Неточные совпадения
Вчера я приехал в Пятигорск, нанял
квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука: во время грозы облака будут спускаться до
моей кровли.
— Да уж три раза приходила. Впервой я ее увидал в самый день похорон, час спустя после кладбища. Это было накануне
моего отъезда сюда. Второй раз третьего дня, в дороге, на рассвете, на станции Малой Вишере; а в третий раз, два часа тому назад, на
квартире, где я стою, в комнате; я был один.
Амалия Ивановна, прошу вас покорнейше, в качестве хозяйки
квартиры, обратить внимание на
мой последующий разговор с Софьей Ивановной.
В день похорон мужа гонят с
квартиры после
моего хлеба-соли, на улицу, с сиротами!
Стала все прибирать в
квартире и готовиться к встрече, стала отделывать назначавшуюся ему комнату (свою собственную), отчищать мебель,
мыть и надевать новые занавески и прочее.
— Успеем-с, успеем-с!.. А вы курите? Есть у вас? Вот-с, папиросочка-с… — продолжал он, подавая гостю папироску. — Знаете, я принимаю вас здесь, а ведь квартира-то
моя вот тут же, за перегородкой… казенная-с, а я теперь на вольной, на время. Поправочки надо было здесь кой-какие устроить. Теперь почти готово… казенная
квартира, знаете, это славная вещь, — а? Как вы думаете?
— Это я по подлости
моей говорил… Мать у меня сама чуть милостыни не просит… а я лгал, чтоб меня на
квартире держали и… кормили, — проговорил громко и отчетливо Раскольников.
— Я, конечно, не мог собрать стольких сведений, так как и сам человек новый, — щекотливо возразил Петр Петрович, — но, впрочем, две весьма и весьма чистенькие комнатки, а так как это на весьма короткий срок… Я приискал уже настоящую, то есть будущую нашу
квартиру, — оборотился он к Раскольникову, — и теперь ее отделывают; а покамест и сам теснюсь в нумерах, два шага отсюда, у госпожи Липпевехзель, в
квартире одного
моего молодого друга, Андрея Семеныча Лебезятникова; он-то мне и дом Бакалеева указал…
Я пошел на
квартиру, мне отведенную, где Савельич уже хозяйничал, и с нетерпением стал ожидать назначенного времени. Читатель легко себе представит, что я не преминул явиться на совет, долженствовавший иметь такое влияние на судьбу
мою. В назначенный час я уже был у генерала.
Я пришел к себе на
квартиру и нашел Савельича, горюющего по
моем отсутствии. Весть о свободе
моей обрадовала его несказанно. «Слава тебе, владыко! — сказал он перекрестившись. — Чем свет оставим крепость и пойдем куда глаза глядят. Я тебе кое-что заготовил; покушай-ка, батюшка, да и почивай себе до утра, как у Христа за пазушкой».
— Городок — тихий, спокойный, — продолжала она, не ответив ему. — Жизнь дешевая. Я бы поручила тебе кое-какие
мои делишки в суде, подыскала бы практику, устроила
квартиру. Ну — как?
— Как, и это на
мой счет? — с изумлением спросил Обломов. — Это всегда на счет хозяина делается. Кто же переезжает в неотделанную
квартиру?..
Бежать к тетке, взять Ольгу за руку и сказать: «Вот
моя невеста!» — да не готово ничего, ответа из деревни нет, денег нет,
квартиры нет!
«
Квартира, которую я занимаю во втором этаже дома, в котором вы предположили произвести некоторые перестройки, вполне соответствует
моему образу жизни и приобретенной, вследствие долгого пребывания в сем доме, привычке. Известясь через крепостного
моего человека, Захара Трофимова, что вы приказали сообщить мне, что занимаемая мною
квартира…»
Но он был в затруднении, о чем думать: о письме ли старосты, о переезде ли на новую
квартиру, приняться ли сводить счеты? Он терялся в приливе житейских забот и все лежал, ворочаясь с боку на бок. По временам только слышались отрывистые восклицания: «Ах, Боже
мой! Трогает жизнь, везде достает».
— Вот, как приедешь на
квартиру, Иван Матвеич тебе все сделает. Это, брат, золотой человек, не чета какому-нибудь выскочке-немцу! Коренной, русский служака, тридцать лет на одном стуле сидит, всем присутствием вертит, и деньжонки есть, а извозчика не наймет; фрак не лучше
моего; сам тише воды, ниже травы, говорит чуть слышно, по чужим краям не шатается, как твой этот…
Боже
мой! Как все мрачно, скучно смотрело в
квартире Обломова года полтора спустя после именин, когда нечаянно приехал к нему обедать Штольц. И сам Илья Ильич обрюзг, скука въелась в его глаза и выглядывала оттуда, как немочь какая-нибудь.
— Постой, не перебивай! — закричал Тарантьев. — Завтра переезжай на
квартиру к
моей куме, на Выборгскую сторону…
— Случилось так, — продолжал я, — что вдруг, в одно прекрасное утро, явилась за мною друг
моего детства, Татьяна Павловна, которая всегда являлась в
моей жизни внезапно, как на театре, и меня повезли в карете и привезли в один барский дом, в пышную
квартиру.
Накануне мне пришла было мысль, что там Версилов, тем более что он скоро затем вошел ко мне, хотя я знал, притом наверно, из их же разговоров, что Версилов, на время
моей болезни, переехал куда-то в другую
квартиру, в которой и ночует.
Она прежде встречалась мне раза три-четыре в
моей московской жизни и являлась Бог знает откуда, по чьему-то поручению, всякий раз когда надо было меня где-нибудь устроивать, — при поступлении ли в пансионишко Тушара или потом, через два с половиной года, при переводе меня в гимназию и помещении в
квартире незабвенного Николая Семеновича.
Лечь спать я положил было раньше, предвидя завтра большую ходьбу. Кроме найма
квартиры и переезда, я принял некоторые решения, которые так или этак положил выполнить. Но вечеру не удалось кончиться без курьезов, и Версилов сумел-таки чрезвычайно удивить меня. В светелку
мою он решительно никогда не заходил, и вдруг, я еще часу не был у себя, как услышал его шаги на лесенке: он звал меня, чтоб я ему посветил. Я вынес свечку и, протянув вниз руку, которую он схватил, помог ему дотащиться наверх.
— По
моему обычаю, дошел, гуляя, до твоей
квартиры и даже подождал тебя у Петра Ипполитовича, но соскучился. Они там у тебя вечно ссорятся, а сегодня жена у него даже слегла и плачет. Посмотрел и пошел.
— Да с той самой, с вчерашней. Ведь
квартира вчерашняя, при младенце-то, на
мое имя теперь взята, а платит Татьяна Павловна…
— Это уж как вам будет угодно. Сегодня вы одно изволите говорить, а завтра другое. А
квартиру мою я сдал на некоторое время, а сам с женой переберусь в каморку; так что Альфонсина Карловна теперь — почти такая же здесь жилица, как и вы-с.
Так болтая и чуть не захлебываясь от
моей радостной болтовни, я вытащил чемодан и отправился с ним на
квартиру. Мне, главное, ужасно нравилось то, что Версилов так несомненно на меня давеча сердился, говорить и глядеть не хотел. Перевезя чемодан, я тотчас же полетел к
моему старику князю. Признаюсь, эти два дня мне было без него даже немножко тяжело. Да и про Версилова он наверно уже слышал.
Я призвал извозчика и с его помощью вытащил из
квартиры мои вещи. Никто из домашних не противоречил мне и не остановил меня. Я не зашел проститься с матерью, чтоб не встретиться с Версиловым. Когда я уже уселся на извозчика, у меня вдруг мелькнула мысль.
Дело состояло в том, что еще в первое свидание
мое с Ламбертом, вот тогда, как я оттаивал у него на
квартире, я пробормотал ему, как дурак, что документ зашит у меня в кармане.
Ни Альфонсинки, ни хозяина уже давно не было дома. Хозяйку я ни о чем не хотел расспрашивать, да и вообще положил прекратить с ними всякие сношения и даже съехать как можно скорей с
квартиры; а потому, только что принесли мне кофей, я заперся опять на крючок. Но вдруг постучали в
мою дверь; к удивлению
моему, оказался Тришатов.
Он быстро вырвал из
моей руки свою руку, надел шляпу и, смеясь, смеясь уже настоящим смехом, вышел из
квартиры. Что мне было догонять его, зачем? Я все понял и — все потерял в одну минуту! Вдруг я увидел маму; она сошла сверху и робко оглядывалась.
— А хозяйку надо бы научить… надо бы их выгнать из
квартиры — вот что, и как можно скорей, а то они тут… Вот увидите! Вот помяните
мое слово, увидите! Э, черт! — развеселился он вдруг опять, — вы ведь Гришу дождетесь?
Я хотел было что-то ответить, но не смог и побежал наверх. Он же все ждал на месте, и только лишь когда я добежал до
квартиры, я услышал, как отворилась и с шумом захлопнулась наружная дверь внизу. Мимо хозяина, который опять зачем-то подвернулся, я проскользнул в
мою комнату, задвинулся на защелку и, не зажигая свечки, бросился на
мою кровать, лицом в подушку, и — плакал, плакал. В первый раз заплакал с самого Тушара! Рыданья рвались из меня с такою силою, и я был так счастлив… но что описывать!
Никогда Версилов не жил с
моею матерью на одной
квартире, а всегда нанимал ей особенную: конечно, делал это из подлейших ихних «приличий».
Я прямо пришел в тюрьму князя. Я уже три дня как имел от Татьяны Павловны письмецо к смотрителю, и тот принял меня прекрасно. Не знаю, хороший ли он человек, и это, я думаю, лишнее; но свидание
мое с князем он допустил и устроил в своей комнате, любезно уступив ее нам. Комната была как комната — обыкновенная комната на казенной
квартире у чиновника известной руки, — это тоже, я думаю, лишнее описывать. Таким образом, с князем мы остались одни.
Все дело оказалось в
моем вранье, когда я оттаял тогда у него на
квартире.
— Merci, друг, я сюда еще ни разу не вползал, даже когда нанимал
квартиру. Я предчувствовал, что это такое, но все-таки не предполагал такой конуры, — стал он посредине
моей светелки, с любопытством озираясь кругом. — Но это гроб, совершенный гроб!
Жизнь
моя как-то раздвоилась, или как будто мне дали вдруг две жизни, отвели
квартиру в двух мирах.
Бывают же странности: никто-то не заметил тогда на улице, как она ко мне прошла, так что в городе так это и кануло. Я же нанимал
квартиру у двух чиновниц, древнейших старух, они мне и прислуживали, бабы почтительные, слушались меня во всем и по
моему приказу замолчали потом обе, как чугунные тумбы. Конечно, я все тотчас понял. Она вошла и прямо глядит на меня, темные глаза смотрят решительно, дерзко даже, но в губах и около губ, вижу, есть нерешительность.
А надо заметить, что жил я тогда уже не на прежней
квартире, а как только подал в отставку, съехал на другую и нанял у одной старой женщины, вдовы чиновницы, и с ее прислугой, ибо и переезд-то
мой на сию
квартиру произошел лишь потому только, что я Афанасия в тот же день, как с поединка воротился, обратно в роту препроводил, ибо стыдно было в глаза ему глядеть после давешнего
моего с ним поступка — до того наклонен стыдиться неприготовленный мирской человек даже иного справедливейшего своего дела.
Вот какое было общее впечатление
моего первого посещения. Мне сказали, и я знала, что я буду в мастерской, в которой живут швеи, что мне покажут комнаты швей; что я буду видеть швей, что я буду сидеть за обедом швей; вместо того я видела
квартиры людей не бедного состояния, соединенные в одно помещение, видела девушек среднего чиновничьего или бедного помещичьего круга, была за обедом, небогатым, но удовлетворительным для меня; — что ж это такое? и как же это возможно?
— Ах, боже
мой! И все замечания, вместо того чтобы говорить дело. Я не знаю, что я с вами сделала бы — я вас на колени поставлю: здесь нельзя, — велю вам стать на колени на вашей
квартире, когда вы вернетесь домой, и чтобы ваш Кирсанов смотрел и прислал мне записку, что вы стояли на коленях, — слышите, что я с вами сделаю?
Мой отец был дьячок в губернском городе и занимался переплетным мастерством, а мать пускала на
квартиру семинаристов.
Как только
мой отец замечал это, он выдумывал ему поручение, посылал его, например, спросить у «цирюльника Антона, не переменил ли он
квартиры», прибавляя мне по-французски...
Отцу
моему досталось Васильевское, большое подмосковное именье в Рузском уезде. На следующий год мы жили там целое лето; в продолжение этого времени Сенатор купил себе дом на Арбате; мы приехали одни на нашу большую
квартиру, опустевшую и мертвую. Вскоре потом и отец
мой купил тоже дом в Старой Конюшенной.
Я отправился к ним. В этот день мужу было легче, хотя на новой
квартире он уже не вставал с постели; я был монтирован, [возбужден, взвинчен (от фр. être monté).] дурачился, сыпал остротами, рассказывал всякий вздор, морил больного со смеху и, разумеется, все это для того, чтоб заглушить ее и
мое смущение. Сверх того, я чувствовал, что смех этот увлекает и пьянит ее.
Это выражалось и в том, что я любил устраивать свою комнату и выделять ее из всей
квартиры, не выносил никаких посягательств на
мои вещи.
Хотя я относился довольно непримиримо к советской власти и не хотел с ней иметь никакого дела, но я имел охранные грамоты, охранявшие нашу
квартиру и
мою библиотеку.
Я оставался жить в нашей
квартире с фамильной мебелью, с портретами на стенах
моих предков, генералов в лентах, в звездах, с георгиевскими крестами.
— Для дураков, Андрей Михайлович, для дураков… Повешу в гостиной — за
моих предков сойдут… Так в четверг, милости просим, там же на Цветном, над
моей старой
квартирой… сегодня снял в бельэтаже…
В доме Румянцева была, например,
квартира «странников». Здоровеннейшие, опухшие от пьянства детины с косматыми бородами; сальные волосы по плечам лежат, ни гребня, ни
мыла они никогда не видывали. Это монахи небывалых монастырей, пилигримы, которые век свой ходят от Хитровки до церковной паперти или до замоскворецких купчих и обратно.