Неточные совпадения
— Однако надо
написать Алексею, — и Бетси села за стол,
написала несколько
строк, вложила в конверт. — Я
пишу, чтоб он приехал обедать. У меня одна дама к обеду остается без мужчины. Посмотрите, убедительно ли? Виновата, я на минутку вас оставлю. Вы, пожалуйста, запечатайте и отошлите, — сказала она от двери, — а мне надо сделать распоряжения.
Просидев дома целый день, она придумывала средства для свиданья с сыном и остановилась на решении
написать мужу. Она уже сочиняла это письмо, когда ей принесли письмо Лидии Ивановны. Молчание графини смирило и покорило ее, но письмо, всё то, что она прочла между его
строками, так раздражило ее, так ей возмутительна показалась эта злоба в сравнении с ее страстною законною нежностью к сыну, что она возмутилась против других и перестала обвинять себя.
Мавра ушла, а Плюшкин, севши в кресла и взявши в руку перо, долго еще ворочал на все стороны четвертку, придумывая: нельзя ли отделить от нее еще осьмушку, но наконец убедился, что никак нельзя; всунул перо в чернильницу с какою-то заплесневшею жидкостью и множеством мух на дне и стал
писать, выставляя буквы, похожие на музыкальные ноты, придерживая поминутно прыть руки, которая расскакивалась по всей бумаге, лепя скупо
строка на
строку и не без сожаления подумывая о том, что все еще останется много чистого пробела.
Нащупав в кармане револьвер, он вынул его и поправил капсюль; потом сел, вынул из кармана записную книжку и на заглавном, самом заметном листке
написал крупно несколько
строк.
Это приуготовило меня к чему-то важному, ибо обыкновенно письма
писала ко мне матушка, а он в конце приписывал несколько
строк.
Письмо было написано так небрежно, что кривые
строки, местами, сливались одна с другой, точно их
писали в темноте.
— Да тут немного нужно
написать, всего две
строки.
Прежде всего тороплюсь кинуть вам эти две
строки, в ответ на ваше письмо, где вы
пишете, что собираетесь в Италию, в Рим, — на случай, если я замедлю в дороге.
Он умерил шаг, вдумываясь в ткань романа, в фабулу, в постановку характера Веры, в психологическую, еще пока закрытую задачу… в обстановку, в аксессуары; задумчиво сел и положил руки с локтями на стол и на них голову. Потом поцарапал сухим пером по бумаге, лениво обмакнул его в чернила и еще ленивее
написал в новую
строку, после слов «Глава I...
— Знаю, что не послали бы, и дурно сделали бы. А теперь мне не надо и выходить из роли медведя. Видеть его — чтобы передать ему эти две
строки, которых вы не могли
написать: ведь это — счастье, Вера Васильевна!
Она задумалась, что сказать. Потом взяла карандаш и
написала те же две
строки, которые сказала ему на словах, не прибавив ничего к прежде сказанным словам.
«Что сделалось с тобой, любезный Борис Павлович? —
писал Аянов, — в какую всероссийскую щель заполз ты от нашего мокрого, но вечно юного Петербурга, что от тебя два месяца нет ни
строки? Уж не женился ли ты там на какой-нибудь стерляди? Забрасывал сначала своими повестями, то есть письмами, а тут вдруг и пропал, так что я не знаю, не переехал ли ты из своей трущобы — Малиновки, в какую-нибудь трущобу — Смородиновку, и получишь ли мое письмо?
Он остановился, подумал, подумал — и зачеркнул последние две
строки. «Кажется, я грубости начал говорить! — шептал он. — А Тит Никоныч учит делать дамам только одни „приятности“». После посвящения он крупными буквами
написал...
— Что же! — повторила она с примесью легкого раздражения, — я пробовала вчера
написать ему всего две
строки: «Я не была — и не буду счастлива с вами и после венчанья, я не увижу вас никогда.
Теперь, когда я
пишу эти
строки, — на дворе весна, половина мая, день прелестный, и у нас отворены окна.
Дойдут ли когда-нибудь до вас эти
строки, которые
пишу, точно под шум столетней дубравы, хотя под южным, но еще серым небом,
пишу в теплом байковом пальто?
— Вам бы не следовало это записывать, про «позор»-то. Это я вам по доброте только души показал, а мог и не показывать, я вам, так сказать, подарил, а вы сейчас лыко в
строку. Ну
пишите,
пишите что хотите, — презрительно и брезгливо заключил он, — не боюсь я вас и… горжусь пред вами.
— Нет, гладкой, чистой, на которой
пишут. Вот так. — И Митя, схватив со стола перо, быстро
написал на бумажке две
строки, сложил вчетверо бумажку и сунул в жилетный карман. Пистолеты вложил в ящик, запер ключиком и взял ящик в руки. Затем посмотрел на Петра Ильича и длинно, вдумчиво улыбнулся.
— Н-нет-с, а вот если бы вы
написали вашею рукой сейчас три
строки, на всякий случай, о том, что денег Дмитрию Федоровичу никаких не давали, то было бы, может быть, не лишнее… на всякий случай…
Отец мой обыкновенно
писал мне несколько
строк раз в неделю, он не ускорил ни одним днем ответа и не отдалил его, даже начало письма было как всегда.
Имя сестры начинало теснить меня, теперь мне недостаточно было дружбы, это тихое чувство казалось холодным. Любовь ее видна из каждой
строки ее писем, но мне уж и этого мало, мне нужно не только любовь, но и самое слово, и вот я
пишу: «Я сделаю тебе странный вопрос: веришь ли ты, что чувство, которое ты имеешь ко мне, — одна дружба? Веришь ли ты, что чувство, которое я имею к тебе, — одна дружба?Я не верю».
Все они были живы, когда я в первый раз
писал эту главу. Пусть она на этот раз окончится следующими
строками из надгробных слов Аксакову.
«Я с вами примирился за ваши „Письма об изучении природы“; в них я понял (насколько человеческому уму можно понимать) немецкую философию — зачем же, вместо продолжения серьезного труда, вы
пишете сказки?» Я отвечал ему несколькими дружескими
строками — тем наши сношения и кончились.
Эти вопросы были легки, но не были вопросы. В захваченных бумагах и письмах мнения были высказаны довольно просто; вопросы, собственно, могли относиться к вещественному факту:
писал ли человек или нет такие
строки. Комиссия сочла нужным прибавлять к каждой выписанной фразе: «Как вы объясняете следующее место вашего письма?»
Когда я
писал эту часть «Былого и дум», у меня не было нашей прежней переписки. Я ее получил в 1856 году. Мне пришлось, перечитывая ее, поправить два-три места — не больше. Память тут мне не изменила. Хотелось бы мне приложить несколько писем NataLie — и с тем вместе какой-то страх останавливает меня, и я не решил вопрос, следует ли еще дальше разоблачать жизнь, и не встретят ли
строки, дорогие мне, холодную улыбку?
Блудов, известный как продолжатель истории Карамзина, не написавший ни
строки далее, и как сочинитель «Доклада следственной комиссии» после 14 декабря, которого было бы лучше совсем не
писать, принадлежал к числу государственных доктринеров, явившихся в конце александровского царствования.
На другой день я получил от нее записку, несколько испуганную, старавшуюся бросить какую-то дымку на вчерашнее; она
писала о страшном нервном состоянии, в котором она была, когда я взошел, о том, что она едва помнит, что было, извинялась — но легкий вуаль этих слов не мог уж скрыть страсть, ярко просвечивавшуюся между
строк.
Словом сказать, это был подлинный детский мартиролог, и в настоящее время, когда я
пишу эти
строки и когда многое в отношениях между родителями и детьми настолько изменилось, что малейшая боль, ощущаемая ребенком, заставляет тоскливо сжиматься родительские сердца, подобное мучительство покажется чудовищным вымыслом.
Но я никогда не мог решить ни одной математической задачи, не мог выучить четырех
строк стихотворения, не мог
написать страницы диктовки, не сделав ряд ошибок.
В восстании против окружающей действительности он
написал стихотворение, в котором есть
строки...
Пушкин просит живописца
написать портрет К. П. Бакуниной, сестры нашего товарища. Эти стихи — выражение не одного только его страдавшего тогда сердечка!.. [Посвящено Е. П. Бакуниной (1815), обращено к А. Д. Илличевскому, недурно рисовавшему. В изд. АН СССР 1-я
строка так: «Дитя Харит и вображенья». Страдало также сердечко Пущина. Об этом — в первоначальной редакции пушкинского «19 октября», 1825: «Как мы впервой все трое полюбили».]
— Эти слова между нами не должны казаться сильными и увеличенными — мы не на них основали нашу связь, потому ясмело их
пишу, зная, что никакая земная причина не нарушит ее; истинно благодарен вам за утешительные
строки, которые я от вас имел, и душевно жалею, что не удалось мне после приговора обнять вас и верных друзей моих, которых прошу вас обнять; называть их не нужно — вы их знаете; надеюсь, что расстояние 7 тысяч верст не разлучит сердец наших.
Говори мне о Горбачевском, от него нет ни
строки: правда, и сам виноват, к нему не
писал.
В третьей
строке он сначала
написал: «Когда мой дом», затем зачеркнул слово «дом» и над текстом
написал: «двор».
Два слова письменных в дополнение к письму вашего соименника, дорогой фотограф, в ответ на ваши
строки от 18 декабря… О кончине Вольфа — вы, верно, это уже знаете от Ж.Адамовны, к которой
писали из Тобольска. Он страдал жестоко пять месяцев. Горячка тифозная, а потом вода в груди. Смерть была успокоением, которого он сам желал, зная, что нет выздоровления.
Если эти
строки дойдут до вас, то я надеюсь, что вы, если только возможно,
напишете мне несколько слов.
Или сами (или кто-нибудь четко пишущий) перепишите мне с пробелами один экземпляр для могущих быть дополнений, только, пожалуйста, без ошибок. Мне уже наскучила корректура над собственноручным своим изданием. Когда буду в Москве, на первом листе
напишу несколько
строк; велите переплетчику в начале вашей книги прибавить лист… [Лист — для посвящения Е. И. Якушкину Записок о Пушкине (вопроизведен здесь автотипически, стр. 40).]
Очень рад, что твои финансовые дела пришли в порядок. Желаю, чтобы вперед не нужно было тебе
писать в разные стороны о деньгах. Должно быть, неприятно распространяться об этом предмете.
Напиши несколько
строк Семенову и скажи ему общую нашу признательность за пятьсот рублей, которые ему теперь уже возвращены.
Продолжение впредь, теперь мешают. Я все возможные случаи буду искать, чтобы марать сию тетрадку до Тобольска. Извините, что так дурно
пишу — я восхищаюсь, что и этим способом могу что-нибудь вам сказать в ожидании казенной переписки, которую, верно, нам позволят иногда; по возможности будем между
строками писать лимонным соком…
Мать
написала большое письмо к ней, которое прочла вслух моему отцу: он только приписал несколько
строк.
Видно только было, что горячее чувство, заставившее его схватить перо и
написать первые, задушевные
строки, быстро, после этих первых
строк, переродилось в другое: старик начинал укорять дочь, яркими красками описывал ей ее преступление, с негодованием напоминал ей о ее упорстве, упрекал в бесчувственности, в том, что она ни разу, может быть, и не подумала, что сделала с отцом и матерью.
С первых
строк можно было догадаться, что и к кому он
писал.
В-шестых, наконец, прежде совсем не было адвокатов, а были люди, носившие название «ябедников»,"приказных
строк","крапивного семени"и т. д., которые ловили клиентов по кабакам и
писали неосновательные просьбы за косушку. Нынче и в Т*** завелось до десяти «аблакатов», которые и за самую неосновательную просьбу меньше красненькой не возьмут.
Он, во главе большинства комитета,
написал проект, в каждой
строке которого сквозила тонкая политика.
По приходе домой, однако, все эти мечтания его разлетелись в прах: он нашел письмо от Настеньки и, наперед предчувствуя упреки, торопливо и с досадой развернул его; по беспорядочности мыслей, по небрежности почерка и, наконец, по каплям слез, еще не засохшим и слившимся с чернилами, можно было судить, что чувствовала бедная девушка,
писав эти
строки.
Петр Иваныч сел к столу и наскоро
написал несколько
строк, потом передал письмо Александру.
— Все дело можно бы в трех
строках объяснить, — сказал Петр Иваныч, поглядев на часы, — а он в приятельском письме
написал целую диссертацию! ну, не педант ли? Читать ли дальше, Александр? брось: скучно. Мне бы надо тебе кое-что сказать…
«Что это за мистификация, мой любезнейший Петр Иваныч? Вы
пишете повести! Да кто ж вам поверит? И вы думали обморочить меня, старого воробья! А если б, чего боже сохрани, это была правда, если б вы оторвали на время ваше перо от дорогих, в буквальном смысле,
строк, из которых каждая, конечно, не один червонец стоит, и перестав выводить почтенные итоги, произвели бы лежащую передо мною повесть, то я и тогда сказал бы вам, что хрупкие произведения вашего завода гораздо прочнее этого творения…»
Вернувшись к себе в комнату, Санин нашел на столе письмо от Джеммы. Он мгновенно… испугался — и тотчас же обрадовался, чтобы поскорей замаскировать перед самим собою свой испуг. Оно состояло из нескольких
строк. Она радовалась благополучному «началу дела», советовала ему быть терпеливым и прибавила, что все в доме здоровы и заранее радуются его возвращению. Санин нашел это письмо довольно сухим — однако взял перо, бумагу… и все бросил. «Что
писать?! Завтра сам вернусь… пора, пора!»
Очень быстро приходит в голову Александрову (немножко поэту) мысль о системе акростиха. Но удается ему
написать такое сложное письмо только после многих часов упорного труда, изорвав сначала в мелкие клочки чуть ли не десть почтовой бумаги. Вот это письмо, в котором начальные буквы каждой
строки Александров выделял чуть заметным нажимом пера.