Неточные совпадения
Впрочем, когда приметивший мужик уличал его тут же, он не спорил и отдавал похищенную вещь; но если только она
попадала в
кучу, тогда все кончено: он божился, что вещь его, куплена им тогда-то, у того-то или досталась от деда.
Если ему на ярмарке посчастливилось
напасть на простака и обыграть его, он накупал
кучу всего, что прежде попадалось ему на глаза в лавках: хомутов, курительных свечек, платков для няньки, жеребца, изюму, серебряный рукомойник, голландского холста, крупичатой муки, табаку, пистолетов, селедок, картин, точильный инструмент, горшков, сапогов, фаянсовую посуду — насколько хватало денег.
Потом вновь пробился в
кучу,
напал опять на сбитых с коней шляхтичей, одного убил, а другому накинул аркан на шею, привязал к седлу и поволок его по всему полю, снявши с него саблю с дорогою рукоятью и отвязавши от пояса целый черенок [Черенок — кошелек.] с червонцами.
Явилась мысль очень странная и даже обидная: всюду на пути его расставлены знакомые люди, расставлены как бы для того, чтоб следить: куда он идет? Ветер сбросил с крыши на голову жандарма
кучу снега, снег
попал за ворот Клима Ивановича, набился в ботики. Фасад двухэтажного деревянного дома дымился белым дымом, в нем что-то выло, скрипело.
— Я нахожу, что пора
спать, вот что, — сказал он. — У меня завтра
куча работы…
Если Захар заставал иногда там хозяйку с какими-нибудь планами улучшений и очищений, он твердо объявлял, что это не женское дело разбирать, где и как должны лежать щетки, вакса и сапоги, что никому дела нет до того, зачем у него платье лежит в
куче на полу, а постель в углу за печкой, в пыли, что он носит платье и
спит на этой постели, а не она.
Она сидит, опершись локтями на стол, положив лицо в ладони, и мечтает, дремлет или… плачет. Она в неглиже, не затянута в латы негнущегося платья, без кружев, без браслет, даже не причесана; волосы небрежно,
кучей лежат в сетке; блуза стелется по плечам и
падает широкими складками у ног. На ковре лежат две атласные туфли: ноги просто в чулках покоятся на бархатной скамеечке.
— Боже мой! — говорил Райский, возвращаясь к себе и бросаясь, усталый и телом и душой, в постель. — Думал ли я, что в этом углу вдруг
попаду на такие драмы, на такие личности? Как громадна и страшна простая жизнь в наготе ее правды и как люди остаются целы после такой трескотни! А мы там, в
куче, стряпаем свою жизнь и страсти, как повара — тонкие блюда!..
Мы кое-как выбрались к мостику, видели веющий над
кучей кровель французский флаг, и все не знали, как
попасть к нему.
Мы с Крюднером бросились к двери, чтоб бежать на ют, но, отворив ее, увидели, что матросы
кучей отступили от юта, ожидая, что акула сейчас
упадет на шканцы. Как выскочить? Ну, ежели она в эту минуту… Но любопытство преодолело; мы выскочили и вбежали на ют.
Люди стали по реям и проводили нас, по-прежнему, троекратным «ура»; разноцветные флаги опять в одно мгновение развязались и
пали на снасти, как внезапно брошенная сверху
куча цветов. Музыка заиграла народный гимн. Впечатление было все то же, что и в первый раз. Я ждал с нетерпением салюта: это была новость. Мне хотелось видеть, что японцы?
В Шанхае стало небезопасно ходить по вечерам: из лагеря приходили в европейский квартал
кучами солдаты и
нападали на прохожих; между прочим, они
напали на одного англичанина, который вечером гулял с женой.
Множество возвращающегося с работы простого народа толпилось на пристани, ожидая очереди
попасть на паром, перевозивший на другую сторону, где первая кидалась в глаза
куча навозу, грязный берег, две-три грязные хижины, два-три тощие дерева и за всем этим — вспаханные поля.
— Этакая мудреная эта приваловская природа! — заговорил он. — Смотреть на них, так веревки из них вей, а уж что
попадет в голову — кончено. Прошлую-то зиму, говорят,
кутил он сильно?
Юность и молодость его протекли беспорядочно: в гимназии он не доучился,
попал потом в одну военную школу, потом очутился на Кавказе, выслужился, дрался на дуэли, был разжалован, опять выслужился, много
кутил и сравнительно прожил довольно денег.
— Нет, Галю; у Бога есть длинная лестница от неба до самой земли. Ее становят перед светлым воскресением святые архангелы; и как только Бог ступит на первую ступень, все нечистые духи полетят стремглав и
кучами попадают в пекло, и оттого на Христов праздник ни одного злого духа не бывает на земле.
Какие молодцы
попадали сюда на службу уже после реформы 1884 г., видно из приказов о смещении с должностей, о предании суду или из официальных заявлений о беспорядках по службе, доходивших «до наглого разврата» (приказ № 87-й 1890 г.), или из анекдотов и рассказов, вроде хотя бы рассказа о каторжном Золотареве, человеке зажиточном, который водил компанию с чиновниками,
кутил с ними и играл в карты; когда жена этого каторжника заставала его в обществе чиновников, то начинала срамить его за то, что он водит компанию с людьми, которые могут дурно повлиять на его нравственность.
Конвойный стоял среди этой
кучи тел, держась обеими руками за ружье, и тоже
спал.]
За день лошадь совсем отдохнула, и сани бойко полетели обратно, к могилке о. Спиридона, а от нее свернули на дорогу к Талому. Небо обложили низкие зимние облака, и опять начал
падать мягкий снежок… Это было на руку беглецам. Скоро показался и Талый, то есть свежие пеньки,
кучи куренных дров-долготья, и где-то в чаще мелькнул огонек. Старец Кирилл молча добыл откуда-то мужицкую ушастую шапку и велел Аграфене надеть ее.
В сенях, за вытащенным из избы столиком, сидел известный нам старый трубач и пил из медного чайника кипяток, взогретый на остатках спирта командирского чая; в углу, на
куче мелких сосновых ветвей,
спали два повстанца, состоящие на ординарцах у командира отряда, а задом к ним с стеариновым огарочком в руках, дрожа и беспрестанно озираясь, стоял сам стражник.
Либо пан, либо пропал, — говорит он себе, и ежели легкая нажива не удается ему, то он не особенно ропщет,
попадая вместо хором в навозную
кучу.
Во все время, покуда
кутит муж, Экзархатова убегала к соседям; но когда он приходил в себя, принималась его, как ржа железо, есть, и достаточно было ему сказать одно слово — она пустит в него чем ни
попало, растреплет на себе волосы, платье и побежит к Петру Михайлычу жаловаться, прямо ворвется в смотрительскую и кричит...
Всякое явление в мире науки и искусства, всякая новая знаменитость будили в нем вопрос: «Почему это не я, зачем не я?» Там на каждом шагу он встречал в людях невыгодные для себя сравнения… там он так часто
падал, там увидал как в зеркале свои слабости… там был неумолимый дядя, преследовавший его образ мыслей, лень и ни на чем не основанное славолюбие; там изящный мир и
куча дарований, между которыми он не играл никакой роли.
Ужас был в доме Морозова. Пламя охватило все службы. Дворня кричала,
падая под ударами хищников. Сенные девушки бегали с воплем взад и вперед. Товарищи Хомяка грабили дом, выбегали на двор и бросали в одну
кучу дорогую утварь, деньги и богатые одежды. На дворе, над грудой серебра и золота, заглушая голосом шум, крики и треск огня, стоял Хомяк в красном кафтане.
Но, вместо этого, внезапно целая
куча домов опять выступала из-за зелени, и Матвей опять
попадал как будто в новый город; порой даже среди скромных коттеджей опять подымались гордые дома в шесть и семь этажей, а через несколько минут опять маленькие домики и такая же дорога, как будто этот город не может кончиться, как будто он занял уже весь свет…
Чёрные стены суровой темницы
Сырость одела, покрыли мокрицы;
Падают едкие капли со свода…
А за стеною ликует природа.
Куча соломы лежит подо мною;
Червь её точит. Дрожащей рукою
Сбросил я жабу с неё… а из башни
Видны и небо, и горы, и пашни.
Вырвался с кровью из груди холодной
Вопль, замиравший неслышно, бесплодно;
Глухо оковы мои загремели…
А за стеною малиновки пели…
С часу на час ожидали общего возмущения Яицкого войска; башкирцы, взволнованные своими старшинами (которых Пугачев успел задарить верблюдами и товарами, захваченными у бухарцев), начали
нападать на русские селения и
кучами присоединяться к войску бунтовщиков.
Только иногда ему становилось очень жутко, точно камнем придавит: в эти минуты Брагин или уезжал в город, или
попадал в шабалинский дом, что было равносильно, потому что там и здесь Гордей Евстратыч разрешал на водку и
кутил без просыпу несколько дней подряд.
Горные инженеры, техники, доктора, купцы, адвокаты — всех одинаково тянуло к всесильному магниту, не говоря уже о бедности, которая поползла к брагинскому дому со всех углов, снося сюда в одну
кучу свои беды,
напасти и огорчения…
— Ах, деньги, деньги! — вздыхал о. Христофор, улыбаясь. — Горе с вами! Теперь мой Михайло небось
спит и видит, что я ему такую
кучу привезу.
Они сидели в лучшем, самом уютном углу двора, за
кучей мусора под бузиной, тут же росла большая, старая липа. Сюда можно было
попасть через узкую щель между сараем и домом; здесь было тихо, и, кроме неба над головой да стены дома с тремя окнами, из которых два были заколочены, из этого уголка не видно ничего. На ветках липы чирикали воробьи, на земле, у корней её, сидели мальчики и тихо беседовали обо всём, что занимало их.
Первым делом
попал в бильярдную Московской гостиницы, где он просиживал целые дни при отце, и встретился там с
кутилой Емельяновым, тем самым, которого отец заставлял лазить под бильярд.
…А Фома все
кутил и колобродил. В одном из дорогих ресторанов города он
попал в приятельски радостные объятия сына водочного заводчика, который взял на содержание Сашу.
Шум, вой, смех, пьяные крики, азартный спор слышит Фома; песни и плач носятся над огромной, суетливой
кучей живых человеческих тел, стесненных в яме; они ползают, давят друг друга, вспрыгивают на плечи один другому, суются, как слепые, всюду наталкиваются на подобных себе, борются и,
падая, исчезают из глаз.
Было жарко, пахло известкой, и рабочие вяло бродили по
кучам щепы и мусора; около своей будки
спал стрелочник, и солнце жгло ему прямо в лицо.
Вокруг с оглушающим треском ломались кровли,
падали железные листы и полуобгоревшие доски; на каждом шагу пылающие бревны и
кучи кирпичей преграждали им дорогу: они шли по огненной земле, под огненным небом, среди огненных стен [Выражение очевидца, генерала Сегюра.
Это была искра, брошенная на
кучу пороха!.. «Кто мешает! — заревели пьяные казаки. — Кто смеет нам мешать!.. мы делаем, что хотим, мы не рабы, чорт возьми!.. убить, да, убить! отомстим за наших братьев… пойдемте, ребята»… и толпа с воем ринулась к кибиткам; несчастный старик
спал на груди своей дочери; он вскочил… высунулся… и всё понял!..
Круг пола вертелся и показывал в одном углу
кучу неистовых, меднотрубых музыкантов; в другом — хор, толпу разноцветных женщин с венками на головах; в третьем на посуде и бутылках буфета отражались огни висячих ламп, а четвёртый угол был срезан дверями, из дверей лезли люди и, вступая на вращающийся круг, качались,
падали, взмахивая руками, оглушительно хохотали, уезжая куда-то.
И что же,
падет лошадь, сгорит кученок [Кученок — угольная
куча, в которой дожигается уголь.] — мужик разорился.
Аксинья вбежала в кухню, где в это время была стирка. Стирала одна Липа, а кухарка пошла на реку полоскать белье. От корыта и котла около плиты шел пар, и в кухне было душно и тускло от тумана. На полу была еще
куча немытого белья, и около него на скамье, задирая свои красные ножки, лежал Никифор, так что если бы он
упал, то не ушибся бы. Как раз, когда Аксинья вошла, Липа вынула из
кучи ее сорочку и положила в корыто, и уже протянула руку к большому ковшу с кипятком, который стоял на столе…
Они начали злобно дергать, рвать, бить его, точно псы отсталого волка, выли, кричали, катались по земле темною
кучею, а на них густо
падали хлопья снега, покрывая весь город белым покровом долгой и скучной зимы.
Тяжко
спали изжеванные и обкусанные нищетою, оборванные диким озорством, темные избушки слободы, тесно окружая усадьбу Воеводиных, — точно
куча мелкого мусора большую изломанную игрушку. Сима плотно прижимался к дереву ворот и, не уставая, читал.
Другой берег, плоский и песчаный, густо и нестройно покрыт тесною
кучей хижин Заречья; черные от старости, с клочьями зеленого мха на прогнивших крышах, они стоят на песке косо, криво, безнадежно глядя на реку маленькими больными глазами: кусочки стекол в окнах, отливая
опалом, напоминают бельма.
В кабаке бурлит, бахвалится
Тем же вечером лесник:
«Пейте, пейте, православные!
Я, ребятушки, богат;
Два бекаса ныне славные
Мне
попали под заряд!
Много серебра и золотца,
Много всякого добра
Бог послал!» Глядят, у молодца
Точно —
куча серебра.
Подзадорили детинушку —
Он почти всю правду бух!
На беду его — скотинушку
Тем болотом гнал пастух:
Слышал выстрелы ружейные,
Слышал крики… «Стой! винись...
Нам известно, что этот человек
кутила и развратник; он устроил игорный дом рядом с комнатами, где
спали его дети.
Он привстал, и показалось ему, что он уже идет к ним, но оступился и
упал на
кучу дров, брошенных старухою среди комнаты.
Голодная волчиха встала, чтобы идти на охоту. Ее волчата, все трое, крепко
спали, сбившись в
кучу, и грели друг друга. Она облизала их и пошла.
— Стой! — сказал Тихон Павлович, вышел из телеги и посмотрел кругом. Шагах в сорока от него тёмной, угловатой
кучей рисовался во мраке ночи хутор; справа, рядом с ним — запруда. Тёмная вода в ней была неподвижна и страшила этой неподвижностью. Всё кругом было так тихо и жутко. Густо одетые тенью ивы на плотине стояли прямо, строго и сурово. Где-то
падали капли… Вдруг на запруду налетел ветер из рощи; вода испуганно всколыхнулась, и раздался тихий, жалобный плеск… И деревья, стряхивая сон, тоже зашумели.
Языки пламени еще вырывались из обугленной
кучи бревен, и довольно резкий ночной ветер, дувший из
пади, тихо колебал стлавшийся по земле беловатый дым.
Затолклись, захлопали, застучали другие голоса — точно развязал кто-то мешок с живыми звонкими голосами, и они
попадали оттуда на землю, по одному, по два, целой
кучей. Это говорили ученики. И, покрывая их всех, стукаясь о деревья, о стены,
падая на самого себя, загремел решительный и властный голос Петра — он клялся, что никогда не оставит учителя своего.