Неточные совпадения
Хиония Алексеевна произносила этот монолог перед зеркалом, откуда
на нее смотрело испитое, желтое лицо с выражением хищной птицы, которой неожиданно
попала в лапы лакомая
добыча. Погрозив себе пальцем, почтенная дама проговорила...
Свет от костров отражался по реке яркой полосой. Полоса эта как будто двигалась, прерывалась и появлялась вновь у противоположного берега. С бивака доносились удары топора, говор людей и смех. Расставленные
на земле комарники, освещенные изнутри огнем, казались громадными фонарями. Казаки слышали мои выстрелы и ждали
добычи. Принесенная кабанина тотчас же была обращена в ужин, после которого мы напились чаю и улеглись
спать. Остался только один караульный для охраны коней, пущенных
на волю.
Один раз ударил я бекаса вверху, и он, тихо кружась,
упал в десяти шагах от меня с распростертыми крыльями
на большую кочку; он был весь в виду, и я, зарядив ружье, не торопясь подошел взять свою
добычу; я протянул уже руку, но бекас вспорхнул и улетел, как здоровый, прежде чем я опомнился.
Но кроме врагов, бегающих по земле и отыскивающих чутьем свою
добычу, такие же враги их летают и по воздуху: орлы, беркуты, большие ястреба готовы
напасть на зайца, как скоро почему-нибудь он бывает принужден оставить днем свое потаенное убежище, свое логово; если же это логово выбрано неудачно, не довольно закрыто травой или степным кустарником (разумеется, в чистых полях), то непременно и там увидит его зоркий до невероятности черный беркут (степной орел), огромнейший и сильнейший из всех хищных птиц, похожий
на копну сена, почерневшую от дождя, когда сидит
на стогу или
на сурчине, — увидит и, зашумев как буря,
упадет на бедного зайца внезапно из облаков, унесет в длинных и острых когтях
на далекое расстояние и, опустясь
на удобном месте, съест почти всего, с шерстью и мелкими костями.
Башкирцы в Оренбургской губернии и теперь еще держат соколов, но дурно выношенных, не приученных брать верх так высоко, чтоб глаз человеческий едва мог их видеть, и
падать оттуда с быстротою молнии
на добычу.
Вознесенный победою оружия нашего, когда устремлялся
на карание и
добычу,
пал я ниц, лишенный зрения и чувств пролетевшим мимо очей в силе своей пушечным ядром.
В это мгновение у ног моих шевельнулся сухой листик, другой, третий… Я наклонился и увидел двух муравьев — черного и рыжего, сцепившихся челюстями и тоже из-за
добычи, которая в виде маленького червячка, оброненная лежала в стороне. Муравьи
нападали друг
на друга с такой яростью, которая ясно говорила, что они оба во что бы то ни стало хотят друг друга уничтожить.
Когда взошло солнце, оно осветило собравшиеся
на Миляевом мысу партии. Они сбились кучками, каждая у своего огонька. Все устали после ночной схватки. Рабочие улеглись
спать, а бодрствовали одни хозяева, которым было не до сна. Они зорко следили друг за другом, как слетевшиеся
на добычу хищные птицы. Кишкин сидел у своего огня и вполголоса беседовал с Миной Клейменым.
Соколы, дермлиги и разные челиги, ободряемые криками поддатней,
нападали на уток, кто вдогонку, кто наперехват, кто прямым боем, сверху вниз,
падая, как камень,
на спину
добычи.
Танайченок надел
на себя барское платье и сел
на крыльцо, а Мазан побежал со жбаном
на погреб, разбудил ключницу, которая, как и все в доме,
спала мертвым сном, требовал поскорее проснувшемуся барину студеной браги, и, когда ключница изъявила сомнение, проснулся ли барин, — Мазан указал ей
на фигуру Танайченка, сидящего
на крыльце в халате и колпаке; нацедили браги, положили льду, проворно побежал Мазан с
добычей.
По таковом счастливом завладении он, Нечай, и бывшие с ним казаки несколько времени жили в Хиве во всяких забавах и об опасности весьма мало думали; но та ханская жена, знатно полюбя его, Нечая, советовала ему: ежели он хочет живот свой спасти, то б он со всеми своими людьми заблаговременно из города убирался, дабы хан с войском своим тут его не застал; и хотя он, Нечай, той ханской жены наконец и послушал, однако не весьма скоро из Хивы выступил и в пути, будучи отягощен многою и богатою
добычею, скоро следовать не мог; а хан, вскоре потом возвратясь из своего походу и видя, что город его Хива разграблен, нимало не мешкав, со всем своим войском в погоню за ним, Нечаем, отправился и чрез три дня его настиг
на реке, именуемой Сыр-Дарья, где казаки чрез горловину ее переправлялись, и
напал на них с таким устремлением, что Нечай с казаками своими, хотя и храбро оборонялся и многих хивинцев побил, но напоследок со всеми имевшимися при нем людьми побит, кроме трех или четырех человек, кои, ушед от того побоища, в войско яицкое возвратились и о его погибели рассказали.
Если охотник не захочет дожидаться подхода окуней покрупнее, которым мелкие сейчас уступят
добычу, то надобно перейти
на другое место, ибо стая окунишек,
на которую он
попал, не отстанет целый день от его удочек.
Как только солнце хорошенько обогреет и лучи его поглотят утреннюю прохладу, ступайте
на другое место удить среднюю или мелкую рыбу, или ступайте с своею
добычею домой и ложитесь
спать.
Раки
нападают на свою
добычу более днем, и потому
на день крючки надо вынимать очень рано поутру и ставить как можно позднее вечером.
С неизреченным злорадством набрасываются эти блудницы
на облюбованную
добычу, усиливаясь довести ее до степени
падали, и когда эти усилия, благодаря общей смуте, увенчиваются успехом, они не только не чувствуют стыда, но с бесконечным нахальством и полнейшею уверенностью в безнаказанности срамословят: это мы сделали! мы! эта безмолвная, лежащая во прахе
падаль — наших рук дело!
Блоки визжали и скрипели, гремели цепи, напрягаясь под тяжестью, вдруг повисшей
на них, рабочие, упершись грудями в ручки ворота, рычали, тяжело топали по палубе. Между барж с шумом плескались волны, как бы не желая уступать людям свою
добычу. Всюду вокруг Фомы натягивались и дрожали напряженно цепи и канаты, они куда-то ползли по палубе мимо его ног, как огромные серые черви, поднимались вверх, звено за звеном, с лязгом
падали оттуда, а оглушительный рев рабочих покрывал собой все звуки.
Другим бурлакам оставалось только удивляться и облизываться, когда Исачка принялся жарить свою
добычу.
На его счастье, Осип Иваныч
спал мертвым сном в казенке.
Ей нужно не только самой питаться, но и доставать пищу лисятам, а потому она в норе почти не живет: принесет какого-нибудь зверька или птицу, притащит иногда часть
падали, [Около норы часто находят кости бараньи, телячьи и даже кости коров и лошадей] которую волочит по земле, не имея силы нести во рту, и, отдав детям, снова отправляется
на добычу.
Выношенного ястреба, приученного видеть около себя легавую собаку, притравливают следующим образом: охотник выходит с ним па открытое место, всего лучше за околицу деревни, в поле; другой охотник идет рядом с ним (впрочем, обойтись и без товарища): незаметно для ястреба вынимает он из кармана или из вачика [Вачик — холщовая или кожаная двойная сумка; в маленькой сумке лежит вабило, без которого никак не должно ходить в поле, а в большую кладут затравленных перепелок] голубя, предпочтительно молодого, привязанного за ногу тоненьким снурком, другой конец которого привязан к руке охотника: это делается для того, чтоб задержать полет голубя и чтоб, в случае неудачи, он не улетел совсем; голубь вспархивает, как будто нечаянно, из-под самых ног охотника; ястреб, опутинки которого заблаговременно отвязаны от должника, бросается, догоняет птицу, схватывает и
падает с
добычею на землю; охотник подбегает и осторожно помогает ястребу удержать голубя, потому что последний очень силен и гнездарю одному с ним не справиться; нужно придержать голубиные крылья и потом, не вынимая из когтей, отвернуть голубю голову.
Принадлежащие к первой ловят свою
добычу, устремляясь,
падая па нее с высоты, для чего им необходимо подняться
на известную меру вверх.
Такой удар лишает возможности крупную рыбу сильно биться и возиться
на остроге, что непременно случится, если острога
попадет близко к хвосту или к концу рыла; в обоих этих случаях большая рыба легко может сорваться и, несмотря
на жестокие раны, от которых впоследствии уснет, может уйти и лишить охотника богатой
добычи.
— Наконец, преследуемый зверь утомится совершенно, выбьется из сил и ляжет окончательно, или, вернее сказать,
упадет, так что приближение охотника и близкое хлопанье арапником его не поднимают; тогда охотник, наскакав
на свою
добычу, проворно бросается с седла и дубинкой убивает зверя; если же нужно взять его живьем, то хватает за уши или за загривок, поближе к голове, и, с помощию другого охотника, который немедленно подскакивает, надевает
на волка или лису намордник, род уздечки из крепких бечевок; зверь взнуздывается, как лошадь, веревочкой, свитой пополам с конскими волосами; эта веревочка углубляется в самый зев, так что он не может перекусить ее, да и вообще кусаться не может; уздечка крепко завязывается
на шее, близ затылка, и соскочить никак не может; уздечка, разумеется, привязана к веревке,
на которой вести зверя или тащить куда угодно.
Стульчиком называются две палочки, всегда из сырого тальника, каждая с лишком аршин длиною, которые кладутся крест-накрест и связываются крепкою бечевкою; потом концы их сгибаются вниз и также связываются веревочками, так что все четыре ножки отстоят
на четверть аршина одна от другой, отчего весь инструмент и получает фигуру четвероножника, связанного вверху плотно; во внутренние бока этих ножек набиваются волосяные силья, расстоянием один от другого
на полвершка; в самом верху стульчика, в крестообразном его сгибе, должна висеть такая же приманка, какую привязывают к сторожку плахи; приманка бывает со всех сторон окружена множеством настороженных сильев; зверек, стараясь достать
добычу, полезет по которой-нибудь ножке и непременно
попадет головой в силок; желая освободиться, он спрыгнет вниз и повиснет, удавится и запутается в сильях даже всеми ногами.
Расставив десятка полтора разных поставушек по таким местам, где
добыча казалась вероятною, воротясь поздно домой, усталый, измученный от ходьбы
на лыжах, — не вдруг заснешь, бывало, воображая, что, может быть, в эту минуту хорек, горностай или ласка
попала в какую-нибудь поставушку,
попала как-нибудь неловко и потому успеет вырваться в продолжение зимней, долгой ночи.
После чая Плетнев ложился
спать, а я уходил
на поиски работы и возвращался домой поздно вечером, когда Гурию нужно было отправляться в типографию. Если я приносил хлеба, колбасы или вареной «требухи», мы делили
добычу пополам, и он брал свою часть с собой.
Чорт со своею ношей то совсем припадал к земле, то спять подымался выше леса, но было видно, что ему никак не справиться. Раза два он коснулся даже воды, и от жида пошли по воде круги, но тотчас же чертяка взмахивал крыльями и взмывал со своею
добычей, как чайка, выдернувшая из воды крупную рыбу. Наконец, закатившись двумя или тремя широкими кругами в воздухе, чорт бессильно шлепнулся
на самую середину плотины и растянулся, как неживой… Полузамученный, обмерший жид
упал тут же рядом.
Маленькая рыбка порывисто металась вверх, и вниз, и в стороны, спасаясь от какого-то длинного хищника В смертельном страхе она выбрасывалась из воды
на воздух, пряталась под уступы скалы, а острые зубы везде нагоняли ее. Хищная рыба уже готова была схватить ее, как вдруг другая, подскочив сбоку, перехватила
добычу: рыбка исчезла в ее
пасти. Преследовательница остановилась в недоумении, а похитительница скрылась в темный угол.
Если удар придется по крылу, то так его повреждает, что птица не может уже лететь, если же удар сложенных когтей угодит вдоль утки, то разрежет ей всю спину от репицы до шеи и заворотит кожу
на сторону: пух и перья полетят по воздуху, и ошеломленная утка, перевертываясь как кубарь в воздухе,
падает на землю; сокол взмоет вверх, увидит, где
упала его
добыча, и прямо уже опускается
на нее.
Его взгляд
упал на Сумбата, который не успел еще спрятать своей
добычи, и он коротко приказал...
Это были пустые, тогда еще совсем не заселенные гавани и рейды, — по берегам которых ютилось несколько хижин манз (беглых китайцев), занимавшихся
на своих утлых лодчонках
добычей морской капусты, — с девственными лесами, в которых, по словам манз, бродили тигры и по зимам даже заходили к поселкам,
нападая на скот и, случалось,
на неосторожных людей.
Такой закон людям дал тигр, который сам, перед тем как
напасть на свою
добычу, издает оглушительный рев.
Еще вчера кухонный мужик рассказывал ему, что
на Яузе, как раз там, где они теперь катались, московские жулики собираются к ночи, делят
добычу, ночуют, кутят. Позднее и пошаливают, коли удастся
напасть на запоздавшего дачника, особливо барыню.
Александр Васильевич Суворов, утвердившись между тем со своим полком в Люблине — городке, составлявшем средоточие между Польшею и Литвою, — начал свои действия против конфедератов. Подобно орлу высматривал он с вершины
добычу и налетал
на нее со всего размаху. Где только появлялись партии конфедератов, генерал Суворов — он получил генеральский чин в 1770 году, после двадцатичетырехлетней примерной службы — шел туда форсированым маршем и, не дав им опомниться,
нападал, разбивал и возвращался в Люблин.
Выстрелы не повторялись; все было тихо. Конечно, Марс не вынимал еще грозного меча из ножен? не скрылся ли он в засаде, чтобы лучше
напасть на важную
добычу свою? не хочет ли, вместо железа или огня, употребить силки татарские? Впрочем, пора бы уж чему-нибудь оказаться! — и оказалось. Послышались голоса, но это были голоса приятельские, именно цейгмейстеров и Фрицев. Первый сердился, кричал и даже грозился выколотить душу из тела бедного возничего; второй оправдывался, просил помилования и звал
на помощь.
Упала в озеро Галя, погрузилась в холодные волны и опустилась мертвая
на самое дно. И, наверное, она стала бы
добычей молодых смеющихся русалок, если бы большая, верная птица не метнулась следом за нею и не вытащила из воды маленькую утопленницу.
Руки, державшие
добычу, замерли
на минуту, затем поднялись для молитвы, шапки покатились с голов, но толпа не смела поднять глаз и, ошеломленная стыдом, пошатнулась и
пала на колени, как один человек.
Руки, державшие
добычу, замерли
на минуту, затем поднялись для молитвы, шапки покатились с голов, но толпа не смела поднять глаз и, ошеломленная стыдом, отшатнулась и
пала на колени, как один человек.
Медленно выходит
на тропинку громадный матерый серый волк, глазища горят зеленым огнем, из полураскрытой
пасти глядит кровавый язык, облизывает он им губы красные в предвкушении
добычи.
— Эй, брат Удалой! — говорил голос. — Послушай меня: брось
добычу. Право слово, этот рыжий мальчишка был сам сатана. Видел ли, как он всю ночь щерил
на нас зубы? то забежит в одну сторону, то в другую. Подшутил лихо над нами! Легко ли? Потеряли из-под носу авангардию и наверняк
попадем не
на Черную, а
на чертову мызу.
«Едва ли выйдет другой такой случай как нынче
напасть на транспорт. Одному
нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня, — из под носа захватит
добычу кто-нибудь из больших партизанов», думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.