Неточные совпадения
Никогда Версилов не жил с
моею матерью на одной
квартире, а всегда нанимал ей особенную: конечно, делал это из подлейших ихних «приличий».
Она прежде встречалась мне раза три-четыре в
моей московской жизни и являлась Бог знает откуда, по чьему-то поручению, всякий раз когда надо было меня где-нибудь устроивать, — при поступлении ли в пансионишко Тушара или потом, через два с половиной года, при переводе меня в гимназию и помещении в
квартире незабвенного Николая Семеновича.
— Случилось так, — продолжал я, — что вдруг, в одно прекрасное утро, явилась за мною друг
моего детства, Татьяна Павловна, которая всегда являлась в
моей жизни внезапно, как на театре, и меня повезли в карете и привезли в один барский дом, в пышную
квартиру.
Лечь спать я положил было раньше, предвидя завтра большую ходьбу. Кроме найма
квартиры и переезда, я принял некоторые решения, которые так или этак положил выполнить. Но вечеру не удалось кончиться без курьезов, и Версилов сумел-таки чрезвычайно удивить меня. В светелку
мою он решительно никогда не заходил, и вдруг, я еще часу не был у себя, как услышал его шаги на лесенке: он звал меня, чтоб я ему посветил. Я вынес свечку и, протянув вниз руку, которую он схватил, помог ему дотащиться наверх.
— Merci, друг, я сюда еще ни разу не вползал, даже когда нанимал
квартиру. Я предчувствовал, что это такое, но все-таки не предполагал такой конуры, — стал он посредине
моей светелки, с любопытством озираясь кругом. — Но это гроб, совершенный гроб!
— А хозяйку надо бы научить… надо бы их выгнать из
квартиры — вот что, и как можно скорей, а то они тут… Вот увидите! Вот помяните
мое слово, увидите! Э, черт! — развеселился он вдруг опять, — вы ведь Гришу дождетесь?
Я призвал извозчика и с его помощью вытащил из
квартиры мои вещи. Никто из домашних не противоречил мне и не остановил меня. Я не зашел проститься с матерью, чтоб не встретиться с Версиловым. Когда я уже уселся на извозчика, у меня вдруг мелькнула мысль.
Так болтая и чуть не захлебываясь от
моей радостной болтовни, я вытащил чемодан и отправился с ним на
квартиру. Мне, главное, ужасно нравилось то, что Версилов так несомненно на меня давеча сердился, говорить и глядеть не хотел. Перевезя чемодан, я тотчас же полетел к
моему старику князю. Признаюсь, эти два дня мне было без него даже немножко тяжело. Да и про Версилова он наверно уже слышал.
Я хотел было что-то ответить, но не смог и побежал наверх. Он же все ждал на месте, и только лишь когда я добежал до
квартиры, я услышал, как отворилась и с шумом захлопнулась наружная дверь внизу. Мимо хозяина, который опять зачем-то подвернулся, я проскользнул в
мою комнату, задвинулся на защелку и, не зажигая свечки, бросился на
мою кровать, лицом в подушку, и — плакал, плакал. В первый раз заплакал с самого Тушара! Рыданья рвались из меня с такою силою, и я был так счастлив… но что описывать!
— По
моему обычаю, дошел, гуляя, до твоей
квартиры и даже подождал тебя у Петра Ипполитовича, но соскучился. Они там у тебя вечно ссорятся, а сегодня жена у него даже слегла и плачет. Посмотрел и пошел.
Он быстро вырвал из
моей руки свою руку, надел шляпу и, смеясь, смеясь уже настоящим смехом, вышел из
квартиры. Что мне было догонять его, зачем? Я все понял и — все потерял в одну минуту! Вдруг я увидел маму; она сошла сверху и робко оглядывалась.
Накануне мне пришла было мысль, что там Версилов, тем более что он скоро затем вошел ко мне, хотя я знал, притом наверно, из их же разговоров, что Версилов, на время
моей болезни, переехал куда-то в другую
квартиру, в которой и ночует.
Все дело оказалось в
моем вранье, когда я оттаял тогда у него на
квартире.
Я прямо пришел в тюрьму князя. Я уже три дня как имел от Татьяны Павловны письмецо к смотрителю, и тот принял меня прекрасно. Не знаю, хороший ли он человек, и это, я думаю, лишнее; но свидание
мое с князем он допустил и устроил в своей комнате, любезно уступив ее нам. Комната была как комната — обыкновенная комната на казенной
квартире у чиновника известной руки, — это тоже, я думаю, лишнее описывать. Таким образом, с князем мы остались одни.
— Да с той самой, с вчерашней. Ведь
квартира вчерашняя, при младенце-то, на
мое имя теперь взята, а платит Татьяна Павловна…
— Это уж как вам будет угодно. Сегодня вы одно изволите говорить, а завтра другое. А
квартиру мою я сдал на некоторое время, а сам с женой переберусь в каморку; так что Альфонсина Карловна теперь — почти такая же здесь жилица, как и вы-с.
Ни Альфонсинки, ни хозяина уже давно не было дома. Хозяйку я ни о чем не хотел расспрашивать, да и вообще положил прекратить с ними всякие сношения и даже съехать как можно скорей с
квартиры; а потому, только что принесли мне кофей, я заперся опять на крючок. Но вдруг постучали в
мою дверь; к удивлению
моему, оказался Тришатов.
Дело состояло в том, что еще в первое свидание
мое с Ламбертом, вот тогда, как я оттаивал у него на
квартире, я пробормотал ему, как дурак, что документ зашит у меня в кармане.
И люди тоже, даже незнакомые, в другое время недоступные, хуже судьбы, как будто сговорились уладить дело. Я был жертвой внутренней борьбы, волнений, почти изнемогал. «Куда это? Что я затеял?» И на лицах других мне страшно было читать эти вопросы. Участие пугало меня. Я с тоской смотрел, как пустела
моя квартира, как из нее понесли мебель, письменный стол, покойное кресло, диван. Покинуть все это, променять на что?