Неточные совпадения
Весь день на крейсере
царило некое полупраздничное остолбенение;
настроение было неслужебное, сбитое — под знаком любви, о которой говорили везде — от салона до машинного трюма; а часовой минного отделения спросил проходящего матроса: «Том, как ты женился?» — «Я поймал ее за юбку, когда она хотела выскочить от меня в окно», — сказал Том и гордо закрутил ус.
— В общем
настроение добродушное, хотя люди голодны, но дышат легко, охотно смеются, мрачных ликов не видно, преобладают деловитые. Вообще начали… круто. Ораторы везде убеждают, что «отечество в опасности», «сила — в единении» — и даже покрикивают «долой
царя!» Солдаты — раненые — выступают, говорят против войны, и весьма зажигательно. Весьма.
«На Выборгской стороне? — сравнивал Клим Самгин, торопясь определить
настроение свое и толпы. — Там была торжественность, конечно, другого тона, там ведь не хоронили, а можно сказать: хотели воскресить
царя…»
В конце зимы Василий Назарыч уехал на свои прииски, и в бахаревском доме наступила особенно тяжелая пустота: не было Надежды Васильевны, не было Кости. Виктор Васильич притих, — вообще
царило очень невеселое
настроение. Процесс Виктора Васильича приближался, и Веревкин время от времени привозил каких-то свидетелей и все допрашивал Виктора Васильича. Раз, когда Веревкин хотел ехать домой, Виктор Васильич остановил его...
В доме Стабровского
царило какое-то гнетуще-грустное
настроение, хотя по логике вещей и должно было бы быть наоборот.
Он отдаленно похож по
настроению на те вялые, пустые часы, которые переживаются в большие праздники п институтах и в других закрытых женских заведениях, когда подруги разъехались, когда много свободы и много безделья и целый день
царит светлая, сладкая скука.
Но это светлое, радостное
настроение народа было потревожено клевретами Милославского и Морозова, которые вздумали ругать и даже бить тех, которые жаловались
царю.
— Приношу, прежде всего, извинение за нарушение, так сказать, вашего молитвенного
настроения, — начал, расшаркиваясь, галантный Чубиков. — Мы к вам с просьбой. Вы, конечно, уже слышали… Существует подозрение, что ваш братец, некоторым образом, убит. Божья воля, знаете ли… Смерти не миновать никому, ни
царям, ни пахарям. Не можете ли вы помочь нам каким-либо указанием, разъяснением…
Бастрюков в это утро находился в умилительно праздничном, проникновенном
настроении. Он не рассуждал о приказе и едва ли запомнил его подробности, хотя слушал, затаив дыхание, но он чувствовал всем своим существом, что случилось что-то очень значительное и хорошее, что правда взяла свое, и радовался за «людей», что им станет легче жить, радовался, что бог умудрил
царя, и на молебне особенно горячо за него молился.
Сквозь мрачное
настроение опального боярина князя Василия, в тяжелом, гнетущем, видимо, его душу молчании, в этом кажущемся отсутствии ропота на поступок с ним «грозного
царя», в угнетенном состоянии окружающих слуг до последнего холопа, сильно скорбевших о наступивших черных днях для их «князя-милостивца» и «княжны-касаточки», — красноречиво проглядывало молчаливое недовольство действиями «слободского тирана», как втихомолку называли Иоанна, действиями, неоправдываемыми, казалось, никакими обстоятельствами, а между тем Яков Потапович, заступившийся в разговоре с князем Василием за
царя еще в вотчине при задуманном князем челобитье за Воротынского и при высказанном князем сомнении за исход этого челобитья, даже теперь, когда эти сомнения так ужасно оправдались, не находил поводов к обвинению
царя в случившемся.
Иван Иванович кончил свой длинный рассказ. Несколько минут в горнице
царило глубокое молчание. Рассказ, видимо, произвел сильное впечатление, тем более что Иван Кольцо был краснобай и сумел наложить яркие краски как на описание царского приема, так и на нарисованную им картину Москвы, ее праздничное
настроение и народный восторг.
Вслед за духовником вошел в опочивальню
царя Григорий Лукьянович и, воспользовавшись царским
настроением, стал снова возводить гору обвинений на попов, монахов и властей новгородских.
Да простят мне дорогие читатели то небольшое историческое отступление от нити рассказа, необходимое для того, чтобы определить
настроение русского
царя и народа после несчастного окончания войны и невыгодного мира с Польшею, заключенного с потерею многих областей. Взамен этих областей, к понятной радости
царя и народа, явилось целое Царство сибирское, завоеванное Ермаком Тимофеевичем, подвигнутым на это славное дело ожиданием царского прощения и любовью к Ксении Яковлевне Строгановой!
Царь только несколько дней тому назад вернулся в слободу из Москвы и был все время в мрачно-озлобленном
настроении. Даже любимцы его трепетали; ликовал один Малюта, предвкушая кровавые последствия такого расположения духа «грозного
царя». Он и сам ходил мрачнее тучи и рычал, как лютый зверь.
Афанасий Вяземский угождал
царю при всяком его
настроении, изучив слабые струны его души, и теперь, несмотря на то, что, отлично играя в шахматы, знал всегда все замыслы своего противника, умышленно делал неправильные ходы и проигрывал партию за партией.
Царь пришел почти в веселое расположение духа.
Вся эта уже минувшая борьба его с «святым», как называли его в народе, старцем, окончившаяся низложением последнего и судом над ним, тяготила душу
царя, подвергая ее в покаянно-озлобленное
настроение, частое за последнее время.