Неточные совпадения
Кононовича есть один, касающийся давно желанного упразднения Дуэ и Воеводской тюрьмы: «Осмотрев Воеводскую тюрьму, я лично убедился
в том, что ни условия местности,
в которой она
находится, ни значение содержащихся
в ней преступников, большею частью долгосрочных или заключенных за новые преступления, не могут оправдать того порядка надзора или, лучше сказать,
отсутствия всякого фактического наблюдения,
в котором эта тюрьма
находится с самого ее основания.
То есть служил камердинером, выполнял негласные поручения, подлаживался к барским привычкам, изучал барские вкусы и вообще пользовался доверием настолько, что имел право обшаривать барские карманы и входить,
в отсутствие барина,
в комнату, где
находился незапертый ящик с деньгами.
Произошло его
отсутствие оттого, что капитан, возбужденный рассказами Миропы Дмитриевны о красоте ее постоялки, дал себе слово непременно увидать m-lle Рыжову и во что бы то ни стало познакомиться с нею и с матерью ее, ради чего он, подобно Миропе Дмитриевне, стал предпринимать каждодневно экскурсии по переулку,
в котором
находился домик Зудченки, не заходя, впрочем, к сей последней, из опасения, что она начнет подтрунивать над его увлечением, и
в первое же воскресенье Аггей Никитич, совершенно неожиданно для него, увидал, что со двора Миропы Дмитриевны вышли: пожилая, весьма почтенной наружности, дама и молодая девушка, действительно красоты неописанной.
Вокруг нас царила та напряжённая тишина, от которой всегда ждёшь чего-то и которая, если б могла продолжаться долго, сводила бы с ума человека своим совершенным покоем и
отсутствием звука, этой яркой тени движения. Тихий шорох волн не долетал до нас, — мы
находились в какой-то яме, поросшей цепкими кустарниками и казавшейся мохнатым зевом окаменевшего животного. Я смотрел на Шакро и думал...
Но Петрусь не боялся их, и тонким, визгливым, резким голосом, как покрикивала умершая, начал грозить пану Кнышевскому, чтобы он не полагал ее
в отсутствии от себя, что душа всегда будет
находиться в зеленом поставчике и, смотря на его деяния, по ночам будет мучить его, если он неподобное сотворит.
К таким странностям хотели мы отнести, например, и мысль о том, что главная причина расстройства помещичьих имений наших заключается
в отсутствии майората («Земледельческая газета»); и уверение, будто главный недостаток романа «Тысяча душ» заключается
в том, что герой романа воспитывался
в Московском, а не
в другом университете («Русский вестник»); и опасения, что
в скором времени, когда нравы наши исправятся, сатире нечего будет обличать («Библиотека для чтения»); и статейку о судопроизводстве, уверявшую, что такое-то воззрение неправильно, потому что
в «Своде законов» его не
находится («Библиотека для чтения»), и пр. и пр.
Начался разговор.
В этот день я решил совсем не притворяться;
в этом
отсутствии притворства было свое тонкое притворство, и,
находясь под впечатлением пережитого подъема мысли, говорил много и интересно. Если б почитатели таланта Савелова знали, сколько лучших «его» мыслей зародилось и было выношено
в голове никому не известного доктора Керженцева!
Это был «коридор подследственного отделения», куда нас поместили за
отсутствием помещения для пересыльных. По той же причине, то есть за
отсутствием особого помещения,
в этом коридоре содержались трое умалишенных. Наша камера, без надписи,
находилась между камерами двух умалишенных, только справа от одной из них отделялась лестницей, над которой висела доска: «Вход
в малый верх».
Отсутствие всякой самостоятельности, ленивая апатия и увлечение внешностью составляют существенные признаки как талантливых натур, так и людей, принадлежащих к общественному балласту, хотя и не во всех
находятся эти качества
в одинаковой степени.
Сколько я помню по рассказам студентов того времени, и
в Москве и
в Петербурге до конца 50-х годов было то же
отсутствие общего духа.
В Москве еще
в 60-е годы студенты выносили то, что им профессор Н.И.Крылов говорил „ты“ и язвил их на экзаменах своими семинарскими прибаутками до тех пор, пока
нашелся один „восточный человек“ из армян, который крикнул ему...
Ближайшей родственницей и единственной наследницей после нее оказалась княгиня Зинаида Сергеевна Святозарова, так как единственная, оставшаяся
в живых дочь графини уже более двадцати лет
находились в безвестном
отсутствии.
Она продолжала получать громадные суммы из конторы светлейшего князя Григория Александровича, который во время своего
отсутствия на театре военных действий
находился с ней даже
в переписке.
Весною 1831 года для содержания караулов
в Новгороде и для приготовления к смотру начальника штаба, генерала Клейнмихеля, — все резервные батальоны выступили из округов; по недостатку
в них офицеров, были командируемы от поселенных батальонов ротные командиры, которые, по этому случаю,
находились в Новгороде, а по окончании очереди, возвращались
в свои роты к управлению хозяйственной частью; во время же их
отсутствия, обязанность по этому предмету лежала на фельдфебелях.
«Приехав после болезни на кладбище, — продолжал Павел Сергеич, — старуха к ужасу своему заметила, что она забыла, где
находится могила ее сына. Болезнь отняла у нее память… Она бегала по кладбищу, по пояс вязла
в снегу, умоляла сторожей… Сторожа могли указать ей место, где погребен ее сын, только приблизительно, так как на несчастье старухи во время ее долгого
отсутствия крест был украден с могилы нищими, занимающимися продажей могильных крестов.
Евграф Евграфович Крутогоров являлся, впрочем, во флигель только
в отсутствие барина, днем и вечером, а ночью
находился в главном доме, где ему около спальни Аркадия Александровича была отведена маленькая комнатка. Евграф Евграфович оказался во флигеле и радостно приветствовал Корнилия Потаповича.
Последний почти безвыходно
находился в доме и сделался, ввиду болезни Арины Тимофеевны, за
отсутствием прислуги, необходимым человеком.
Он тихо и хладнокровно начал развивать ей свой план. Недели через две после этого разговора, во время
отсутствия из дому Мавры Сергеевны, неизвестные злоумышленники каким-то неведомым путем забрались
в ее спальню, сломали шифоньер и похитили заемное письмо
в десять тысяч рублей. Прислуга была
в это время
в кухне, а Екатерина Петровна, и Сергей Дмитриевич
находились все время
в противоположном конце дома, и никто ничего не слыхал.
Наталья Федоровна положительно изнемогала под непосильным бременем этой жизни, полной светских сплетен, мелких дрязг, интриг и нравственной грязи. Она
находилась в положении цветка без почвы, рыбы без воды, она буквально задыхалась от
отсутствия малейшей струи свежего воздуха.
И если
найдутся люди, которые упрекнут меня
в лживости,
в неблагородстве, даже
в отсутствии простой чести, — ведь до сих пор есть негодяи, уверенные, что я совершил убийство, — то ничей язык не повернется, я уверен, чтобы обвинить меня
в трусости,
в том, что до конца я не сумел выполнить свой тяжелый долг.
Прочтя это письмо, как она читала все письма мужа, Наташа, несмотря на всю тяжесть для нее
отсутствия мужа, сама предложила ему ехать
в Петербург. Всему, чтò было умственным, отвлеченным делом мужа, она приписывала, не понимая его, огромную важность и постоянно
находилась в страхе быть помехой
в этой деятельности мужа. На робкий вопросительный взгляд Пьера после прочтения письма, она отвечала просьбой, чтоб он ехал, но только определил бы ей верно время возвращения. И отпуск был дан на четыре недели.