Неточные совпадения
Там недавно срубленные осины печально тянулись по земле, придавив собою и
траву и мелкий кустарник; на иных листья еще зеленые, но уже
мертвые, вяло свешивались с неподвижных веток; на других они уже засохли и покоробились.
Тогда-то вновь открываются давно иссякшие жилы родников, вся окрестность просачивается подступившею из-под земли влагою, и оживает
мертвое болото; в один год пропадут полевые
травы, и в несколько лет посохнут кусты и деревья.
Летние алые цветки поблекли, а
трава под ногой шелестит по-мертвому…
Со вздохом витязь вкруг себя
Взирает грустными очами.
«О поле, поле, кто тебя
Усеял
мертвыми костями?
Чей борзый конь тебя топтал
В последний час кровавой битвы?
Кто на тебе со славой пал?
Чьи небо слышало молитвы?
Зачем же, поле, смолкло ты
И поросло
травой забвенья?..
Времен от вечной темноты,
Быть может, нет и мне спасенья!
Быть может, на холме немом
Поставят тихий гроб Русланов,
И струны громкие Баянов
Не будут говорить о нем...
Под липой было прохладно и спокойно; залетавшие в круг ее тени мухи и пчелы, казалось, жужжали тише; чистая мелкая
трава изумрудного цвета, без золотых отливов, не колыхалась; высокие стебельки стояли неподвижно, как очарованные; как
мертвые, висели маленькие гроздья желтых цветов на нижних ветках липы.
И издали действительно было похоже на живых и страшных разбойников, глубоко задумавшихся над чем-то своим, разбойничьим, или рассматривавших вытоптанную
траву, или собирающихся плясать: колена все время сгибались под тяжестью тела, как ни старались их выпрямить. Но вблизи страшно и невыносимо было смотреть, и уже никого не могли обмануть мертвецы притворной жизнью: бессильно, по-мертвому, клонились вялые, точно похудевшие и удлинившиеся шеи, не держа тяжелой
мертвой головы.
Согнувшись зябко, подставят ветру спину, и к югу обернут помертвелое лицо свое и человек, и ломкие стебли засохших
трав, и вершины дерев, и
мертвые в лугах поблекшие цветы.
Я дал ему папиросу и вышел на крыльцо. Из-за лесу подымалось уже солнце. С «Камня» над логом снимались ночные туманы и плыли на запад, задевая за верхушки елей и кедров. На
траве сверкала роса, а в ближайшее окно виднелись желтые огоньки восковых свечей, поставленных в изголовье
мертвого тела.
Повар Егорушка лежал, уткнувшись лицом в
траву, и спал
мертвым сном. Рядом с ним в качестве corpus delicti валялась пустая сороковка. Дорожная котомка заменяла сначала подушку, а теперь валялась в стброне. Половецкий бросился к ней и первое, что увидел — две выставлявшихся из котомки кукольных ноги.
С каким искренним удовольствием вышел я на печальный двор, отвсюду обставленный солдатами, чистый, плоский, выметенный, без
травы, без зелени; правда, по углам стояли деревья, но они были печальны,
мертвые листья падали с них, и они казались мне то потерянными бедными узниками, грустящими, оторванными от родных лесов, то часовыми, которые без смены стерегут заключенных.
Один из садовников ловким ударом заступа вырвал целую охапку
травы. Он бросил ее в корзину, вынес и выбросил на задний двор, прямо на
мертвую пальму, лежавшую в грязи и уже полузасыпанную снегом.
Завернули
мертвого в полотно, без гроба, вынесли под чинары за деревню, положили на
траву.
— Алла! — и все проговорили: «Алла» — и опять замолчали.
Мертвый лежит на
траве, не шелохнется, и они сидят как
мертвые. Не шевельнется ни один. Только слышно, на чинаре листочки от ветерка поворачиваются. Потом прочел мулла молитву, все встали, подняли
мертвого на руки, понесли. Принесли к яме. Яма вырыта не простая, а подкопана под землю, как подвал. Взяли
мертвого под мышки, да под лытки, перегнули, спустили полегонечку, подсунули сидьмя под землю, заправили ему руки на живот.
Так мы их кормили весь день и очень на них радовались. На другое утро, когда мы посмотрели в коробок, мы увидали, что самый маленький воробушек лежит
мертвый, а лапки его запутались в хлопчатую бумагу. Мы его выкинули и вынули всю хлопчатую бумагу, чтобы другой в ней не запутался, и положили в коробок
травы и моху. Но к вечеру еще два воробья растопырили свои перышки и раскрыли рты, закрыли глаза и тоже померли.
Но вот и крылья, в которых бьются два-три карасика, моча и прижимая
траву, вытягиваются на берег. И вот сквозь топкий, колеблющийся слой возмутившейся воды в натянутой сети показывается что-то белое. Негромкий, но поразительно слышный средь
мертвой тишины вздох ужаса проносится в толпе.
— Даже на
мертвые существа жара действует… Возьмите дерево, цветок,
траву — и те вянут от жары.
С этого времени мучения этого страха встречи даже увеличились, а предчувствие обратилось в какую-то роковую уверенность, что вот-вот сейчас войдет кто-нибудь из тех — петербургских — которые знают ее позор, догадывались о ее преступлениях, которые молчат только потому, что считают ее
мертвой, которые даже, вероятно, довольны, что такая худая
трава, как она, вырвана из поля.