? Сознаётесь теперь, что, может, и сами виноваты были? — прибавил он
с осторожною улыбкой, как бы все еще боясь его чем-нибудь раздражить.
Начался разговор, Стебельков заговорил громко, все порываясь в комнату; я не помню слов, но он говорил про Версилова, что может сообщить, все разъяснить — «нет-с, вы меня спросите», «нет-с, вы ко мне приходите» — в этом роде.
Я думал, судя по прежним слухам, что слово «чай» у моряков есть только аллегория, под которою надо разуметь пунш, и ожидал, что когда офицеры соберутся к столу, то
начнется авральная работа за пуншем, загорится живой
разговор, а
с ним и носы, потом кончится дело объяснениями в дружбе, даже объятиями, — словом, исполнится вся программа оргии.
Мисси
с своими кавалерами, заметив, что между братом и сестрой
начинается интимный
разговор, отошла в сторону. Нехлюдов же
с сестрой сели у окна на бархатный диванчик подле чьих-то вещей, пледа и картонки.
Войдя в совещательную комнату, присяжные, как и прежде, первым делом достали папиросы и стали курить. Неестественность и фальшь их положения, которые они в большей или меньшей степени испытывали, сидя в зале на своих местах, прошла, как только они вошли в совещательную комнату и закурили папиросы, и они
с чувством облегчения разместились в совещательной комнате, и тотчас же
начался оживленный
разговор.
Впоследствии
начались в доме неурядицы, явилась Грушенька,
начались истории
с братом Дмитрием, пошли хлопоты — говорили они и об этом, но хотя Смердяков вел всегда об этом
разговор с большим волнением, а опять-таки никак нельзя было добиться, чего самому-то ему тут желается.
Одним из наших
разговоров начинается «
С того берега».
— Так по-людски не живут, — говорил старик отец, — она еще ребенок, образования не получила, никакого
разговора, кроме самого обыкновенного, не понимает, а ты к ней
с высокими мыслями пристаешь, молишься на нее. Оттого и глядите вы в разные стороны. Только уж что-то рано у вас нелады
начались; не надо было ей позволять гостей принимать.
Мало — помалу, однако, сближение
начиналось. Мальчик перестал опускать глаза, останавливался, как будто соблазняясь заговорить, или улыбался, проходя мимо нас. Наконец однажды, встретившись
с нами за углом дома, он поставил на землю грязное ведро, и мы вступили в
разговор.
Началось, разумеется,
с вопросов об имени, «сколько тебе лет», «откуда приехал» и т. д. Мальчик спросил в свою очередь, как нас зовут, и… попросил кусок хлеба.
Пока говоришь
с ним, в избу собираются соседи и
начинается разговор на равные темы: о начальстве, климате, женщинах…
В этих
разговорах они добрались до спуска
с Краюхина увала, где уже
начинались шахты. Когда лошадь баушки Лукерьи поравнялась
с караушкой Спасо-Колчеданской шахты, старуха проговорила...
Сейчас заходил ко мне Михаил Александрович и просил написать тебе дружеской от него поклон.
С Натальей Дмитриевной я часто вспоминаю тебя; наш
разговор, чем бы ни
начался, кончается тюрьмой и тюремными друзьями. Вне этого мира все как-то чуждо. Прощай, любезный друг! Дай бог скорее говорить, а не переписываться.
Впрочем, быть
с нею наедине в это время нам мало удавалось, даже менее, чем поутру: Александра Ивановна или Миницкие, если не были заняты, приходили к нам в кабинет; дамы ложились на большую двуспальную кровать, Миницкий садился на диван — и
начинались одушевленные и откровенные
разговоры, так что нас
с сестрицей нередко усылали в столовую или детскую.
После этого
начался разговор у моего отца
с кантонным старшиной, обративший на себя все мое внимание: из этого
разговора я узнал, что отец мой купил такую землю, которую другие башкирцы, а не те, у которых мы ее купили, называли своею, что
с этой земли надобно было согнать две деревни, что когда будет межеванье, то все объявят спор и что надобно поскорее переселить на нее несколько наших крестьян.
Юлия же как бы больше механически подала руку жениху, стала ходить
с ним по зале — и при этом весьма нередко повертывала голову в ту сторону, где сидел Вихров. У того между тем сейчас же
начался довольно интересный
разговор с m-lle Прыхиной.
Я забыл сказать, что оба брата Захаревские имеют довольно странные имена: старший называется Иларион Ардальоныч, а младший — Виссарион Ардальоныч.
Разговор, разумеется,
начался о моей ссылке и о причине, подавшей к этому повод. Иларион Захаревский несколько раз прерывал меня, поясняя брату
с негодованием некоторые обстоятельства. Но тот выслушал все это весьма равнодушно.
С батюшкой
начнутся разговоры серьезные, о науках, о наших учителях, о французском языке, о грамматике Ломонда — и все мы так веселы, так довольны.
И
начнется у них тут целодневное метание из улицы в улицу,
с бульвара на бульвар, и потянется тот неясный замоскворецкий
разговор, в котором ни одно слово не произносится в прямом смысле и ни одна мысль не может быть усвоена без помощи образа…
Он глянет на Джемму, которая
с тех пор, как
начался «практический»
разговор, то и дело вставала, ходила по комнате, садилась опять, — глянет он на нее — и нет для него препятствий, и готов он устроить все, сейчас, самым лучшим образом, лишь бы она не тревожилась!
Разговор между собеседниками
начался с того, что Максинька, не без величия, отнесся к частному приставу
с вопросом...
Еще в самое то время, как
начался разговор между царем и Скуратовым, царевич
с своими окольными въехал на двор, где ожидали его торговые люди черных сотен и слобод, пришедшие от Москвы
с хлебом-солью и
с челобитьем.
И затем
начинались бесконечные и исполненные цинизма
разговоры с Яковом-земским о том, какими бы средствами сердце матери так смягчить, чтоб она души в нем не чаяла.
С 11-ти часов
начинался разгул. Предварительно удостоверившись, что Порфирий Владимирыч угомонился, Евпраксеюшка ставила на стол разное деревенское соленье и графин
с водкой. Припоминались бессмысленные и бесстыжие песни, раздавались звуки гитары, и в промежутках между песнями и подлым
разговором Аннинька выпивала. Пила она сначала «по-кукишевски», хладнокровно, «Господи баслави!», но потом постепенно переходила в мрачный тон, начинала стонать, проклинать…
Может быть, и гораздо раньше
началось это волнение, как сообразил я уже потом, невольно припомнив кое-что из арестантских
разговоров, а вместе
с тем и усиленную сварливость арестантов, угрюмость и особенно озлобленное состояние, замечавшееся в них в последнее время.
Я заметил одного арестанта, столяра, уже седенького, но румяного и
с улыбкой заигрывавшего
с калашницами. Перед их приходом он только что навертел на шею красненький кумачный платочек. Одна толстая и совершенно рябая бабенка поставила на его верстак свою сельницу. Между ними
начался разговор.
Такое же впечатление производят статьи не одного Фаррара, но все те торжественные проповеди, статьи и книги, которые появляются со всех сторон, как только где-нибудь проглянет истина, обличающая царствующую ложь. Тотчас же
начинаются длинные, умные, изящные, торжественные
разговоры или писания о вопросах, близко касающихся предмета
с искусным умолчанием о самом предмете.
Наконец приехали к Грушиной. Грушина жила в собственном домике, довольно неряшливо,
с тремя малыми своими ребятишками, обтрепанными, грязными, глупыми и злыми, как ошпаренные собачонки. Откровенный
разговор только теперь
начался.
После чаю
с разговорами Далматов усадил меня за письменный стол, и
началось составление афиши на воскресенье. Идут «Разбойники» Шиллера. Карл — Далматов.
Всех их здесь пять человек. Только один благородного звания, остальные же все мещане. Первый от двери, высокий худощавый мещанин
с рыжими блестящими усами и
с заплаканными глазами, сидит, подперев голову, и глядит в одну точку. День и ночь он грустит, покачивая головой, вздыхая и горько улыбаясь; в
разговорах он редко принимает участие и на вопросы обыкновенно не отвечает. Ест и пьет он машинально, когда дают. Судя по мучительному, бьющему кашлю, худобе и румянцу на щеках, у него
начинается чахотка.
Не знаю,
с чего у них
начался разговор, но когда я принес Орлову перчатки, он стоял перед Зинаидой Федоровной и
с капризным, умоляющим лицом говорил ей...
Начался разговор о сладостях беспечального жития, без крепостного права, но
с подоходными и поразрядными налогами,
с всесословною рекрутскою повинностью и т. д. Мало-помалу перспективы, которые при этом представились, до тоге развеселили нас, что мы долгое время стояли друг против друга и хохотали. Однако ж, постепенно, серьезное направление мыслей вновь одержало верх над смешливостью.
Как хотите, а это было удивительно! А удивительнее всего было то, что это повторялось каждый день. Да, как поставят на плиту в кухне горшочек
с молоком и глиняную кастрюльку
с овсяной кашкой, так и
начнется. Сначала стоят как будто и ничего, а потом и
начинается разговор...
Когда мать моя бывала чем-нибудь занята и я мешал ей своими вопросами и докуками, или когда она бывала нездорова, то обыкновенно посылала меня к отцу, прибавляя: «Поговори
с ним об зайчиках», — и у нас
с отцом
начинались бесконечные
разговоры.
Как-то так случилось, что за последнее время они несколько раз серьезно поссорились, и каждый раз настоящая причина оставалась неизвестна, хотя
начинался разговор с Сашиного характера:
с упреков, что в чем-то он изменился, стал не такой, как прежде.
Началось тем, что я вдруг, ни
с того ни
с сего, громко и без спросу ввязался в чужой
разговор. Мне, главное, хотелось поругаться
с французиком. Я оборотился к генералу и вдруг совершенно громко и отчетливо и, кажется, перебив его, заметил, что нынешним летом русским почти совсем нельзя обедать в отелях за табльдотами. Генерал устремил на меня удивленный взгляд.
И мы начали ждать государя. Наша дивизия была довольно глухая, стоявшая вдали и от Петербурга и от Москвы. Из солдат разве только одна десятая часть видела царя, и все ждали царского поезда
с нетерпением. Прошло полчаса; поезд не шел; людям позволили присесть.
Начались рассказы и
разговоры.
Разговор, как водится,
начался с пустяков,
с хорошей погоды; затем Катерина Михайловна была так любезна и внимательна, что Юлия разговорилась, ярко описала новой знакомой скуку деревенской жизни, к которой она еще совершенно не привыкла.
Однажды
с небольшого берегового мыса мы увидели среди этих тихо передвигавшихся ледяных масс какой-то черный предмет, ясно выделявшийся на бело-желтом фоне. В пустынных местах все привлекает внимание, и среди нашего маленького каравана
начались разговоры и догадки.
И у Петра Дмитрича
с дамами
начался разговор о преимуществах физического труда, о культуре, потом о вреде денег, о собственности. Слушая мужа, Ольга Михайловна почему-то вспомнила о своем приданом.
Разговор начался с того, что кто-то из послушников, после одной рассказанной сказки, вздохнул глубоко и спросил...
Они не замечали меня, занятые
разговором, но я успел рассмотреть их: один, в легкой панаме и в светлом фланелевом костюме
с синими полосками, имел притворно благородный вид и гордый профиль первого любовника и слегка поигрывал тросточкой, другой, в серенькой одежде, был необыкновенно длинноног и длиннорук, ноги у него как будто бы
начинались от середины груди, и руки, вероятно, висели ниже колен, — благодаря этому, сидя, он представлял собою причудливую ломаную линию, которую, впрочем, легко изобразить при помощи складного аршина.
Эта тонкая, красивая, неизменно строгая девушка
с маленьким, изящно очерченным ртом всякий раз, когда
начинался деловой
разговор, говорила мне сухо...
Тут
начинались разговоры —
разговоры неторопливые,
с промежутками и роздыхами: говорили о погоде, о вчерашнем дне, о полевых работах и хлебных ценах; говорили также о близлежащих помещиках и помещицах.
Она показала мне прелестные зубы. Я сел рядом
с ней на стул и рассказал ей о том, как неожиданно встретилась на нашем пути гроза.
Начался разговор о погоде — начале всех начал. Пока мы
с ней беседовали, Митька уже успел два раза поднести графу водки и неразлучной
с ней воды… Пользуясь тем, что я на него не смотрю, граф после обеих рюмок сладко поморщился и покачал головой.
Когда начало темнеть, я вместе
с Косяковым отправился в дом старшины. Гольды только что кончили ужинать. Женщины выгребли жар из печки и перенесли горящие уголья в жаровню. Мы подсели к огню и стали пить чай.
Разговор начался о родах. Говорил наш хозяин, а старик внимательно слушал и время от времени вставлял свои замечания.
С этого
начался разговор.