Неточные совпадения
Фюрст Щербацкий замт гемалин унд тохтэр, [
Князь Щербацкий с женой и дочерью,] и по квартире, которую заняли, и по имени, и по знакомым, которых они
нашли, тотчас же кристаллизовались в свое определенное и предназначенное им место.
— Как
князь Яшвин, — сказала она улыбаясь, — который
находит, что Патти поет слишком громко.
Жена?.. Нынче только он говорил с
князем Чеченским. У
князя Чеченского была жена и семья — взрослые пажи дети, и была другая, незаконная семья, от которой тоже были дети. Хотя первая семья тоже была хороша,
князь Чеченский чувствовал себя счастливее во второй семье. И он возил своего старшего сына во вторую семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он
находит это полезным и развивающим для сына. Что бы на это сказали в Москве?
Княгиня Щербацкая
находила, что сделать свадьбу до поста, до которого оставалось пять недель, было невозможно, так как половина приданого не могла поспеть к этому времени; но она не могла не согласиться с Левиным, что после поста было бы уже и слишком поздно, так как старая родная тетка
князя Щербацкого была очень больна и могла скоро умереть, и тогда траур задержал бы еще свадьбу.
Князь же, напротив,
находил за границей всё скверным, тяготился европейской жизнью, держался своих русских привычек и нарочно старался выказывать себя за границей менее Европейцем, чем он был в действительности.
―
Князь, пожалуйте, готово, ― сказал один из его партнеров,
найдя его тут, и
князь ушел. Левин посидел, послушал, но, вспомнив все разговоры нынешнего утра, ему вдруг стало ужасно скучно. Он поспешно встал и пошел искать Облонского и Туровцына, с которыми было весело.
Муразов поклонился и прямо от
князя отправился к Чичикову. Он
нашел Чичикова уже в духе, весьма покойно занимавшегося довольно порядочным обедом, который был ему принесен в фаянсовых судках из какой-то весьма порядочной кухни. По первым фразам разговора старик заметил тотчас, что Чичиков уже успел переговорить кое с кем из чиновников-казусников. Он даже понял, что сюда вмешалось невидимое участие знатока-юрисконсульта.
— Я, конечно, не
нахожу унизительного, но мы вовсе не в таком соглашении, а, напротив, даже в разногласии, потому что я на днях, завтра, оставляю ходить к
князю, не видя там ни малейшей службы…
Читатель поймет теперь, что я, хоть и был отчасти предуведомлен, но уж никак не мог угадать, что завтра или послезавтра
найду старого
князя у себя на квартире и в такой обстановке. Да и не мог бы я никак вообразить такой дерзости от Анны Андреевны! На словах можно было говорить и намекать об чем угодно; но решиться, приступить и в самом деле исполнить — нет, это, я вам скажу, — характер!
— Победа, Татьяна Павловна; в суде выиграно, а апеллировать, конечно,
князья не решатся. Дело за мною! Тотчас же
нашел занять тысячу рублей. Софья, положи работу, не труди глаза. Лиза, с работы?
— Скажите,
князь, — вылетел я вдруг с вопросом, — не
находите вы смешным внутри себя, что я, такой еще «молокосос», хотел вас вызвать на дуэль, да еще за чужую обиду?
Рагожинские приехали одни, без детей, — детей у них было двое: мальчик и девочка, — и остановились в лучшем номере лучшей гостиницы. Наталья Ивановна тотчас же поехала на старую квартиру матери, но, не
найдя там брата и узнав от Аграфены Петровны, что он переехал в меблированные комнаты, поехала туда. Грязный служитель, встретив ее в темном, с тяжелым запахом, днем освещавшемся коридоре, объявил ей, что
князя нет дома.
В кофейной я
нашел почти те же лица и опять застал
князя Н. за биллиардом.
Они поехали по озеру, около островов, посещали некоторые из них, на одном
находили мраморную статую, на другом уединенную пещеру, на третьем памятник с таинственной надписью, возбуждавшей в Марье Кириловне девическое любопытство, не вполне удовлетворенное учтивыми недомолвками
князя; время прошло незаметно, начало смеркаться.
Князь нашел сие весьма благоразумным, пошел к своей невесте, сказал ей, что письмо очень его опечалило, но что он надеется со временем заслужить ее привязанность, что мысль ее лишиться слишком для него тяжела и что он не в силах согласиться на свой смертный приговор.
У него в бумагах, сверх стихов,
нашли шутя несколько раз писанные под руку великого
князя Михаила Павловича резолюции с намеренными орфографическими ошибками, например: «утверждаю», «переговорить», «доложить мне» и проч., и эти ошибки способствовали к обвинению его.
В грязном подвале, служившем карцером, я уже
нашел двух арестантов: Арапетова и Орлова,
князя Андрея Оболенского и Розенгейма посадили в другую комнату, всего было шесть человек, наказанных по маловскому делу.
— Вы едете в Пензу, неужели вы думаете, что это случайно? В Пензе лежит в параличе ваш отец,
князь просил государя вам назначить этот город для того, чтоб ваше присутствие сколько-нибудь ему облегчило удар вашей ссылки. Неужели и вы не
находите причины благодарить
князя?
Я сел на место частного пристава и взял первую бумагу, лежавшую на столе, — билет на похороны дворового человека
князя Гагарина и медицинское свидетельство, что он умер по всем правилам науки. Я взял другую — полицейский устав. Я пробежал его и
нашел в нем статью, в которой сказано: «Всякий арестованный имеет право через три дня после ареста узнать причину оного и быть выпущен». Эту статью я себе заметил.
В одной одежде была полная перемена: всё платье было другое, сшитое в Москве и хорошим портным; но и в платье был недостаток: слишком уж сшито было по моде (как и всегда шьют добросовестные, но не очень талантливые портные) и, сверх того, на человека, нисколько этим не интересующегося, так что при внимательном взгляде на
князя слишком большой охотник посмеяться, может быть, и
нашел бы чему улыбнуться.
Найдите мне,
князь, сюжет для картины.
Первое неприятное впечатление Лизаветы Прокофьевны у
князя — было застать кругом него целую компанию гостей, не говоря уже о том, что в этой компании были два-три лица ей решительно ненавистные; второе — удивление при виде совершенно на взгляд здорового, щеголевато одетого и смеющегося молодого человека, ступившего им навстречу, вместо умирающего на смертном одре, которого она ожидала
найти.
Заметим кстати, что не только сами Епанчины, но и все принадлежавшие прямо или косвенно к дому Епанчиных
нашли нужным совершенно порвать с
князем всякие отношения.
От Веры Лебедевой
князь узнал, что Келлер прикочевал к ним еще со вчерашнего дня и, по всем признакам, долго от них не отстанет, потому что
нашел компанию и дружески сошелся с генералом Иволгиным; впрочем, он объявил, что остается у них единственно, чтоб укомплектовать свое образование.
Девицы усмехнулись новой фантазии их фантастической сестрицы и заметили мамаше, что Аглая, пожалуй, еще рассердится, если та пойдет в парк ее отыскивать, и что, наверно, она сидит теперь с книгой на зеленой скамейке, о которой она еще три дня назад говорила, и за которую чуть не поссорилась с
князем Щ., потому что тот не
нашел в местоположении этой скамейки ничего особенного.
— Я так и сказал тебе. Не выйду, пока не дашь. Вы что-то улыбаетесь,
князь? Кажется, неправым меня
находите?
— Эх, какое тут самоумаление! Если б я только знал, где теперь Колю
найти! — сказал
князь и повернулся было уходить.
— Два слова,
князь, я и забыл вам сказать за этими… делами. Некоторая просьба: сделайте одолжение, — если только вам это не в большую натугу будет, — не болтайте ни здесь, о том, что у меня с Аглаей сейчас было, ни там, о том, что вы здесь
найдете; потому что и здесь тоже безобразия довольно. К черту, впрочем… Хоть сегодня-то по крайней мере удержитесь.
— Без всякого сомнения, в этом главный вопрос; вы удивительно точно
находите слова и мысли и определяете положения, сиятельнейший
князь.
Нам известно также, что час спустя после того, как Аглая Ивановна выбежала от Настасьи Филипповны, а может, даже и раньше часу,
князь уже был у Епанчиных, конечно, в уверенности
найти там Аглаю, и что появление его у Епанчиных произвело тогда чрезвычайное смущение и страх в доме, потому что Аглая домой еще не возвратилась и от него только в первый раз и услышали, что она уходила с ним к Настасье Филипповне.
Дверь отворил сам Парфен Семеныч; увидев
князя, он до того побледнел и остолбенел на месте, что некоторое время похож был на каменного истукана, смотря своим неподвижным и испуганным взглядом и скривив рот в какую-то в высшей степени недоумевающую улыбку, — точно в посещении
князя он
находил что-то невозможное и почти чудесное.
В церкви, пройдя кое-как сквозь толпу, при беспрерывном шепоте и восклицаниях публики, под руководством Келлера, бросавшего направо и налево грозные взгляды,
князь скрылся на время в алтаре, а Келлер отправился за невестой, где у крыльца дома Дарьи Алексеевны
нашел толпу не только вдвое или втрое погуще, чем у
князя, но даже, может быть, и втрое поразвязнее.
— Да я ведь не про то! Конечно, я и тому рад, что вы
нашли, — поправился поскорее
князь, — но… как же вы
нашли?
—
Князь Мышкин? Лев Николаевич? Не знаю-с. Так что даже и не слыхивал-с, — отвечал в раздумье чиновник, — то есть я не об имени, имя историческое, в Карамзина «Истории»
найти можно и должно, я об лице-с, да и
князей Мышкиных уж что-то нигде не встречается, даже и слух затих-с.
— Вот еще нашелся! — сказала она вдруг, обращаясь опять к Дарье Алексеевне, — а ведь впрямь от доброго сердца, я его знаю. Благодетеля
нашла! А впрочем, правду, может, про него говорят, что… того. Чем жить-то будешь, коли уж так влюблен, что рогожинскую берешь за себя-то, за князя-то?..
— Ах, это вы про те четыреста рублей! — протянул Лебедев, точно лишь сейчас только догадался. — Благодарю вас,
князь, за ваше искреннее участие; оно слишком для меня лестно, но… я их нашел-с, и давно уже.
— Побоялся лично обеспокоить,
князь, при ваших личных и, может быть, чрезвычайных, так сказать, впечатлениях; а кроме того, я и сам-то-с принял вид, что как бы и не
находил ничего. Бумажник развернул, осмотрел, потом закрыл да и опять под стул положил.
— Да ведь и я так кой-чему только, — прибавил
князь, чуть не в извинение. — Меня по болезни не
находили возможным систематически учить.
[Весь дальнейший текст до конца абзаца («Роскошь помещения… плебеями») не был пропущен в печать в 1859 г.] Роскошь помещения и содержания, сравнительно с другими, даже с женскими заведениями, могла иметь связь с мыслью Александра, который, как говорили тогда, намерен был воспитать с нами своих братьев, великих
князей Николая и Михаила, почти наших сверстников по летам; но императрица Марья Федоровна воспротивилась этому,
находя слишком демократическим и неприличным сближение сыновей своих, особ царственных, с нами, плебеями.
Князь Нехлюдов поразил меня с первого раза как своим разговором, так и наружностью. Но несмотря на то, что в его направлении я
находил много общего с своим — или, может быть, именно поэтому, — чувство, которое он внушил мне, когда я в первый раз увидал его, было далеко не приязненное.
Впрочем, здесь я
нахожу необходимым упомянуть о некоторых особенных подробностях из жизни этого
князя Валковского, отчасти одного из главнейших лиц моего рассказа.
Молодой
князь, из-за которого началась вся история этого процесса, месяцев пять тому назад
нашел случай побывать у Ихменевых.
Попросив извинения у
князя, я стал одеваться. Он начал уверять меня, что туда не надо никаких гардеробов, никаких туалетов. «Так, разве посвежее что-нибудь! — прибавил он, инквизиторски оглядев меня с головы до ног, — знаете, все-таки эти светские предрассудки… ведь нельзя же совершенно от них избавиться. Этого совершенства вы в нашем свете долго не
найдете», — заключил он, с удовольствием увидав, что у меня есть фрак.
Налетов. Э… однако ж это странно! скажите, пожалуйста, где я могу, по крайней мере,
найти Леонида Сергеича Разбитного? хоть бы он объяснил
князю, что я не кто-нибудь…
— А я и сам не знаю, как-то очень просто: как от этих цыганов доставился домой, и не помню, как лег, но только слышу,
князь стучит и зовет, а я хочу с коника встать, но никак края не
найду и не могу сойти.
Князь кричит: «Иван Северьяныч!» А я откликаюсь: «Сейчас!» — а сам лазию во все стороны и все не
найду края, и, наконец, думаю: ну, если слезть нельзя, так я же спрыгну, и размахнулся да как сигану как можно дальше, и чувствую, что меня будто что по морде ударило и вокруг меня что-то звенит и сыпется, и сзади тоже звенит и опять сыпется, и голос
князя говорит денщику: «Давай огня скорей!»
— Я не так избалован жизнью,
князь, — возразил Калинович, — и не так требователен: для меня будет достаточно, если я, переселясь в Петербург,
найду там хоть мало-мальски безбедное существование.
— Ну, как вы
нашли сего молодого человека? — сказал по уходе его
князь.
— Журналы, ma tante, журналы, — подхватил
князь и потом, взявшись за лоб и как бы вспомнив что-то, обратился к Полине. — Кстати, тут вы
найдете повесть или роман одного здешнего господина, смотрителя уездного училища. Я не читал сам, но по газетам видел — хвалят.
— Конечно, — подхватил
князь и продолжал, — но, как бы то ни было, он входит к ней в спальню, запирает двери… и какого рода происходила между ними сцена — неизвестно; только вдруг раздается сначала крик, потом выстрелы. Люди прибегают, выламывают двери и
находят два обнявшиеся трупа. У Сольфини в руках по пистолету: один направлен в грудь этой госпожи, а другой он вставил себе в рот и пробил насквозь череп.