Неточные совпадения
Себя
автор называл не иначе, как «сиротой — дворянином», противника — «именующимся капитаном» (мой дядя был штабс — капитаном в отставке), имение его
называлось почему-то «незаконно приобретенным», а рабочие — «безбожными»… «И как будучи те возы на дороге, пролегающей мимо незаконно приобретенного им, самозванцем Курцевичем, двора, то оный самозванный капитан со своей безбожною и законопротивною бандою, выскочив из засады с великим шумом, криком и тумультом, яко настоящий тать, разбойник и публичный грабитель, похватав за оброти собственных его сироты — дворянина Банькевича лошадей, а волов за ярма, — сопроводили оных в его, Курцевича, клуню и с великим поспехом покидали в скирды.
У многих
авторов оно
называется Верхним Урочищем, а у здешних поселенцев — Пашней.
— Ах, от души, от всей души желаю вам удачи… — пылко отозвалась Ольга и погладила его руку. — Но только что же это такое? Сделаетесь вы известным
автором и загордитесь. Будете вы уже не нашим милым, славным, добрым Алешей или просто юнкером Александровым, а станете
называться «господин писатель», а мы станем глядеть на вас снизу вверх, раскрыв рты.
— Бирюлина корова! — проговорил он как бы про себя, — ишь, отъелся на острожном чистяке! [Чистяком
назывался хлеб из чистой муки, без примеси. (Примеч.
автора.)] Рад, что к разговенью двенадцать поросят принесет.
— Вот что, молодой человек, — советовал полковник, интересовавшийся моей работой, — я давно болтаюсь около литературы и выработал свою мерку для каждой новой вещи. Возьмите страницу и сосчитайте сколько раз встречаются слова «был» и «который». Ведь в языке — весь
автор, а эти два словечка рельефно показывают, какой запас слов в распоряжении данного
автора. Языку, конечно, нельзя выучиться, но нужно относиться к нему с крайней осторожностью. Нужна строгая школа, то, что у спортсменов
называется тренировкой.
Кроме того, в пьесе Островского замечаем ошибку против первых и основных правил всякого поэтического произведения, непростительную даже начинающему
автору. Эта ошибка специально
называется в драме — «двойственностью интриги»: здесь мы видим не одну любовь, а две — любовь Катерины к Борису и любовь Варвары к Кудряшу. Это хорошо только в легких французских водевилях, а не в серьезной драме, где внимание зрителей никак не должно быть развлекаемо по сторонам.
Я даже написал одну повесть (я помню, она
называлась «Маланьей»), в которой самыми негодующими красками изобразил безвыходное положение русского крепостного человека, и хотя, по тогдашнему строгому времени, цензура не пропустила этой повести, но я до сих пор не могу позабыть (многие даже называют меня за это злопамятным), что я
автор ненапечатанной повести «Маланья».
Затем объясняется, что быть вписанным в родословные книги значило больше, чем получить княжеский титул. Многие мурзы татарские получили право
называться князьями, а в родословные книги все-таки не попали. Далее
автор продолжает...
«Никто не знает его родителей, — говорила Марфа, — он был найден в пеленах на железных ступенях Вадимова места и воспитан в училище Ярослава, [Так
называлось всегда главное училище в Новегороде (говорит
автор).
Эта повесть не выделяется из ряда вон. В ней много длиннот, немало шероховатостей…
Автор питает слабость к эффектам и сильным фразам… Видно, что он пишет первый раз в жизни, рукой непривычной, невоспитанной… Но все-таки повесть его читается легко. Фабула есть, смысл тоже, и, что важнее всего, она оригинальна, очень характерна и то, что
называется, sui generis [в своем роде (лат.).]. Есть в ней и кое-какие литературные достоинства. Прочесть ее стоит… Вот она...
По отношению к первому, снисходительнейшие читатели еще милостиво извиняют
автора приведением в его оправдание слов Гоголя, что «хорошего русского человека будто бы рельефно нельзя изображать», но зато по отношению к Ларе суд этот гораздо строже:
автор слышит укоризны за неясность нравственного образа этой женщины, напоминающей, по словам некоторых судей, таких известных им лиц, которые, «не
называясь умопомешанными, поступают как сумасшедшие».
— Не правда ли, остроумное произведение, mesdames? Горю нетерпением познакомиться с именем талантливого
автора. Надеюсь, он не замедлит
назваться.
— Ну-с, если сам
автор не желает
назваться и прячется за спины подруг, — так же неумолимо-спокойно продолжал Церни, — то, делать нечего, приступим к допросу. Кстати, входя в класс, я кое-что заметил. Надеюсь, у виновной хватит достаточно смелости не отпираться?
Не есть ли то, чего вы требуете для драмы, религиозное поучение, дидактизм, то, что
называется тенденциозностью и что несовместимо с истинным искусством?» Под религиозным содержанием искусства, отвечу я, я разумею не внешнее поучение в художественной форме каким-либо религиозным истинам и не аллегорическое изображение этих истин, а определенное, соответствующее высшему в данное время религиозному пониманию мировоззрение, которое, служа побудительной причиной сочинения драмы, бессознательно для
автора проникает все его произведение.
Меня всегда интересовал вопрос: как крупный писатель-художник работает, как ему дается то, что
называется письмом, пошибом.
Автор «Обломова» давно уже, с самого появления этого романа, считался сам Обломовым. Про него все уверенно говорили как про человека, чрезвычайно ленивого и, главное, кропотливого. Это поддерживалось тем, что он выпускал свои произведения в такие пространные промежутки; не сделал себе привычки писать постоянно и сейчас же печатать написанное.
Тредьяковский отпирает сундук, вынимает из кошки [Кошельки делались из кошачьей кожи, почему и
назывались кошками, от того ж должно происходить и слово киса. (Примеч.
автора.)] целковый и вручает его с поклонами.