Неточные совпадения
Хлестаков. Я с тобою, дурак, не хочу рассуждать. (
Наливает суп и ест.)Что это за суп? Ты просто воды
налил в чашку: никакого вкусу нет, только воняет. Я не хочу этого супу, дай мне другого.
Велел родимый батюшка,
Благословила матушка,
Поставили родители
К дубовому столу,
С краями чары
налили:
«Бери поднос, гостей-чужан
С поклоном обноси!»
Впервой я поклонилася —
Вздрогну́ли ноги резвые;
Второй я поклонилася —
Поблекло бело личико;
Я
в третий поклонилася,
И волюшка скатилася
С девичьей головы…
— Это наше русское равнодушие, — сказал Вронский,
наливая воду из ледяного графина
в тонкий стакан на ножке, — не чувствовать обязанностей, которые налагают на нас наши права, и потому отрицать эти обязанности.
Наивный мужик Иван скотник, казалось, понял вполне предложение Левина — принять с семьей участие
в выгодах скотного двора — и вполне сочувствовал этому предприятию. Но когда Левин внушал ему будущие выгоды, на лице Ивана выражалась тревога и сожаление, что он не может всего дослушать, и он поспешно находил себе какое-нибудь не терпящее отлагательства дело: или брался за вилы докидывать сено из денника, или
наливать воду, или подчищать навоз.
Агафья Михайловна, которой прежде было поручено это дело, считая, что то, что делалось
в доме Левиных, не могло быть дурно, всё-таки
налила воды
в клубнику и землянику, утверждая, что это невозможно иначе; она была уличена
в этом, и теперь варилась малина при всех, и Агафья Михайловна должна была быть приведена к убеждению, что и без воды варенье выйдет хорошо.
— Да, вот это самое лучшее средство! — сказал он, прожевывая сыр и
наливая какую-то особенного сорта водку
в подставленную рюмку. Разговор действительно прекратился на шутке.
Сейчас же, еще за ухой, Гагину подали шампанского, и он велел
наливать в четыре стакана. Левин не отказался от предлагаемого вина и спросил другую бутылку. Он проголодался и ел и пил с большим удовольствием и еще с большим удовольствием принимал участие
в веселых и простых разговорах собеседников. Гагин, понизив голос, рассказывал новый петербургский анекдот, и анекдот, хотя неприличный и глупый, был так смешон, что Левин расхохотался так громко, что на него оглянулись соседи.
— Не думаю, — отвечала Бетси и, не глядя на свою приятельницу, осторожно стала
наливать маленькие прозрачные чашки душистым чаем. Подвинув чашку к Анне, она достала пахитоску и, вложив
в серебряную ручку, закурила ее.
Всякое стеснение перед барином уже давно исчезло. Мужики приготавливались обедать. Одни мылись, молодые ребята купались
в реке, другие прилаживали место для отдыха, развязывали мешочки с хлебом и оттыкали кувшинчики с квасом. Старик накрошил
в чашку хлеба, размял его стеблем ложки,
налил воды из брусницы, еще разрезал хлеба и, посыпав солью, стал на восток молиться.
Он сделался бледен как полотно, схватил стакан,
налил и подал ей. Я закрыл глаза руками и стал читать молитву, не помню какую… Да, батюшка, видал я много, как люди умирают
в гошпиталях и на поле сражения, только это все не то, совсем не то!.. Еще, признаться, меня вот что печалит: она перед смертью ни разу не вспомнила обо мне; а кажется, я ее любил как отец… ну, да Бог ее простит!.. И вправду молвить: что ж я такое, чтоб обо мне вспоминать перед смертью?
Он
налил себе полсклянки за галстук,
в носовой платок, на рукава.
Он
наливал очень усердно
в оба стакана, и направо и налево, и зятю и Чичикову; Чичиков заметил, однако же, как-то вскользь, что самому себе он не много прибавлял.
Чичиков
налил стакан из первого графина — точно липец, который он некогда пивал
в Польше: игра как у шампанского, а газ так и шибнул приятным кручком изо рта
в нос.
Это заставило его быть осторожным, и как только Ноздрев как-нибудь заговаривался или
наливал зятю, он опрокидывал
в ту же минуту свой стакан
в тарелку.
— Ведь вот не сыщешь, а у меня был славный ликерчик, если только не выпили! народ такие воры! А вот разве не это ли он? — Чичиков увидел
в руках его графинчик, который был весь
в пыли, как
в фуфайке. — Еще покойница делала, — продолжал Плюшкин, — мошенница ключница совсем было его забросила и даже не закупорила, каналья! Козявки и всякая дрянь было напичкались туда, но я весь сор-то повынул, и теперь вот чистенькая; я вам
налью рюмочку.
Не откладывая, принялся он немедленно за туалет, отпер свою шкатулку,
налил в стакан горячей воды, вынул щетку и мыло и расположился бриться, чему, впрочем, давно была пора и время, потому что, пощупав бороду рукою и взглянув
в зеркало, он уже произнес: «Эк какие пошли писать леса!» И
в самом деле, леса не леса, а по всей щеке и подбородку высыпал довольно густой посев.
Зато Ноздрев налег на вина: еще не подавали супа, он уже
налил гостям по большому стакану портвейна и по другому госотерна, потому что
в губернских и уездных городах не бывает простого сотерна.
К концу ужина, когда дворецкий
налил мне только четверть бокальчика шампанского из завернутой
в салфетку бутылки и когда молодой человек настоял на том, чтобы он
налил мне полный, и заставил меня его выпить залпом, я почувствовал приятную теплоту по всему телу, особенную приязнь к моему веселому покровителю и чему-то очень расхохотался.
«
Налейте,
налейте бокалы — и выпьем, друзья, за любовь…» —
В ее простоте, ликуя, развертывалось и рокотало волнение.
— А хорошо вам жить, господин Заметов;
в приятнейшие места вход беспошлинный! Кто это вас сейчас шампанским-то
наливал?
Он
налил стаканчик, выпил и задумался. Действительно, на его платье и даже
в волосах кое-где виднелись прилипшие былинки сена. Очень вероятно было, что он пять дней не раздевался и не умывался. Особенно руки были грязные, жирные, красные, с черными ногтями.
Вожеватов. Да
в чем моя близость! Лишний стаканчик шампанского потихоньку от матери иногда
налью, песенку выучу, романы вожу, которые девушкам читать не дают.
Робинзон (глядит
в дверь налево). Погиб Карандышев. Я начал, а Серж его докончит.
Наливают, устанавливаются
в позу; живая картина. Посмотрите, какая у Сержа улыбка! Совсем Бертрам. (Поет из «Роберта».) «Ты мой спаситель». — «Я твой спаситель!» — «И покровитель». — «И покровитель». Ну, проглотил. Целуются. (Поет.) «Как счастлив я!» — «Жертва моя!» Ай, уносит Иван коньяк, уносит! (Громко.) Что ты, что ты, оставь! Я его давно дожидаюсь. (Убегает.)
Он без нужды растягивал свою речь, избегал слова «папаша» и даже раз заменил его словом «отец», произнесенным, правда, сквозь зубы; с излишнею развязностью
налил себе
в стакан гораздо больше вина, чем самому хотелось, и выпил все вино.
«Вот, — воскликнул он, — хоть мы и
в глуши живем, а
в торжественных случаях имеем чем себя повеселить!» Он
налил три бокала и рюмку, провозгласил здоровье «неоцененных посетителей» и разом, по-военному, хлопнул свой бокал, а Арину Власьевну заставил выпить рюмку до последней капельки.
Закрыв глаза, он помолчал несколько секунд, вскочил и
налил вина
в стакан Клима.
Самгин сел
в кресло, закурил,
налил в стакан воды и не стал пить: вода была теплая, затхлая.
Он встал на ноги, посмотрел неуверенно
в пол, снова изогнул рот серпом. Макаров подвел его к столу, усадил, а Лютов сказал,
налив полстакана вина...
Самгина сильно толкнули; это китаец, выкатив глаза, облизывая губы, пробивался к буфету. Самгин пошел за ним, посмотрел, как торопливо, жадно китаец выпил стакан остывшего чая и, бросив на блюдо бутербродов грязную рублевую бумажку, снова побежал
в залу. Успокоившийся писатель,
наливая пиво
в стакан, внушал человеку
в голубом кафтане...
— Разумеется.
Налей чаю, Владимир. Вы, Туробоев, поговорите с урядником еще; он теперь обвиняет кузнеца уже не
в преднамеренном убийстве, а — по неосторожности.
В кухне — кисленький запах газа, на плите,
в большом чайнике, шумно кипит вода, на белых кафельных стенах солидно сияет медь кастрюль,
в углу, среди засушенных цветов, прячется ярко раскрашенная статуэтка мадонны с младенцем. Макаров сел за стол и, облокотясь, сжал голову свою ладонями, Иноков,
наливая в стаканы вино, вполголоса говорит...
Возвратясь
в столовую, Клим уныло подошел к окну.
В красноватом небе летала стая галок. На улице — пусто. Пробежал студент с винтовкой
в руке. Кошка вылезла из подворотни. Белая с черным. Самгин сел к столу,
налил стакан чаю. Где-то внутри себя, очень глубоко, он ощущал как бы опухоль: не болезненная, но тяжелая, она росла. Вскрывать ее словами — не хотелось.
Затем,
наливая коньяк
в чашки, он назвал себя...
Лицо Владимира Лютова побурело, глаза, пытаясь остановиться, дрожали, он слепо тыкал вилкой
в тарелку, ловя скользкий гриб и возбуждая у Самгина тяжелое чувство неловкости. Никогда еще Самгин не слышал, не чувствовал, чтоб этот человек говорил так серьезно, без фокусов, без неприятных вывертов. Самгин молча
налил еще водки, а Лютов, сорвав салфетку с шеи, продолжал...
«Куда, к черту, они засунули тушилку?» — негодовал Самгин и, боясь, что вся вода выкипит, самовар распаяется, хотел снять с него крышку, взглянуть — много ли воды? Но одна из шишек на крышке отсутствовала, другая качалась, он ожег пальцы, пришлось подумать о том, как варварски небрежно относится прислуга к вещам хозяев. Наконец он догадался
налить в трубу воды, чтоб погасить угли. Эта возня мешала думать, вкусный запах горячего хлеба и липового меда возбуждал аппетит, и думалось только об одном...
Большое, мягкое тело Безбедова тряслось, точно он смеялся беззвучно, лицо обмякло, распустилось, таяло потом, а
в полупьяных глазах его Самгин действительно видел страх и радость. Отмечая
в Безбедове смешное и глупое, он почувствовал к нему симпатию. Устав размахивать руками, задыхаясь и сипя, Безбедов повалился на стул и,
наливая квас мимо стакана, бормотал...
Самгин был голоден и находил, что лучше есть, чем говорить с полупьяным человеком. Стратонов
налил из черной бутылки
в серебряную стопку какой-то сильно пахучей жидкости.
«Какое злое лицо», — подумал Самгин, вздохнув и
наливая вино
в стаканы. Коротенькими пальцами дрожащей руки Дуняша стала расстегивать кофточку, он хотел помочь ей, но Дуняша отвела его руку.
Подтащил его к столу, нагруженному бутылками, тарелками, и,
наливая дрожащей рукой водку
в рюмки, крикнул...
Быстрым жестом он показал Самгину кукиш и снова стал
наливать рюмки. Алина с Дуняшей и филологом сидели
в углу на диване, филолог, дергаясь, рассказывал что-то, Алина смеялась, она была настроена необыкновенно весело и все прислушивалась, точно ожидая кого-то. А когда на улице прозвучал резкий хлопок, она крикнула...
Безбедов стоя
наливал в стакан вино и бормотал...
Наливая суп
в тарелку, он продолжал оживленнее...
—
Налить еще чаю? — спрашивала Елена, она сидела обычно с книжкой
в руке, не вмешиваясь
в лирические речи мужа, быстро перелистывая страницы, двигая бровями. Читала она французские романы, сборники «Шиповника», «Фиорды», восхищалась скандинавской литературой. Клим Иванович Самгин не заметил, как у него с нею образовались отношения легкой дружбы, которая, не налагая никаких неприятных обязательств, не угрожала принять характер отношений более интимных и ответственных.
— Н-не знаю. Как будто умен слишком для Пилата. А
в примитивизме, думаете, нет опасности? Христианство на заре его дней было тоже примитивно, а с лишком на тысячу лет ослепило людей. Я вот тоже примитивно рассуждаю, а человек я опасный, — скучно сказал он, снова
наливая коньяк
в рюмки.
«Он, кажется, хотел утешить меня», — сообразил Самгин, подойдя к буфету и
наливая воду
в стакан.
— Ого! — воскликнул Самгин шутливо, а она продолжала,
наливая чай
в свою чашку...
— Слышали? — спросил он, улыбаясь, поблескивая черненькими глазками. Присел к столу, хозяйственно
налил себе стакан чаю, аккуратно положил варенья
в стакан и, размешивая чай, позванивая ложечкой, рассказал о крестьянских бунтах на юге. Маленькая, сухая рука его дрожала, личико морщилось улыбками, он раздувал ноздри и все вертел шеей, сжатой накрахмаленным воротником.
Любаша бесцеремонно прервала эту речь, предложив дяде Мише покушать. Он молча согласился, сел к столу, взял кусок ржаного хлеба,
налил стакан молока, но затем встал и пошел по комнате, отыскивая, куда сунуть окурок папиросы. Эти поиски тотчас упростили его
в глазах Самгина, он уже не мало видел людей, жизнь которых стесняют окурки и разные иные мелочи, стесняют, разоблачая
в них обыкновенное человечье и будничное.
— Случай — исключительный, — сказал доктор, открывая окна; затем подошел к столу,
налил стакан кофе, походил по комнате, держа стакан
в руках, и, присев к столу, пожаловался...
Иван Петрович трясущейся рукою
налил водки, но не выпил ее, а, отодвинув рюмку, засмеялся горловым, икающим смехом; на висках и под глазами его выступил пот, он быстро и крепко стер его платком, сжатым
в комок.