Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит
про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Лука Лукич (хватаясь за карманы,
про себя).Вот те штука, если нет!
Есть,
есть! (Вынимает и подает, дрожа, ассигнации.)
— Не знаю я, Матренушка.
Покамест тягу страшную
Поднять-то поднял он,
Да в землю сам ушел по грудь
С натуги! По лицу его
Не слезы — кровь течет!
Не знаю, не придумаю,
Что
будет? Богу ведомо!
А
про себя скажу:
Как выли вьюги зимние,
Как ныли кости старые,
Лежал я на печи;
Полеживал, подумывал:
Куда ты, сила, делася?
На что ты пригодилася? —
Под розгами, под палками
По мелочам ушла!
Но бригадир
был непоколебим. Он вообразил
себе, что травы сделаются зеленее и цветы расцветут ярче, как только он выедет на выгон."Утучнятся поля, прольются многоводные реки, поплывут суда, процветет скотоводство, объявятся пути сообщения", — бормотал он
про себя и лелеял свой план пуще зеницы ока."Прост он
был, — поясняет летописец, — так прост, что даже после стольких бедствий простоты своей не оставил".
Степан Аркадьич вышел посмотреть. Это
был помолодевший Петр Облонский. Он
был так пьян, что не мог войти на лестницу; но он велел
себя поставить на ноги, увидав Степана Аркадьича, и, уцепившись за него, пошел с ним в его комнату и там стал рассказывать ему
про то, как он провел вечер, и тут же заснул.
Он считал переделку экономических условий вздором, но он всегда чувствовал несправедливость своего избытка в сравнении с бедностью народа и теперь решил
про себя, что, для того чтобы чувствовать
себя вполне правым, он, хотя прежде много работал и нероскошно жил, теперь
будет еще больше работать и еще меньше
будет позволять
себе роскоши.
— Ведь вот, — говорил Катавасов, по привычке, приобретенной на кафедре, растягивая свои слова, — какой
был способный малый наш приятель Константин Дмитрич. Я говорю
про отсутствующих, потому что его уж нет. И науку любил тогда, по выходе из университета, и интересы имел человеческие; теперь же одна половина его способностей направлена на то, чтоб обманывать
себя, и другая — чтоб оправдывать этот обман.
Как будто
было что-то в этом такое, чего она не могла или не хотела уяснить
себе, как будто, как только она начинала говорить
про это, она, настоящая Анна, уходила куда-то в
себя и выступала другая, странная, чуждая ему женщина, которой он не любил и боялся и которая давала ему отпор.
Алексей Александрович, вступив в должность, тотчас же понял это и хотел
было наложить руки на это дело; но в первое время, когда он чувствовал
себя еще нетвердо, он знал, что это затрогивало слишком много интересов и
было неблагоразумно; потом же он, занявшись другими делами, просто забыл
про это дело.
«Если б это
была я — думала
про себя Кити, — как бы я гордилась этим!
Он вглядывался в его болезненное чахоточное лицо, и всё больше и больше ему жалко
было его, и он не мог заставить
себя слушать то, что брат рассказывал ему
про артель.
Сколько раз она думала об этом, вспоминая о своей заграничной приятельнице Вареньке, о ее тяжелой зависимости, сколько раз думала
про себя, что с ней самой
будет, если она не выйдет замуж, и сколько раз спорила об этом с сестрою!
Когда она думала о сыне и его будущих отношениях к бросившей его отца матери, ей так становилось страшно за то, что она сделала, что она не рассуждала, а, как женщина, старалась только успокоить
себя лживыми рассуждениями и словами, с тем чтобы всё оставалось по старому и чтобы можно
было забыть
про страшный вопрос, что
будет с сыном.
— Я уже просил вас держать
себя в свете так, чтоб и злые языки не могли ничего сказать против вас.
Было время, когда я говорил о внутренних отношениях; я теперь не говорю
про них. Теперь я говорю о внешних отношениях. Вы неприлично держали
себя, и я желал бы, чтоб это не повторялось.
Она и
про себя рассказывала и
про свою свадьбу, и улыбалась, и жалела, и ласкала его, и говорила о случаях выздоровления, и всё выходило хорошо; стало
быть, она знала.
Бетси говорила
про нее Анне, что она взяла на
себя тон неведающего ребенка, но когда Анна увидала ее, она почувствовала, что это
была неправда.
— Но ты мне скажи
про себя. Мне с тобой длинный разговор. И мы говорили с… — Долли не знала, как его назвать. Ей
было неловко называть его и графом и Алексей Кириллычем.
«Нет, этого мы приятелю и понюхать не дадим», — сказал
про себя Чичиков и потом объяснил, что такого приятеля никак не найдется, что одни издержки по этому делу
будут стоить более, ибо от судов нужно отрезать полы собственного кафтана да уходить подалее; но что если он уже действительно так стиснут, то,
будучи подвигнут участием, он готов дать… но что это такая безделица, о которой даже не стоит и говорить.
— Да если вам свободно, так поедем со мной, — сказал Чичиков и подумал
про себя, глядя на Платонова: «А это
было бы хорошо: тогда бы можно издержки пополам, а подчинку коляски отнести вовсе на его счет».
Черты такого необыкновенного великодушия стали ему казаться невероятными, и он подумал
про себя: «Ведь черт его знает, может
быть, он просто хвастун, как все эти мотишки; наврет, наврет, чтобы поговорить да напиться чаю, а потом и уедет!» А потому из предосторожности и вместе желая несколько поиспытать его, сказал он, что недурно бы совершить купчую поскорее, потому что-де в человеке не уверен: сегодня жив, а завтра и бог весть.
Чичиков посмотрел: рукав новешенького фрака
был весь испорчен. «Пострел бы тебя побрал, чертенок проклятый!» — пробормотал он в сердцах
про себя.
«Экой скверный барин! — думал
про себя Селифан. — Я еще не видал такого барина. То
есть плюнуть бы ему за это! Ты лучше человеку не дай
есть, а коня ты должен накормить, потому что конь любит овес. Это его продовольство: что, примером, нам кошт, то для него овес, он его продовольство».
«Хорошо бы
было, — подумала между тем
про себя Коробочка, — если бы он забирал у меня в казну муку и скотину.
«А что ж, — подумал
про себя Чичиков, — заеду я в самом деле к Ноздреву. Чем же он хуже других, такой же человек, да еще и проигрался. Горазд он, как видно, на все, стало
быть, у него даром можно кое-что выпросить».
— Разве эдак! — сказал Чичиков и подумал
про себя: «А это, однако же, кстати, что он дает взаймы: в таком случае завтра можно
будет привезти».
Что думал он в то время, когда молчал, — может
быть, он говорил
про себя: «И ты, однако ж, хорош, не надоело тебе сорок раз повторять одно и то же», — Бог ведает, трудно знать, что думает дворовый крепостной человек в то время, когда барин ему дает наставление.
Он
был не глуп; и мой Евгений,
Не уважая сердца в нем,
Любил и дух его суждений,
И здравый толк о том, о сем.
Он с удовольствием, бывало,
Видался с ним, и так нимало
Поутру не
был удивлен,
Когда его увидел он.
Тот после первого привета,
Прервав начатый разговор,
Онегину, осклабя взор,
Вручил записку от поэта.
К окну Онегин подошел
И
про себя ее прочел.
Бывало, стоишь, стоишь в углу, так что колени и спина заболят, и думаешь: «Забыл
про меня Карл Иваныч: ему, должно
быть, покойно сидеть на мягком кресле и читать свою гидростатику, — а каково мне?» — и начнешь, чтобы напомнить о
себе, потихоньку отворять и затворять заслонку или ковырять штукатурку со стены; но если вдруг упадет с шумом слишком большой кусок на землю — право, один страх хуже всякого наказания.
Через неделю бабушка могла плакать, и ей стало лучше. Первою мыслию ее, когда она пришла в
себя,
были мы, и любовь ее к нам увеличилась. Мы не отходили от ее кресла; она тихо плакала, говорила
про maman и нежно ласкала нас.
«Да, — подумал
про себя Товкач, — заснул бы ты, может
быть, и навеки!» Но ничего не сказал, погрозил пальцем и дал знак молчать.
«Постой же ты, чертов кулак! — сказал Бульба
про себя, — ты у меня
будешь знать!» И положил тут же отмстить кошевому.
Он
было подумал это
про себя, но как-то само проговорилось вслух.
Сам он, совершенно неумышленно, отчасти, причиной убийства
был, но только отчасти, и как узнал
про то, что он убийцам дал повод, затосковал, задурманился, стало ему представляться, повихнулся совсем, да и уверил сам
себя, что он-то и
есть убийца!
«Так и
есть! так и
есть!» — повторял он настойчиво
про себя.
— Ну, так и
есть! — злобно вскрикнул Порфирий, — не свои слова говорит! — пробормотал он как бы
про себя и вдруг опять увидал Раскольникова.
Был он очень беден и как-то надменно горд и несообщителен: как будто что-то таил
про себя.
— Вот вы, наверно, думаете, как и все, что я с ним слишком строга
была, — продолжала она, обращаясь к Раскольникову. — А ведь это не так! Он меня уважал, он меня очень, очень уважал! Доброй души
был человек! И так его жалко становилось иной раз! Сидит, бывало, смотрит на меня из угла, так жалко станет его, хотелось бы приласкать, а потом и думаешь
про себя: «приласкаешь, а он опять напьется», только строгостию сколько-нибудь и удержать можно
было.
Они стали взбираться на лестницу, и у Разумихина мелькнула мысль, что Зосимов-то, может
быть, прав. «Эх! Расстроил я его моей болтовней!» — пробормотал он
про себя. Вдруг, подходя к двери, они услышали в комнате голоса.
— Сильно подействовало! — бормотал
про себя Свидригайлов, нахмурясь. — Авдотья Романовна, успокойтесь! Знайте, что у него
есть друзья. Мы его спасем, выручим. Хотите, я увезу его за границу? У меня
есть деньги; я в три дня достану билет. А насчет того, что он убил, то он еще наделает много добрых дел, так что все это загладится; успокойтесь. Великим человеком еще может
быть. Ну, что с вами? Как вы
себя чувствуете?
«Недели через три на седьмую версту, [На седьмой версте от Петербурга, в Удельной, находилась известная больница для умалишенных.] милости просим! Я, кажется, сам там
буду, если еще хуже не
будет», — бормотал он
про себя.
— Ведь какая складка у всего этого народа! — захохотал Свидригайлов, — не сознается, хоть бы даже внутри и верил чуду! Ведь уж сами говорите, что «может
быть» только случай. И какие здесь всё трусишки насчет своего собственного мнения, вы представить
себе не можете, Родион Романыч! Я не
про вас. Вы имеете собственное мнение и не струсили иметь его. Тем-то вы и завлекли мое любопытство.
— Так к тебе ходит Авдотья Романовна, — проговорил он, скандируя слова, — а ты сам хочешь видеться с человеком, который говорит, что воздуху надо больше, воздуху и… и стало
быть, и это письмо… это тоже что-нибудь из того же, — заключил он как бы
про себя.
Чувство, однако же, родилось в нем; сердце его сжалось, на нее глядя. «Эта-то, эта-то чего? — думал он
про себя, — я-то что ей? Чего она плачет, чего собирает меня, как мать или Дуня? Нянька
будет моя!»
«Это политический заговорщик! Наверно! И он накануне какого-нибудь решительного шага — это наверно! Иначе
быть не может и… и Дуня знает…» — подумал он вдруг
про себя.
«Конечно, — пробормотал он
про себя через минуту, с каким-то чувством самоунижения, — конечно, всех этих пакостей не закрасить и не загладить теперь никогда… а стало
быть, и думать об этом нечего, а потому явиться молча и… исполнить свои обязанности… тоже молча, и… и не просить извинения, и ничего не говорить, и… и уж, конечно, теперь все погибло!»
— Ведь обыкновенно как говорят? — бормотал Свидригайлов, как бы
про себя, смотря в сторону и наклонив несколько голову. — Они говорят: «Ты болен, стало
быть, то, что тебе представляется,
есть один только несуществующий бред». А ведь тут нет строгой логики. Я согласен, что привидения являются только больным; но ведь это только доказывает, что привидения могут являться не иначе как больным, а не то что их нет самих по
себе.
— Разумеется, так! — ответил Раскольников. «А что-то ты завтра скажешь?» — подумал он
про себя. Странное дело, до сих пор еще ни разу не приходило ему в голову: «что подумает Разумихин, когда узнает?» Подумав это, Раскольников пристально поглядел на него. Теперешним же отчетом Разумихина о посещении Порфирия он очень немного
был заинтересован: так много убыло с тех пор и прибавилось!..
Народ расходился, полицейские возились еще с утопленницей, кто-то крикнул
про контору… Раскольников смотрел на все с странным ощущением равнодушия и безучастия. Ему стало противно. «Нет, гадко… вода… не стоит, — бормотал он
про себя. — Ничего не
будет, — прибавил он, — нечего ждать. Что это, контора… А зачем Заметов не в конторе? Контора в десятом часу отперта…» Он оборотился спиной к перилам и поглядел кругом
себя.
Про себя Соня уведомляла, что ей удалось приобресть в городе даже некоторые знакомства и покровительства; что она занимается шитьем, и так как в городе почти нет модистки, то стала во многих домах даже необходимою; не упоминала только, что чрез нее и Раскольников получил покровительство начальства, что ему облегчаемы
были работы и прочее.
— Я пришел вас уверить, что я вас всегда любил, и теперь рад, что мы одни, рад даже, что Дунечки нет, — продолжал он с тем же порывом, — я пришел вам сказать прямо, что хоть вы и несчастны
будете, но все-таки знайте, что сын ваш любит вас теперь больше
себя и что все, что вы думали
про меня, что я жесток и не люблю вас, все это
была неправда. Вас я никогда не перестану любить… Ну и довольно; мне казалось, что так надо сделать и этим начать…