Неточные совпадения
К удивлению, бригадир не только не обиделся этими словами, но, напротив того, еще ничего не видя, подарил Аленке вяземский пряник и банку помады. Увидев эти дары, Аленка как будто опешила; кричать — не кричала, а только потихоньку всхлипывала. Тогда бригадир приказал принести свой
новый мундир,
надел его и во всей красе показался Аленке. В это же время выбежала в дверь старая бригадирова экономка и начала Аленку усовещивать.
— Как же ты говорил, что никогда больше не
наденешь европейского платья? — сказал он, оглядывая его
новое, очевидно от французского портного, платье. — Так! я вижу:
новая фаза.
Новые платья сняли, велели
надеть девочкам блузки, а мальчикам старые курточки и велели закладывать линейку, опять, к огорчению приказчика, — Бурого в дышло, чтоб ехать за грибами и на купальню. Стон восторженного визга поднялся в детской и не умолкал до самого отъезда на купальню.
Степан Аркадьич, сойдя вниз, сам аккуратно снял парусинный чехол с лакированного ящика и, отворив его, стал собирать свое дорогое,
нового фасона ружье. Кузьма, уже чуявший большую дачу на водку, не отходил от Степана Аркадьича и
надевал ему и чулки и сапоги, что Степан Аркадьич охотно предоставлял ему делать.
— Э! да у вас, видно, будут танцы, — сказал Сережа, выходя из гостиной и доставая из кармана
новую пару лайковых перчаток, — надо перчатки
надевать.
Во время службы я прилично плакал, крестился и кланялся в землю, но не молился в душе и был довольно хладнокровен; заботился о том, что
новый полуфрачек, который на меня
надели, очень жал мне под мышками, думал о том, как бы не запачкать слишком панталон на коленях, и украдкою делал наблюдения над всеми присутствовавшими.
— Так ты для деревенских крестин
новое барежевое платье
надела, да еще в этакий дождь! Кто тебя пустит? скинь, сударыня!
Дома у себя он натаскал глины, накупил моделей голов, рук, ног, торсов,
надел фартук и начал лепить с жаром, не спал, никуда не ходил, видясь только с профессором скульптуры, с учениками, ходил с ними в Исакиевский собор, замирая от удивления перед работами Витали, вглядываясь в приемы, в детали, в эту
новую сферу
нового искусства.
Когда же один из них, почтенного вида широкий старец, с завитками полуседой бороды, как у Моисея Микель-Анджело, и седыми густыми вьющимися волосами вокруг загорелого и оголившегося коричневого лба,
надел свою большую шапку и, запахивая
новый домодельный кафтан, пролез на лавку и сел, остальные последовали его примеру.
— Это твоей бабушки сарафан-то, — объяснила Марья Степановна. — Павел Михайлыч, когда в Москву ездил, так привез материю… Нынче уж нет таких материй, — с тяжелым вздохом прибавила старушка, расправляя рукой складку на сарафане. — Нынче ваши дамы сошьют платье, два раза
наденут — и подавай
новое. Материи другие пошли, и люди не такие, как прежде.
— Это из Киева, Дмитрий Федорович, — с благоговением продолжала она, — от мощей Варвары-великомученицы. Позвольте мне самой вам
надеть на шею и тем благословить вас на
новую жизнь и на
новые подвиги.
А человек-то это шел наш бочар, Вавила: жбан себе
новый купил, да на голову пустой жбан и
надел.
Тогда казенная палата и министерство финансов отделили
новое дело от прежнего и, найдя закон, в котором сказано, что если попадется неудобная земля, идущая в
надел, то не вырезывать ее, а прибавлять еще половинное количество, велели дать даровским крестьянам к болоту еще полболота.
Они говорили только, что если бы одеть его в
новый жупан, затянуть красным поясом,
надеть на голову шапку из черных смушек с щегольским синим верхом, привесить к боку турецкую саблю, дать в одну руку малахай, в другую люльку в красивой оправе, то заткнул бы он за пояс всех парубков тогдашних.
Бережно вынул он из пазухи башмаки и снова изумился дорогой работе и чудному происшествию минувшей ночи; умылся, оделся как можно лучше,
надел то самое платье, которое достал от запорожцев, вынул из сундука
новую шапку из решетиловских смушек с синим верхом, который не
надевал еще ни разу с того времени, как купил ее еще в бытность в Полтаве; вынул также
новый всех цветов пояс; положил все это вместе с нагайкою в платок и отправился прямо к Чубу.
Фома Григорьевич третьего году, приезжая из Диканьки, понаведался-таки в провал с
новою таратайкою своею и гнедою кобылою, несмотря на то что сам правил и что сверх своих глаз
надевал по временам еще покупные.
— Ты у меня поговори, Галактион!.. Вот сынка бог послал!.. Я о нем же забочусь, а у него пароходы на уме. Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел меня. Ох, согрешил я с вами: один умнее отца захотел быть и другой туда же… Нет, шабаш! Будет веревки-то из меня вить… Я и тебя, Емельян, женю по пути. За один раз терпеть-то от вас. Для кого я хлопочу-то, галманы вы этакие? Вот на старости лет в
новое дело впутываюсь, петлю себе на шею
надеваю, а вы…
Подав хорошие примеры
новых стихов,
надел на последователей своих узду великого примера, и никто доселе отшатнуться от него не дерзнул.
Этого уже Коля не мог вынести: он же как нарочно для этого случая выпросил у Гани, не объясняя ему причины,
надеть его совершенно еще
новый зеленый шарф. Он жестоко обиделся.
— Да кто лечит? Сулима наш прописывает. Вот сейчас перед вашим приходом чуть с ним не подралась: рецепт прописал, да смотрю, свои осматки с ног скидает, а его
новые сапожки
надевает. Вам, говорит, пока вы больны, выходить некуда. А он молчит. Ну что же это такое: последние сапожонки, и то у живого еще с ног волокут! Ведь это ж аспиды, а не люди.
Я
надел свой
новый жилет, хороший сюртук — подарок фабриканта, хорошенько причесал волосы и пошел в ликерную лавку моего папеньки.
Оба эти лица были в своих лучших парадных нарядах: Захаревский в
новом, широком вицмундире и при всех своих крестах и медалях; госпожа Захаревская тоже в
новом сером платье, в
новом зеленом платке и
новом чепце, — все наряды ее были довольно ценны, но не отличались хорошим вкусом и сидели на ней как-то вкривь и вкось: вообще дама эта имела то свойство, что, что бы она ни
надела, все к ней как-то не шло.
Старушка тоже смотрела необыкновенно торжественно; чуть ли она не
надела к чтению
нового чепчика.
И старик в изумлении посмотрел на нее еще раз. Елена, чувствуя, что про нее говорят, сидела молча, потупив голову и щипала пальчиками покромку дивана. Она уже успела
надеть на себя
новое платьице, которое вышло ей совершенно впору. Волосы ее были приглажены тщательнее обыкновенного, может быть, по поводу
нового платья. Вообще если б не странная дикость ее взгляда, то она была бы премиловидная девочка.
Появлялись
новые люди. В маленькой комнате Власовых становилось тесно и душно. Приходила Наташа, иззябшая, усталая, но всегда неисчерпаемо веселая и живая. Мать связала ей чулки и сама
надела на маленькие ноги. Наташа сначала смеялась, а потом вдруг замолчала, задумалась и тихонько сказала...
По старой привычке, а отчасти и по необходимости, отец Николай ходит в свите причетников по приходу за яйцами, за
новью; но его
наделяют уж скупо…
А как свадьбы день пришел и всем людям роздали цветные платки и кому какое идет по его должности
новое платье, я ни платка, ни убора не
надел, а взял все в конюшне в своем чуланчике покинул, и ушел с утра в лес, и ходил, сам не знаю чего, до самого вечера; все думал: не попаду ли где на ее тело убитое?
Когда Калинович, облекшись предварительно тоже в
новое и очень хорошее белье,
надел фрачную пару с высокоприличным при ней жилетом, то, посмотревшись в зеркало, почувствовал себя, без преувеличения, как бы обновленным человеком; самый опытный глаз, при этой наружности, не заметил бы в нем ничего провинциального: довольно уже редкие волосы, бледного цвета, с желтоватым отливом лицо; худощавый, стройный стан; приличные манеры — словом, как будто с детских еще лет водили его в живописных кафтанчиках гулять по Невскому, учили потом танцевать чрез посредство какого-нибудь мсье Пьеро, а потом отдали в университет не столько для умственного образования, сколько для усовершенствования в хороших манерах, чего, как мы знаем, совершенно не было, но что вложено в него было самой уж, видно, природой.
В двенадцать часов Калинович, переодевшись из мундира в черный фрак, в черный атласный шарф и черный бархатный жилет и
надев сверх всего
новое пальто, вышел, чтоб отправиться делать визиты, но, увидев присланный ему экипаж, попятился назад: лошадь, о которой Петр Михайлыч так лестно отзывался, конечно, была, благодаря неусыпному вниманию Палагеи Евграфовны, очень раскормленная; но огромная, жирная голова, отвислые уши, толстые, мохнатые ноги ясно свидетельствовали о ее солидном возрасте, сырой комплекции и кротком нраве.
Сам он оделся в
новый свой вицмундир, в белый с светлыми форменными пуговицами жилет и белый галстук — костюм, который он обыкновенно
надевал, причащаясь и к обедне светлого христова воскресенья.
Пьяный и грубый слуга лениво подал ему
новый сюртук (старый, который обыкновенно
надевал штабс-капитан, идя на бастион, не был починен).
Надо было заметить, что ее поражает и ослепляет более всего в нем, и тогда искусно нападать на эти стороны, объяснить их просто, представлять в обыкновенном виде, показать, что
новый герой… так себе… и только для нее
надел праздничный наряд…
Благодаря этому они на всю жизнь обеспечивают для себя возможность без скандала и во всякое время сбросить старую шкуру и облечься в
новую, а в случае чего и опять
надеть старую шкуру.
— Бешмет, дурак, «бешмет-с»! Жилетку, манишку и
новый кафтан, все
надень, чтобы все было как должно, — да этак не изволь мне отвечать по-лакейски: «чего-с изволи-те-с» да «я вам докладывал-с», а просто говори: «что, мол, вам нужно?» или: «я, мол, вам говорил». Понимаешь?
Валерия и Людмила сшили для себя замысловатые, но живописные наряды: цыганкою нарядилась Людмила, испанкою — Валерия. На Людмиле — яркие красные лохмотья из шелка и бархата, на Валерии, тоненькой и хрупкой — черный шелк, кружева, в руке — черный кружевной веер. Дарья себе
нового наряда не шила, — от прошлого года остался костюм турчанки, она его и
надела, — решительно сказала...
— Да ты смейся! Вот убей, тогда и поговори. Ну, живо! Смотри, вон и хозяин к тебе идет, — сказал Ерошка, глядевший в окно. — Вишь, убрался,
новый зипун
надел, чтобы ты видел, что он офицер есть. Эх! народ, народ!
Хандра Бельтова, впрочем, не имела ни малейшей связи с известным разговором за шестой чашкой чаю; он в этот день встал поздно, с тяжелой головой; с вечера он долго читал, но читал невнимательно, в полудремоте, — в последние дни в нем более и более развивалось какое-то болезненное не по себе, не приходившее в ясность, но располагавшее к тяжелым думам, — ему все чего-то недоставало, он не мог ни на чем сосредоточиться; около часу он докурил сигару, допил кофей, и, долго думая, с чего начать день, со чтения или с прогулки, он решился на последнее, сбросил туфли, но вспомнил, что дал себе слово по утрам читать новейшие произведения по части политической экономии, и потому
надел туфли, взял
новую сигару и совсем расположился заняться политической экономией, но, по несчастию, возле ящика с сигарами лежал Байрон; он лег на диван и до пяти часов читал — «Дон-Жуана».
Впрочем,
новое платье Гордей Евстратыч долго не решался
надеть, даже очень сумлевался, пока по первопутку не съездил в город сдавать золото, откуда приехал уже совсем форсуном: в длинном сюртуке, в крахмальной сорочке, брюки навыпуск — одним словом, «оделся патретом», как говорил Зотушка.
Как-то после обеда артель пошла отдыхать, я
надел козловые с красными отворотами и медными подковками сапоги,
новую шапку и жилетку праздничную и пошел в город, в баню, где я аккуратно мылся, в номере, холодной водой каждое воскресенье, потому что около пристаней Волги противно да и опасно было по случаю холеры купаться.
Егорушка оглядел свое пальто. А пальто у него было серенькое, с большими костяными пуговицами, сшитое на манер сюртука. Как
новая и дорогая вещь, дома висело оно не в передней, а в спальной, рядом с мамашиными платьями;
надевать его позволялось только по праздникам. Поглядев на него, Егорушка почувствовал к нему жалость, вспомнил, что он и пальто — оба брошены на произвол судьбы, что им уж больше не вернуться домой, и зарыдал так, что едва не свалился с кизяка.
На другой день вечером,
надевши свою
новую триковую пару и волнуясь, я отправился к Должиковой.
Когда я бывал у нее, от меня пахло краской и скипидаром, руки мои были темны — и ей это нравилось; она хотела также, чтобы я приходил к ней не иначе, как в своем обыкновенном рабочем платье; но в гостиной это платье стесняло меня, я конфузился, точно был в мундире, и потому, собираясь к ней, всякий раз
надевал свою
новую триковую пару. И это ей не нравилось.
Касательно верхнего платья Миклаков затруднялся, что ему
надеть: летняя визитка у него была
новее черного сюртука, но зато из такого дешевого трико была сшита, что, конечно, каждый лавочник и каждый лакей имел такую; сюртук же хоть и сделан был из очень хорошего сукна, но зато сильно был ветх деньми.
Такое позволение, как видно, очень обрадовало Миклакова; он несколько раз и с улыбкою на губах перечитал письмецо княгини и часов с семи принялся одеваться:
надев прежде всего белую крахмальную рубашку, он почувствовал какую-то свежесть во всем теле;
новый черный сюртучок, благодаря шелковой подкладке в рукавах, необыкновенно свободно шмыгнул у него по рукам; даже самая грудь его, одетая уже не в грязную цветную жилетку, а в черную, изящно отороченную ленточкой, стала как бы дышать большим благородством; словом, в этом костюме Миклаков помолодел по крайней мере лет на десять.
Пробит насквозь, испорчен. Невозможно
Его
надеть. Достать мне надо
новый.
Какой удар! проклятый граф Делорж!
А с
новым платьем
И правила б я
новые надел,
Вы не узнали бы меня!
Обрился он весьма тщательно и таким же образом вымылся, хлебнул чаю наскоро и приступил к своему главному, окончательному облачению:
надел панталоны почти совершенно
новые; потом манишку с бронзовыми пуговками, жилетку с весьма яркими и приятными цветочками; на шею повязал пестрый шелковый галстук и, наконец, натянул вицмундир, тоже новехонький и тщательно вычищенный.
— Сударыня, — сказал последний, — осмелюсь доложить, домашние Филиппа Агафоновича убрали его в гроб и
надели на него
новую летнюю пару, ни у кого не спросясь. Теперь он уже закоченел, и ломать покойника не приходится, а как бы Афанасий Неофитович не прогневались.
Разлюляев. Что ж такое! Он
новый… сукно-то французское, из Москвы выписывали, по знакомству… двадцать рублев аршин. Что ж, нешто мне этакую штуку
надеть, как у Франца Федорыча, у аптекаря… кургузую; так его вон и дразнят все: страм пальто! Так что ж хорошего людей смешить!