Неточные совпадения
Так вот, в этом положении другая
женщина не могла бы
найти в себе рессурсов.
Когда обе
женщины сели в коляску, на обеих вдруг
нашло смущение.
Они возобновили разговор, шедший за обедом: о свободе и занятиях
женщин. Левин был согласен с мнением Дарьи Александровны, что девушка, не вышедшая замуж,
найдет себе дело женское в семье. Он подтверждал это тем, что ни одна семья не может обойтись без помощницы, что в каждой, бедной и богатой семье есть и должны быть няньки, наемные или родные.
— Я
нахожу только странным, что
женщины ищут новых обязанностей, — сказал Сергей Иванович, — тогда как мы, к несчастью, видим, что мужчины обыкновенно избегают их.
Но она знала, что для этого надо
находить удовольствие в сближении с
женщинами молодыми, и она не могла желать этого.
«Я не могу быть несчастлив оттого, что презренная
женщина сделала преступление; я только должен
найти наилучший выход из того тяжелого положения, в которое она ставит меня.
Но ничуть не бывало! Следовательно, это не та беспокойная потребность любви, которая нас мучит в первые годы молодости, бросает нас от одной
женщины к другой, пока мы
найдем такую, которая нас терпеть не может: тут начинается наше постоянство — истинная бесконечная страсть, которую математически можно выразить линией, падающей из точки в пространство; секрет этой бесконечности — только в невозможности достигнуть цели, то есть конца.
Дамы были очень довольны и не только отыскали в нем кучу приятностей и любезностей, но даже стали
находить величественное выражение в лице, что-то даже марсовское и военное, что, как известно, очень нравится
женщинам.
Одни только обожатели
женщин не могли
найти здесь ничего, потому что даже в предместье Сечи не смела показываться ни одна
женщина.
— Ну да, — улыбнулся с побеждающею откровенностью Свидригайлов. — Так что ж? Вы, кажется,
находите что-то дурное, что я о
женщинах так говорю?
«В ней действительно есть много простого, бабьего. Хорошего, дружески бабьего», —
нашел он подходящие слова. «Завтра уедет…» — скучно подумал он, допил вино, встал и подошел к окну. Над городом стояли облака цвета красной меди, очень скучные и тяжелые. Клим Самгин должен был сознаться, что ни одна из
женщин не возбуждала в нем такого волнения, как эта — рыжая. Было что-то обидное в том, что неиспытанное волнение это возбуждала
женщина, о которой он думал не лестно для нее.
— Вы смотрите в театре босяков и думаете
найти золото в грязи, а там — нет золота, там — колчедан, из него делают серную кислоту, чтоб ревнивые
женщины брызгали ею в глаза своих спорниц…
Да, публика весьма бесцеремонно рассматривала ее, привставая с мест, перешептываясь. Самгин
находил, что глаза
женщин светятся завистливо или пренебрежительно, мужчины корчат слащавые гримасы, а какой-то смуглолицый, курчавый, полуседой красавец с пышными усами вытаращил черные глаза так напряженно, как будто он когда-то уже видел Марину, а теперь вспоминал: когда и где?
Разумеется, кое-что необходимо выдумывать, чтоб подсолить жизнь, когда она слишком пресна, подсластить, когда горька. Но — следует
найти точную меру. И есть чувства, раздувать которые — опасно. Такова, конечно, любовь к
женщине, раздутая до неудачных выстрелов из плохого револьвера. Известно, что любовь — инстинкт, так же как голод, но — кто же убивает себя от голода или жажды или потому, что у него нет брюк?
Кроме этого, он ничего не
нашел, может быть — потому, что торопливо искал. Но это не умаляло ни
женщину, ни его чувство досады; оно росло и подсказывало: он продумал за двадцать лет огромную полосу жизни, пережил множество разнообразных впечатлений, видел людей и прочитал книг, конечно, больше, чем она; но он не достиг той уверенности суждений, того внутреннего равновесия, которыми, очевидно, обладает эта большая, сытая баба.
— Мне очень лестно, что в Париже, где так много красивых
женщин, на все вкусы, мсье не
нашел партнерши, достойной его более, чем я. Я буду очень рада, если докажу, что это — комплимент вкусу мсье!
Он так и определял: вкус, ибо
находил, что после Лидии в его отношение к
женщине вошло что-то горькое, едкое.
Все другие сидели смирно, безмолвно, — Самгину казалось уже, что и от соседей его исходит запах клейкой сырости. Но раздражающая скука, которую испытывал он до рассказа Таисьи, исчезла. Он
нашел, что фигура этой
женщины напоминает Дуняшу: такая же крепкая, отчетливая, такой же маленький, красивый рот. Посмотрев на Марину, он увидел, что писатель шепчет что-то ей, а она сидит все так же величественно.
Клим Иванович Самгин слушал ее веселую болтовню с удовольствием, но он не любил анекдотов, в которых легко можно
найти смысл аллегорический. И поэтому он заставил
женщину перейти от слов к делу, которое для нее, так же как для него, было всегда приятно.
И — вздохнул, не без досады, — дом казался ему все более уютным, можно бы неплохо устроиться. Над широкой тахтой — копия с картины Франца Штука «Грех» — голая
женщина в объятиях змеи, — Самгин усмехнулся,
находя, что эта устрашающая картина вполне уместна над тахтой, забросанной множеством мягких подушек. Вспомнил чью-то фразу: «
Женщины понимают только детали».
Самгин сочувственно улыбнулся, не
находя, что сказать, и через несколько минут, прощаясь с нею, ощутил желание поцеловать ей руку, чего никогда не делал. Он не мог себе представить, что эта
женщина, равнодушная к действительности, способна ненавидеть что-то.
«Что внесла эта
женщина в мою жизнь?» — нередко спрашивал он и
находил, что она подорвала, пошатнула его представление о самом себе.
«Так никто не говорил со мной». Мелькнуло в памяти пестрое лицо Дуняши, ее неуловимые глаза, — но нельзя же ставить Дуняшу рядом с этой
женщиной! Он чувствовал себя обязанным сказать Марине какие-то особенные, тоже очень искренние слова, но не
находил достойных. А она, снова положив локти на стол, опираясь подбородком о тыл красивых кистей рук, говорила уже деловито, хотя и мягко...
Его волновал вопрос: почему он не может испытать ощущений Варвары? Почему не может перенести в себя радость
женщины, — радость, которой он же насытил ее? Гордясь тем, что вызвал такую любовь, Самгин
находил, что ночами он получает за это меньше, чем заслужил. Однажды он сказал Варваре...
Самгин задумался: на кого Марина похожа? И среди героинь романов, прочитанных им, не
нашел ни одной
женщины, похожей на эту. Скрипнули за спиной ступени, это пришел усатый солдат Петр. Он бесцеремонно сел в кресло и, срезая ножом кожу с ореховой палки, спросил негромко, но строго...
Он давно уже заметил, что его мысли о
женщинах становятся все холоднее, циничней, он был уверен, что это ставит его вне возможности ошибок, и
находил, что бездетная самка Маргарита говорила о сестрах своих верно.
И легко
нашел: несколько сотен людей молча и даже, пожалуй, благодарно слушают голос
женщины, которой он владеет, как хочет.
Климу становилось все более неловко и обидно молчать, а беседа жены с гостем принимала характер состязания уже не на словах: во взгляде Кутузова светилась мечтательная улыбочка, Самгин
находил ее хитроватой, соблазняющей. Эта улыбка отражалась и в глазах Варвары, широко открытых, напряженно внимательных; вероятно, так смотрит
женщина, взвешивая и решая что-то важное для нее. И, уступив своей досаде, Самгин сказал...
Но, вспоминая, он каждый раз
находил в этом романе обидную незаконченность и чувствовал желание отомстить Лидии за то, что она не оправдала смутных его надежд на нее, его представления о ней, и за то, что она чем-то испортила в нем вкус
женщины.
В другой раз она долго и туманно говорила об Изиде, Сете, Озирисе. Самгин подумал, что ее, кажется, особенно интересуют сексуальные моменты в религии и что это, вероятно, физиологическое желание здоровой
женщины поболтать на острую тему. В общем он
находил, что размышления Марины о религии не украшают ее, а нарушают цельность ее образа.
Наблюдая ее, Самгин опасался, что люди поймут, как смешна эта старая
женщина, искал в себе какого-нибудь доброго чувства к ней и не
находил ничего, кроме досады на нее.
Удивительна была каменная тишина теплых, лунных ночей, странно густы и мягки тени, необычны запахи, Клим
находил, что все они сливаются в один — запах здоровой, потной
женщины. В общем он настроился лирически, жил в непривычном ему приятном бездумье, мысли являлись не часто и, почти не волнуя, исчезали легко.
— Агафья Матвевна сама настаивает: славная
женщина! — говорил Обломов, несколько опьянев. — Я, признаться, не знаю, как я буду в деревне жить без нее: такой хозяйки не
найдешь.
— Нет, не оставлю! Ты меня не хотел знать, ты неблагодарный! Я пристроил тебя здесь,
нашел женщину-клад. Покой, удобство всякое — все доставил тебе, облагодетельствовал кругом, а ты и рыло отворотил. Благодетеля
нашел: немца! На аренду имение взял; вот погоди: он тебя облупит, еще акций надает. Уж пустит по миру, помяни мое слово! Дурак, говорю тебе, да мало дурак, еще и скот вдобавок, неблагодарный!
— Путь, где
женщина жертвует всем: спокойствием, молвой, уважением и
находит награду в любви… она заменяет ей все.
При вопросе: где же истина? он искал и вдалеке и вблизи, в воображении и глазами примеров простого, честного, но глубокого и неразрывного сближения с
женщиной, и не
находил: если, казалось, и
находил, то это только казалось, потом приходилось разочаровываться, и он грустно задумывался и даже отчаивался.
Многим
женщинам не нужно ничего этого: раз вышедши замуж, они покорно принимают и хорошие и дурные качества мужа, безусловно мирятся с приготовленным им положением и сферой или так же покорно уступают первому случайному увлечению, сразу признавая невозможным или не
находя нужным противиться ему: «Судьба, дескать, страсти,
женщина — создание слабое» и т. д.
—
Женщины, — продолжал Пахотин, — теперь только и
находят развлечение с людьми наших лет. (Он никогда не называл себя стариком.) И как они любезны: например, Pauline сказала мне…
Они знали, на какое употребление уходят у него деньги, но на это они смотрели снисходительно, помня нестрогие нравы повес своего времени и
находя это в мужчине естественным. Только они, как нравственные
женщины, затыкали уши, когда он захочет похвастаться перед ними своими шалостями или когда кто другой вздумает довести до их сведения о каком-нибудь его сумасбродстве.
Он сравнивал ее с другими, особенно «новыми»
женщинами, из которых многие так любострастно поддавались жизни по новому учению, как Марина своим любвям, — и
находил, что это — жалкие, пошлые и более падшие создания, нежели все другие падшие
женщины, уступавшие воображению, темпераменту, и даже золоту, а те будто бы принципу, которого часто не понимали, в котором не убедились, поверив на слово, следовательно, уступали чему-нибудь другому, чему простодушно уступала, например, жена Козлова, только лицемерно или тупо прикрывали это принципом!
Такую великую силу — стоять под ударом грома, когда все падает вокруг, — бессознательно, вдруг, как клад
найдет, почует в себе русская
женщина из народа, когда пламень пожара пожрет ее хижину, добро и детей.
Ему предчувствие говорило, что это последний опыт, что в Вере он или
найдет, или потеряет уже навсегда свой идеал
женщины, разобьет свою статую в куски и потушит диогеновский фонарь.
«Еще опыт, — думал он, — один разговор, и я буду ее мужем, или… Диоген искал с фонарем „человека“ — я ищу
женщины: вот ключ к моим поискам! А если не
найду в ней, и боюсь, что не
найду, я, разумеется, не затушу фонаря, пойду дальше… Но Боже мой! где кончится это мое странствие?»
— Милый ты мой, мы с тобой всегда сходились. Где ты был? Я непременно хотел сам к тебе ехать, но не знал, где тебя
найти… Потому что все же не мог же я к Версилову… Хотя теперь, после всего этого… Знаешь, друг мой: вот этим-то он, мне кажется, и
женщин побеждал, вот этими-то чертами, это несомненно…
Но глаз — несмотря на все разнообразие лиц и пестроту костюмов, на наготу и разноцветность тел, на стройность и грацию индийцев, на суетливых желтоватых китайцев, на коричневых малайцев, у которых рот, от беспрерывной жвачки бетеля, похож на трубку, из которой лет десять курили жуковский табак, на груды товаров, фруктов, на богатую и яркую зелень, несмотря на все это, или, пожалуй, смотря на все, глаз скоро утомляется, ищет чего-то и не
находит: в этой толпе нет самой живой ее половины, ее цвета, роскоши —
женщин.
Случалось ли вам (да как не случалось поэту!) вдруг увидеть
женщину, о красоте, грации которой долго жужжали вам в уши, и не
найти в ней ничего поражающего?
— Здесь я затем, что надеялся
найти справедливость и спасти ни за что осужденную
женщину.
«Ведь это мертвая
женщина», думал он, глядя на это когда-то милое, теперь оскверненное пухлое лицо с блестящим нехорошим блеском черных косящих глаз, следящих за смотрителем и его рукою с зажатой бумажкой. И на него
нашла минута колебания.
Когда подводы тронулись, Нехлюдов сел на дожидавшегося его извозчика и велел ему обогнать партию с тем, чтобы рассмотреть среди нее, нет ли знакомых арестантов среди мужчин, и потом, среди
женщин найдя Маслову, спросить у нее, получила ли она посланные ей вещи.
— Мотивы те, что
женщина эта… что первый шаг ее на пути разврата… — Нехлюдов рассердился на себя за то, что не
находил выражения. — Мотивы те, что я виноват, а наказана она.