Неточные совпадения
«Ребеночка к курам
на насесть сажает и приговаривает что-то».
— Ах нет! — с досадой сказал Левин, — это лечение для меня только подобие лечения народа школами. Народ беден и необразован — это мы видим так же верно, как баба видит криксу, потому что ребенок кричит. Но почему от этой беды бедности и необразования помогут школы, так же непонятно, как непонятно, почему от криксы помогут куры
на насести. Надо помочь тому, от чего он беден.
— Ну вот, вы сами говорите! Чтоб она не носила лечить криксу
на насесть, для этого нужно… — весело улыбаясь, сказал Свияжский.
Сделавши свое дело относительно губернаторши, дамы
насели было
на мужскую партию, пытаясь склонить их
на свою сторону и утверждая, что мертвые души выдумка и употреблена только для того, чтобы отвлечь всякое подозрение и успешнее произвесть похищение. Многие даже из мужчин были совращены и пристали к их партии, несмотря
на то что подвергнулись сильным нареканиям от своих же товарищей, обругавших их бабами и юбками — именами, как известно, очень обидными для мужеского пола.
Крестьянин ахнуть не успел,
Как
на него медведь
насел.
— Позвольте, — как это понять? — строго спрашивал писатель, в то время как публика,
наседая на Кутузова, толкала его в буфет. — История создается страстями, страданиями…
Не удалось бы им там видеть какого-нибудь вечера в швейцарском или шотландском вкусе, когда вся природа — и лес, и вода, и стены хижин, и песчаные холмы — все горит точно багровым заревом; когда по этому багровому фону резко оттеняется едущая по песчаной извилистой дороге кавалькада мужчин, сопутствующих какой-нибудь леди в прогулках к угрюмой развалине и поспешающих в крепкий замок, где их ожидает эпизод о войне двух роз, рассказанный дедом, дикая коза
на ужин да пропетая молодою мисс под звуки лютни баллада — картины, которыми так богато
населило наше воображение перо Вальтера Скотта.
А у него
на лице повисло облако недоумения, недоверчивости, какой-то беспричинной и бесцельной грусти. Он разбирал себя и, наконец, разобрал, что он допрашивался у Веры о том,
населял ли кто-нибудь для нее этот угол живым присутствием, не из участия, а частию затем, чтоб испытать ее, частию, чтобы как будто отрекомендоваться ей, заявить свой взгляд, чувства…
В Тахобе впадают следующие горные речки: справа — Коде с притоками Хуаты, Боноксе и Буланя. Затем будут реки: Хулялиги, Бали, Онюхи, Анмали и Таха. Между ними есть высокая гора Ангухи с приметным камнем
на вершине, которую солоны
населяют чудесами своего воображения. Дальше идут: Онюхи, Анмаш, Дадаву и Та-а. Левыми притоками Тахобе будут: Каньчжу, Агдыхе 1-я и Агдыхе 2-я. Леса по долинам последних двух рек совершенно выгорели.
Наступила ростепель. Весна была ранняя, а Святая — поздняя, в половине апреля. Солнце грело по-весеннему;
на дорогах появились лужи; вершины пригорков стали обнажаться; наконец прилетели скворцы и
населили на конном дворе все скворешницы. И в доме сделалось светлее и веселее, словно и в законопаченные кругом комнаты заглянула весна. Так бы, кажется, и улетел далеко-далеко
на волю!
На рассвете, не помню уже где именно, — в Новоград — Волынске или местечке Корце, — мы проехали
на самой заре мимо развалин давно закрытого базилианского монастыря — школы… Предутренний туман застилал низы длинного здания, а вверху резко чернели ряды пустых окон… Мое воображение
населяло их десятками детских голов, и среди них знакомое, серьезное лицо Фомы из Сандомира, героя первой прочитанной мною повести…
Но не все думать о старине, не все думать о завтрашнем дне. Если беспрестанно буду глядеть
на небо, не смотря
на то, что под ногами, то скоро споткнусь и упаду в грязь… размышлял я. Как ни тужи, а Новагорода по-прежнему не
населишь. Что бог даст вперед. Теперь пора ужинать. Пойду к Карпу Дементьичу.
Они расстались большими друзьями. Петр Васильич выскочил провожать дорогого гостя
на улицу и долго стоял за воротами, — стоял и крестился, охваченный радостным чувством. Что же, в самом-то деле, достаточно всякого горя та же Фотьянка напринималась: пора и отдохнуть. Одна казенная работа чего стоит, а тут компания
насела и всем дух заперла. Подшибся народ вконец…
В это мгновение Илюшка прыжком
насел на Пашку, повалил его
на землю и принялся отчаянно бить по лицу кулаками. Он был страшен в эту минуту: лицо покрылось смертельною бледностью, глаза горели, губы тряслись от бешенства. Пашка сначала крепился, а потом заревел благим матом.
На крик выбежала молодая сноха Агафья, копавшая в огороде гряды, и накинулась
на разбойника Илюшку.
— Возьми там губку, охвати шею-то, пыль
на вас
насела, хоть репу сей, — добавила она, глядя
на античную шейку Гловацкой.
Это был особый птичий мир, совсем не похожий
на тот, который под горою
населял воды и болота, — и он показался мне еще прекраснее.
На длинные роспуски и телегу
насело столько народу, сколько могло поместиться, а некоторые пошли пешком вперед.
— Тебе что! — говорит Плешивцев, — ты гнуснец! ты вот завтра встанешь, умоешься и смоешь с себя все, что случайно сегодня
на тебя
насело!
Подойдя к рампе, Луша подолгу всматривалась в черную глубину партера, с едва обрисовавшимися рядами кресел и стульев,
населяя это пространство сотнями живых лиц, которые будут, как один человек, смотреть
на нее, ловить каждое ее слово, малейшее движение.
Это случилось оттого, что подпоручик, упоенный своим восторгом и своими пылкими мечтами, сам не заметил того, как шаг за шагом передвигался от середины вправо,
наседая в то же время
на полуроту, и наконец очутился
на ее правом фланге, смяв и расстроив общее движение.
Поколения нарастали за поколениями; старики
населяли сельские погосты, молодые хоронили стариков и выступали
на арену мучительства… Ужели все это было бы возможно, ежели бы
на помощь не приходило нечто смягчающее, в форме исконного обихода, привычки и представления о неизбывных „мелочах“?
Занятый постоянной работой в «Русских ведомостях», я перестал бывать у А.Я. Липскерова. Знаю, что он переживал трудные дни, а потом, уже когда
на него
насели судебные пристава, к нему,
на его счастье, подвернулся немец типографщик, дал взаймы
на расплату семь тысяч рублей, а потом у него у самого типографию описали кредиторы…
Барышня смотрела вдаль, господин потряхивался и ритмически покачивался
на сидении, а глаза его, все еще открытые, стали так тусклы, как будто
на них
насела пыль.
Вторая копия у меня вышла лучше, только окно оказалось
на двери крыльца. Но мне не понравилось, что дом пустой, и я
населил его разными жителями: в окнах сидели барыни с веерами в руках, кавалеры с папиросами, а один из них, некурящий, показывал всем длинный нос. У крыльца стоял извозчик и лежала собака.
С другими Ахилла был еще резче, чем с Бенефактовым, и, как все, признав раздражительность Ахиллы, стали избегать его, он вдруг
насел на одну мысль: о тщете всего земного и о смерти.
Старик задумался. Тонкие струйки вакштафного дыма, вылетая из-под его седых усов и разносясь по воздуху, окрашивались янтарною пронизью взошедшего солнца; куры слетели с
насестей и, выйдя из закутки, отряхивались и чистили перья. Вот
на мосту заиграл в липовую дудку пастух;
на берегу зазвенели о водонос пустые ведра
на плечах босой бабы; замычали коровы, и собственная работница протопопа, крестя зевающий рот, погнала за ворота хворостиной коровку; канарейка трещит
на окне, и день во всем сиянии.
— Соткнулся я с женщиной одной — от всей жизни спасение в ней, — кончено! Нет верхового! Не послала. Города построила новые, людями
населила хорошими, завела
на колокольню и бросила сюда вот! Ушла! Стало быть, плох я ей…
Он писал циркуляры о необходимости заведения фабрик, о возможности, при добром желании,
населить и оплодотворить пустыни, о пользе развития путей сообщения, промыслов, судоходства, торговли, и изъявлял надежду, что земледелие, споспешествуемое, с одной стороны, садоводством, а с другой, разведением улучшенных пород скота, принесет желаемые плоды и, таким образом, оправдает возлагаемые
на него надежды.
Казалось, что ежели уничтожить взятку и
населить мир неумытными становыми приставами, то вдруг потекут реки млека и меда, а к ним
на придачу водворится и правда.
— А копоть?.. И прибирать по-настоящему ничего у тебя нельзя, потому сейчас копоть
насядет — и все тут. Вон рубашка
на тебе какая грязная, одеяло…
Должна, говорил, быть
на свете праведная земля… в той, дескать, земле — особые люди
населяют… хорошие люди! друг дружку они уважают, друг дружке — завсяко-просто — помогают… и всё у них славно-хорошо!
— Ты сердишься, а — напрасно. Ты подумай: люди живут для работы, а работа для них… а они? Выходит — колесо… Вертится, вертится, а всё
на одном месте. И непонятно, — зачем? И где бог? Ведь вот она, ось-то, — бог! Сказано им Адаму и Еве: плодитесь, множьтесь и
населяйте землю, — а зачем?
Кукушкина. Эх, Аким Акимыч, женится — переменится. А не знать всего этого я не могла, я не такая мать, без оглядки ничего не сделаю. У меня такое правило: как только повадился к нам молодой человек, так и пошлю кого-нибудь узнать про него всю подноготную или сама от сторонних людей разведаю. Все эти глупости в нем, по-моему, происходят от холостой жизни. Вот как женится, да мы
на него
насядем, так и с дядей помирится, и служить будет хорошо.
Кукушкина. А вот погоди, мы
на него
насядем обе, так авось подастся. Главное — не баловать и не слушать его глупостей: он свое, а ты свое; спорь до обмороку, а не уступай. Уступи им, так они готовы
на нас хоть воду возить. Да гордость-то, гордость-то ему сшибить надо. Ты знаешь ли, что у него
на уме?
А тетка сперва убежала из избы, а потом, как увидела, что Федька
насел совсем
на стариков, как закричит: «Савоська, ты чего глядишь…
Соленый. Ничего. Он ахнуть не успел, как
на него медведь
насел.
Соленый. Он ахнуть не успел, как
на него медведь
насел. (Идет с ним.) Что вы кряхтите, старик?
Чебутыкин. Да. Он ахнуть не успел, как
на него медведь
насел. (Уходит с Соленым.)
Но тем не менее он, однако, опять
наседал на гостей с новой бутылкой и самыми убедительными доводами. Наливая стакан своему домовому доктору, который выразил опасение, не будет ли в новом доме сыро, — Шульц говорил...
Наконец устанет думать, пойдет к зеркалу посмотреться — ан там уж пыли
на вершок
насело…
Он
населил маленькое здание мертвецкой десятками и сотнями давно умерших людей и пристально вглядывался в оконце, выходившее из ее подвала в уголок сада, видя в неровном отражении света в старом радужном и грязном стекле знакомые черты, виденные им когда-то в жизни или
на портретах.
И когда я вообразил, что земля вещество тяжелое и может,
насевши, размолоть в муку носы наши, то мною овладело такое беспокойство, что я, надевши чулки и башмаки, поспешил в залу государственного совета, с тем чтоб дать приказ полиции не допустить земле сесть
на луну.
— Указано им — плодитесь, множьтесь и
населяйте землю, всё остальное приложился вам! И, ей-богу, миленький, ни
на что более сложное, чем это простое и приятное занятие, не способны люди, и вы, дорогой, из их числа!
Видите —
небо опять иудит
пригоршнью обрызганных предательством звезд?
Пришла.
Пирует Мамаем,
задом
на город
насев.
Эту ночь глазами не проломаем,
черную, как Азеф!
И минутами они вдруг надвигались
на него,
наседали, начинали давить всею своею невообразимой тяжестью — точно свод каменной пещеры медленно и страшно опускался
на его голову.
С детским любопытством смотрит тогда человек
на раскрывающийся пред ним божий мир; все его поражает, все удивляет, во всем представляется что-то дивное, таинственное, в благоговении и умилении повергается он пред непонятными для него красами и величием мироздания и
населяет весь мир живыми образами, порождением своего духа, стремящегося выразить себя в творческой деятельности.
— Ишь их, чертей, что там
насело!.. Взять трех хожалых да казаков. Для усиления четырех подчасков — через полчаса чтоб не было народу
на поле. У меня не зевать!
И в тот же день во всяком дому появляются новые серпы и новые косы. Летошных нет,
на придачу булыне пошли. А по осени «масляно рыло» возьмет свое. Деньгами гроша не получит, зато льном да пряжей туго-натуго нагрузит воза, да еще в каждой деревне его отцом-благодетелем назовут, да не то что хлеб-соль — пшенники, лапшенники, пшенницы, лапшенницы
на стол ему поставят… Появятся и оладьи, и пряженцы, и курочка с
насести, и косушка вина ради почести булыни и знакомства с ним напередки́.
В самом конце зверинца,
на низкой
насести, сидит старый орел, общипанный, облезлый и сгорбленный.
Ветер ревет, срывая гребни волн и покрывая море водяной пылью. Бешено воет он и словно бы
наседает, нападая
на маленький корвет,
на его оголенные мачты,
на его наглухо закрепленные орудия и потрясает снасти, проносясь в них каким-то жалобным стоном, точно жалея, что не может их уничтожить.