Неточные совпадения
Еще и теперь у редкого из них не было закопано добра — кружек, серебряных ковшей и запястьев под камышами
на днепровских островах, чтобы не довелось
татарину найти его, если бы, в случае несчастья, удалось ему
напасть врасплох
на Сечь; но трудно было бы
татарину найти его, потому что и сам хозяин уже стал забывать, в котором месте закопал его.
Идет неуклюжий Валей, ступая по грязи тяжело, как старая лошадь; скуластое лицо его надуто, он смотрит, прищурясь, в небо, а оттуда прямо
на грудь ему
падает белый осенний луч, — медная пуговица
на куртке Валея горит,
татарин остановился и трогает ее кривыми пальцами.
— Подлинно диво, он ее, говорят, к ярмарке всереди косяка пригонил, и так гнал, что ее за другими конями никому видеть нельзя было, и никто про нее не знал, опричь этих
татар, что приехали, да и тем он сказал, что кобылица у него не продажная, а заветная, да ночью ее от других отлучил и под Мордовский ишим в лес отогнал и там
на поляне с особым пастухом
пас, а теперь вдруг ее выпустил и продавать стал, и ты погляди, что из-за нее тут за чудеса будут и что он, собака, за нее возьмет, а если хочешь, ударимся об заклад, кому она достанется?
Татарин дернулся вперед, но унтер-офицеры удержали его, и такой же удар
упал на него с другой стороны, и опять с этой, и опять с той.
— Дали ему гривну
на дорогу и отпустили, — ответил Поддубный. — Тут попался нам мужик, рассказал, что еще вчера
татары напали на деревню и всю выжгли. Вскоре мы сами перешли великую сакму: сметили, по крайнему счету, с тысячу лошадей. А там идут другие мужики с бабами да с детьми, воют да голосят: и наше-де село выжгла татарва, да еще и церковь ограбили, порубили святые иконы, из риз поделали чепраки…
— Хотя сказано:
паси овцы моя, о свиниях же — ни слова, кроме того, что в них Христос бог наш бесприютных чертей загонял! Очень это скорбно всё, сын мой! Прихожанин ты примерный, а вот поспособствовать тебе в деле твоём я и не могу. Одно разве — пришли ты мне
татарина своего, побеседую с ним, утешу, может, как, — пришли, да! Ты знаешь дело моё и свинское
на меня хрюкание это. И ты, по человечеству, извинишь мне бессилие моё. Оле нам, человекоподобным! Ну — путей добрых желаю сердечно! Секлетеюшка — проводи!
Матвей выбежал в сени, — в углу стоял
татарин, закрыв лицо руками, и бормотал. По двору металась Наталья, из её бестолковых криков Матвей узнал, что лекарь
спит, пьяный, и его не могут разбудить, никольский поп уехал
на мельницу, сомов ловить, а варваринский болен — пчёлы его искусали так, что глаза не глядят.
По прошествии нескольких лет шайка сия
напала на скрывшихся близ ее жилища в лесах трех братьев
татар, из которых младший был женат
на ней, Гугнихе (повествовательнице), и которые отделились от Золотой орды, также рассеявшейся потому, что Тамерлан, возвращаясь из России, намеревался
напасть на оную.
Строгановы
на реке Чусовой поставили Чусовской городок; а брат сибирского султана, Махметкул,
на 20 июля 1573 года, «со многолюдством
татар, остяков и с верхчусовскими вогуличами», нечаянно
напал на него, многих российских подданных и ясачных (плативших царскую дань мехами — ясак) остяков побил, жен и детей разбежавшихся и побитых жителей полонил и в том числе забрал самого посланника государева, Третьяка Чубукова, вместе с его служилыми
татарами, с которыми он был послан из Москвы «в казацкую орду».
Один полк, бывший под начальством Сверта, отстал;
татары напали на него, разбили совершенно и взяли в плен самого полковника с несколькими знаменами.
В той же сцене, где он,
напав на замок польского магната, предавая все огню, мечу и грабежу
татар, вдруг увидел Марию и оцепенел от удивления, пораженный ее красотою, Мочалов, в первое представление пиесы, был неподражаем!
На рассвете мы с ним легли
спать. Костя в сон, как в речку, нырнул, а я в мыслях моих хожу, как нищий
татарин вокруг церкви зимой.
На улице — вьюжно и холодно, а во храм войти — Магомет не велит.
Раз и два обошел их, все ускоряя шаги, и вдруг как-то сорвался с места, побежал кругами, подскакивая, сжав кулаки, тыкая ими в воздух. Полы шубы били его по ногам, он спотыкался, чуть не
падал, останавливаясь, встряхивал головою и тихонько выл. Наконец он, — тоже как-то сразу, точно у него подломились ноги, — опустился
на корточки и, точно
татарин на молитве, стал отирать ладонями лицо.
Трезвый он оставлял эти мысли, быть может сознавая невозможность найти такую чудную гору; но пьяный становился отважнее. Он допускал, что может не найти настоящую гору и
попасть на другую. «Тогда пропадать буду», — говорил он, но все-таки собирался; если же не приводил этого намерения в исполнение, то, вероятно, потому, что поселенцы-татары продавали ему всегда скверную водку, настоянную, для крепости,
на махорке, от которой он вскоре впадал в бессилие и становился болен.
Сняли
татары седло, сбрую. Сел
татарин с красной бородой
на лошадь, а другие подсадили Жилина к нему
на седло; а чтобы не
упал, притянули его ремнем за пояс к
татарину и повезли в горы.
Ермак взял с собой 50 человек и пошел очистить дорогу бухарцам. Пришел он к Иртышу-реке и не нашел бухарцев. Остановился ночевать. Ночь была темная и дождь. Только полегли
спать казаки, откуда ни взялись
татары, бросились
на сонных, начали их бить. Вскочил Ермак, стал биться. Ранили его ножом в руку. Бросился он бежать к реке.
Татары за ним. Он в реку. Только его и видели. И тела его не нашли, и никто не узнал, как он умер.
Опять начались длинные сказанья про богатого богатину, про христа Ивана Тимофеича Суслова, про другого христа, стрельца Прокопья Лупкина, про третьего — Андрея, юрода и молчальника, и про многих иных пророков и учителей. Поминал Устюгов и пророка Аверьяна, как он
пал на поле Куликове в бою с безбожными
татарами, про другого пророка, что дерзнул предстать перед царем Иваном Васильевичем и обличал его в жестокостях. И много другого выпевал Григорьюшка в своей песне-сказании.
Бэлла занесла ногу в стремя и глядела
на дедушку Магомета, готовая повиноваться по одному его взгляду. Она с дедой ни за что не хотели сесть в коляску и решили сопровождать нас всю дорогу верхом. Со мной в экипаж сели Анна и Юлико. Абрек поместился
на козлах вместе с ямщиком-татарином. Нарядный и изнеженный, как всегда, Юлико полулежал
на пестрых подушках тахты, взятых из дому. Ему хотелось
спать, и он поминутно жмурился
на появляющийся из-за гор багровый диск солнца.
Проехала подвода, тяжело нагруженная бочонками вина, узлами. Вокруг нее гарцевали два махновца. Третий, пьяный,
спал на узлах, с свесившеюся через грядку ногою, а лошадь его была привязана к задку. Возница
татарин, с угрюмым лицом, бережно, для виду, подхлестывал перегруженных кляч.
Неприятель действительно поставил два орудия
на том месте, где разъезжали
татары, и каждые минут двадцать или тридцать посылал по выстрелу в наших рубщиков. Мой взвод выдвинули вперед
на поляну и приказали отвечать ему. В опушке леса показался дымок, слышались выстрел, свист, и ядро
падало сзади или впереди нас. Снаряды неприятеля ложились счастливо, и потери не было.
Ему и вчера сделалось неприятно, что они с Серафимой
попали на этот пароход. Их первые ночи проходили в таком соседстве. Надо терпеть до Нижнего. При хозяйке, не отказывавшейся от заигрывания с мужчинами, состоял хромой
татарин, еще мальчишка, прислужник и скрипач, обычная подробность татарских притонов.
До трех часов ночи мы сидели в маленьком, тесном зальце станции. В буфете нельзя было ничего получить, кроме чаю и водки, потому что в кухне шел ремонт.
На платформе и в багажном зальце вповалку
спали наши солдаты. Пришел еще эшелон; он должен был переправляться
на ледоколе вместе с нами. Эшелон был громадный, в тысячу двести человек; в нем шли
на пополнение частей запасные из Уфимской, Казанской и Самарской губерний; были здесь русские,
татары, мордвины, все больше пожилые, почти старые люди.
— Счастлив побежденный, — отвечал Эренштейн, — если его новый господин стоит
на высшей степени образования, нежели он сам; горе ему, если он
попадет под власть
татарина! Сила чего не делает!
Рыжий глинистый обрыв, баржа, река, чужие, недобрые люди, голод, холод, болезни — быть может, всего этого нет
на самом деле. Вероятно, всё это только снится, — думал
татарин. Он чувствовал, что
спит, и слышал свой храп… Конечно, он дома, в Симбирской губернии, и стоит ему только назвать жену по имени, как она откликнется; а в соседней комнате мать… Однако, какие бывают страшные сны! К чему они?
Татарин улыбнулся и открыл глаза. Какая это река? Волга?
Не тот ли, что ползал два века у ног
татар и поклонялся их деревянным болванам, целовал руки у Новгорода, у Пскова, у Литвы,
падал в прах перед первым встречным, кто
на него только дубину взял!..
— Да, они не дали нам и понюхать супу госпожи баронессы. Право, такой диеты не запомню. Зато, вероятно, теперь стряпают у нее исправно, по-своему. Едва, едва не
попали мы сами под Сооргофом
на ветчину к
татарам, как вы обещали нам в Долине мертвецов.
Из расспросов перепуганного насмерть
татарина действительно оказалось, что он был выслан вперед для того, чтобы поджечь острог Строгановых и дать этим сигнал остальным кочевникам, засевшим в ближайшем овраге и намеревавшимся
напасть на усадьбу. Они видели уход казаков из поселка и думали, что ушли все, а потому и не ожидали сильного сопротивления.
— Да, да, таки с того времени, как появилась
на Руси сестра моя София Фоминишна, вы и свет божий взвидели,
татары от вас побежали, Новгород
пал, Москва стала походить
на город; с того времени Иван Васильевич сам поумылся…
Четырнадцатого сентября Ермак спустился по Тоболу, имея под начальством всего только 545 человек, и при впадении реки в Иртыш увидел массы
татар, которые, однако, бежали и дали ему возможность подняться вверх по Иртышу до Заостровских Юрт, где он взял приступом город мурзы Атики. Здесь
на казаков снова
напало раздумье.
За то, что он теперь день и ночь работал веслом, ему платили только десять копеек в сутки; правда, проезжие давали
на чай и
на водку, но ребята делили весь доход между собой, а
татарину ничего не давали и только смеялись над ним. А от нужды голодно, холодно и страшно… Теперь бы, когда всё тело болит и дрожит, пойти в избушку и лечь
спать, но там укрыться нечем и холоднее, чем
на берегу; здесь тоже нечем укрыться, но всё же можно хоть костер развесть…
В то самое время, когда Ермак шел воевать Кучумову державу, князь пелымский с вогуличами, остяками, сибирскими
татарами и башкирами
напал на берега Камы, выжег и истребил селения близ Чердыни, Усолья и новых крепостей Строгановых, умертвил и полонил множество крестьян.
Не успели все челны пройти это место, как казаки увидели, что
на весь правый берег Туры высыпали бог весть откуда взявшиеся тысячи
татар. Путешественники в первую минуту были поражены этой неожиданностью. Тучи стрел полетели
на них, но одни перелетели, другие не долетели до казаков и
попадали в воду.