Неточные совпадения
Пониже дачи Варавки жил доктор Любомудров; в праздники, тотчас же после обеда, он
усаживался к столу с учителем, опекуном Алины и толстой женой своей. Все трое
мужчин вели себя тихо, а докторша возглашала резким голосом...
Как только она вошла, глаза всех
мужчин, бывших в зале, обратились на нее и долго не отрывались от ее белого с черными глянцевито-блестящими глазами лица и выступавшей под халатом высокой груди. Даже жандарм, мимо которого она проходила, не спуская глаз, смотрел на нее, пока она проходила и
усаживалась, и потом, когда она
уселась, как будто сознавая себя виновным, поспешно отвернулся и, встряхнувшись, уперся глазами в окно прямо перед собой.
Мы все
уселись в его хорошеньком кабинете, который скорее походил на кабинет камелии, чем на кабинет
мужчины.
— Ты сядешь рядом со мной, — сказал он, — поэтому сядь на то место, которое будет от меня слева, — сказав это, он немедленно удалился, и в скором времени, когда большинство
уселось, я занял кресло перед столом, имея по правую руку Дюрока, а по левую — высокую, тощую, как жердь, даму лет сорока с лицом рыжего худого
мужчины и такими длинными ногтями мизинцев, что, я думаю, она могла смело обходиться без вилки.
Уселся на скамье и сообщил мне, что женщины вообще нервнее
мужчин, таково свойство их природы, это неоспоримо доказано одним солидным ученым, кажется — швейцарцем. Джон Стюарт Милль, англичанин, тоже говорил кое-что по этому поводу.
Вперед под ручку с генеральшей
Пошел хозяин. Вот за стол
Уселся от
мужчин подальше
Прекрасный, но стыдливый пол —
И дружно загремел с балкона,
Средь утешительного звона
Тарелок, ложек и ножей,
Весь хор уланских трубачей:
Обычай древний, но прекрасный;
Он возбуждает аппетит,
Порою кстати заглушит
Меж двух соседей говор страстный —
Но в наше время решено,
Что всё старинное смешно.
Пройдя раза два по главной аллее, я сел рядом на скамейку с одним господином из Ярославля, тоже дачным жителем, который был мне несколько знаком и которого прозвали в Сокольниках воздушным, не потому, чтобы в наружности его было что-нибудь воздушное, — нисколько: он был
мужчина плотный и коренастый, а потому, что он, какая бы ни была погода, целые дни был на воздухе: часов в пять утра он пил уж чай в беседке, до обеда переходил со скамейки на скамейку, развлекая себя или чтением «Северной пчелы» [«Северная пчела» — газета, с 1825 года издававшаяся реакционными писателями Ф.Булгариным и Н.Гречем.], к которой чувствовал особенную симпатию, или просто оставался в созерцательном положении, обедал тоже на воздухе, а после обеда ложился где-нибудь в тени на ковре, а часов в семь опять
усаживался на скамейку и наблюдал гуляющих.
На улице за столами
уселось больше двухсот человек
мужчин, баб, девок и подростков; там вопленницы тем же порядком всем кутью разносили.
Мужчины повернулись и, сопровождаемые Иосафом Платоновичем,
уселись к столу. Завязался общий разговор. Речь зашла о провинции и впечатлениях провинциальной жизни. Горданов говорил сдержанно и осторожно.
— Новенькая, новенькая… — пронесся по залу шепот, а Матильда Карловна, слегка подтолкнув под локоть Клодину, втолкнула ее в оживленную особенно группу девушек и
мужчин, а сама удалилась в маленькую гостиную, смежную с залой, и важно
уселась в кресло с каким-то вязаньем в руках.
— Кто это, что сидят рядом с нами, наклонился я к нему, когда он, поздоровавшись с нами,
уселся за стол. Он назвал фамилии
мужчин. Блондин был чиновником, а шатен был доктор.