Неточные совпадения
Правда, некогда правильные и теперь еще приятные черты лица его немного изменились, щеки повисли, частые морщины лучеобразно расположились около глаз, иных зубов уже нет, как сказал Саади, по уверению Пушкина;
русые волосы, по крайней мере все те, которые остались в целости, превратились в лиловые благодаря составу, купленному на Роменской конной ярмарке у жида, выдававшего
себя за армянина; но Вячеслав Илларионович выступает бойко, смеется звонко, позвякивает шпорами, крутит усы, наконец
называет себя старым кавалеристом, между тем как известно, что настоящие старики сами никогда не
называют себя стариками.
— Вот мой товарищ, — позвольте вам представить, поручик, — он тут
назвал какую-то фамилию и вытянул из-за
себя здорового купидона с красным лицом и
русыми котелками на висках.
— Здравствуйте… — И она
назвала меня просто по фамилии. До этих пор я знал только ее лицо, выступавшее из-за других в дальнем углу. Теперь увидел ее фигуру. Она была высокая, с спокойными движениями. У нее была пепельно-русая коса и темно-коричневое платье. Я был очень застенчив и робел перед женщинами. Сам я казался
себе неинтересным и несуразным. Но на этот раз я почувствовал какую-то особенную простоту этого привета и тоже тепло и просто ответил на пожатие.
А коли так —
И
называть не нужно. Про
себяЕго пусть каждый разумеет. Нуте ж:
Во здравие царя и государя
Всея
Руси!
Кто сии черти? что сие болотом твои ляшские уста
назвали? — подумал я в гневе и, не удержав
себя в совершенном молчании, отвечал польскому кобелю, на
Руси сидящему паном: „Что у дурака бывает одна речь на пословицу, да и та дурацкая, и что я, уважая сан свой, даже и его, ляха, на сей раз чертом
назвать не хочу, дабы сим самым не обозвать свою
Русь болотом“.
Впоследствии, поощренный успехом моего изобретения, я открыл и ввел в обиход тюрьмы целый ряд маленьких усовершенствований, но они касались деталей: формы замков и т. п., и, как все другие маленькие изобретения, влились в общее
русло жизни, увеличив ее правильность и красоту, но не сохранив за
собою имени автора. Окошечко же в двери — мое, и всякого, кто осмелится отрицать это, я
назову лжецом и негодяем.