Неточные совпадения
как весь
театр Михайловский словно облютеет. «Bis! bis!» — зальются хором люди всех ведомств и всех оружий. Вот если бы эти рукоплескания слышал Баттенберг, он, наверное, сказал бы себе: теперь я знаю, как надо приобретать
народную любовь!
Вся Москва от мала до велика ревностно гордилась своими достопримечательными людьми: знаменитыми кулачными бойцами, огромными, как горы, протодиаконами, которые заставляли страшными голосами своими дрожать все стекла и люстры Успенского собора, а женщин падать в обмороки, знаменитых клоунов, братьев Дуровых, антрепренера оперетки и скандалиста Лентовского, репортера и силача Гиляровского (дядю Гиляя), московского генерал-губернатора, князя Долгорукова, чьей вотчиной и удельным княжеством почти считала себя самостоятельная первопрестольная столица, Сергея Шмелева, устроителя
народных гуляний, ледяных гор и фейерверков, и так без конца, удивительных пловцов, голубиных любителей, сверхъестественных обжор, прославленных юродивых и прорицателей будущего, чудодейственных, всегда пьяных подпольных адвокатов, свои несравненные
театры и цирки и только под конец спортсменов.
Напоминание о
народной глупости внесло веселую и легкую струю в наш разговор. Сначала говорили на эту тему члены комиссии, а потом незаметно разразились и мы, и минут с десять все хором повторяли: ах, как глуп! ах, как глуп! Молодкин же, воспользовавшись сим случаем, рассказал несколько сцен из
народного быта, право, ничуть не уступавших тем, которыми утешается публика в Александрийском
театре.
И вот в этих-то
театрах и получилось начало нашего
народного драматического искусства, которого признаки несомненны.
Ходил в
театр: давали пьесу, в которой показано
народное недоверие к тому, что новая правда воцаряется. Одно действующее лицо говорит, что пока в лежащих над Невою каменных «свинтусах» (сфинксах) живое сердце не встрепенется, до тех пор все будет только для одного вида. Автора жесточайше изругали за эту пьесу. Спрашивал сведущих людей: за что же он изруган? За то, чтобы правды не говорил, отвечают… Какая дивная литература с ложью в идеале!
А утром в «Эрмитаже» на площадке перед
театром можно видеть то ползающую по песку, то вскакивающую, то размахивающую руками и снова ползущую вереницу хористов и статистов… И впереди ползет и вскакивает в белой поддевке сам Лентовский… Он репетирует какую-то
народную сцену в оперетке и учит статистов.
Относительно роли балагана в истории
театра и в деле
народного развития мы еще с вами поспорим.
A утром я вижу в «Эрмитаже» на площадке перед
театром то ползающую по песку, то вскакивающую, то размахивающую руками и снова ползущую вереницу хористов и статистов, впереди которой ползет и вскакивает в белой поддевке сам Лентовский. Он репетирует какую-то
народную сцену в оперетке и учит статистов.
Театр этот назывался «
народным», был основан на деньги московского купечества. Конечно,
народным в настоящем смысле этого слова он не был. Чересчур высокая плата, хотя там были места от пяти копеек, а во-вторых, обилие барышников делали его малодоступным не только для народа, но и для средней публики.
А. М. Максимов сказал, что сегодня утром приехал в Москву И. Ф. Горбунов, который не откажется выступить с рассказом из
народного быта, С. А. Бельская и В. И. Родон обещали дуэт из оперетки, Саша Давыдов споет цыганские песни, В. И. Путята прочтет монолог Чацкого, а П. П. Мещерский прямо с репетиции поехал в «Щербаки» пригласить своего друга — чтеца П. А. Никитина, слава о котором гремела в Москве, но на сцене в столице он ни разу не выступал, несмотря на постоянные приглашения и желание артистов Малого
театра послушать его.
Как всегда, богатые веселились, бедные работали, по Неве гремели
народные русские песни, в
театрах пели французские водевили, парижские модистки продолжали обирать русских барынь; словом, все шло по-прежнему.
Публичный
театр, частные спектакли, литературные собрания, дружеский круг добрых приятелей, более или менее сходных со мною в своих наклонностях и увлечениях, а главное Москва со всем своим историческим и
народным значением, яснее прежнего понятым и глубже почувствованным мною, — все вместе наполняло мою душу, в минуту разлуки, смущением и унынием.
Нынче и для народа строят у нас великолепные
театры и хлопочут об этом Общества
народной трезвости, желая оттягивать народ — от чего?.. От пьянства.
Актер Фюрст, создатель
театра в Пратере, был в ту пору еще свежий мужчина, с простонародной внешностью бюргера из мужиков, кажется, с одним вставным фарфоровым глазом, плотный, тяжелый, довольно однообразный, но владеющий душой своей публики и в диалоге, и в том, как он пел куплеты и песенки в тирольском вкусе. В нем давал себя знать австрийский
народный кряж, с теми бытовыми штрихами, какие дает венская жизнь мелкого бюргерства, особенно в демократических кварталах города.
Во время Масленницы он, по усиленным просьбам сына, водил его несколько раз на площадь Большого
театра, где в описываемое время происходили
народные гулянья, построены были балаганы, кружились карусели, пели песенники на самокатах и из огороженной высокой парусины палатки морил со смеху невзыскательных зрителей классический «петрушка».
Так, например, я, желая развлечься театральным представлением, но ни разу не могши достать билета в, русский
театр, всю прошлую неделю ходил в иноязычные
театры и до того насобачился в иностранных выражениях, что сегодня, сев писать для моего журнала «Сын Гостиного Двора» рассказ из
народного быта, написал такую ерунду, что даже сам испугался.
Это не помешало тому, что в начале царствования Елизаветы Петровны — насадительницы всего русского — положено было основание
народному русскому
театру.
Труженица же искусства, получающая своей игрой толпу в этой великой
народной школе, называемой
театром, заклеймлена печатью отвержения, именем комедиантки, со стороны настоящих, подлых, низких, но чаще всего титулованных комедианток!