Неточные совпадения
Своенравная, как она в те упоительные часы, когда верное зеркало так завидно заключает в себе ее полное гордости и ослепительного блеска чело, лилейные
плечи и
мраморную шею, осененную темною, упавшею с русой головы волною, когда с презрением кидает одни украшения, чтобы заменить их другими, и капризам ее конца нет, — она почти каждый год переменяла свои окрестности, выбирая себе новый путь и окружая себя новыми, разнообразными ландшафтами.
Он ходил по комнате, садился за стол, брал лист бумаги, чертил на нем несколько строк — и тотчас их вымарывал… Вспоминал удивительную фигуру Джеммы, в темном окне, под лучами звезд, всю развеянную теплым вихрем; вспоминал ее
мраморные руки, подобные рукам олимпийских богинь, чувствовал их живую тяжесть на
плечах своих… Потом он брал брошенную ему розу — и казалось ему, что от ее полузавядших лепестков веяло другим, еще более тонким запахом, чем обычный запах роз…
Иногда я замечал огромный венок
мраморного камина, воздушную даль картины или драгоценную мебель в тени китайских чудовищ. Видя все, я не улавливал почти ничего. Я не помнил, как мы поворачивали, где шли. Взглянув под ноги, я увидел
мраморную резьбу лент и цветов. Наконец Паркер остановился, расправил
плечи и, подав грудь вперед, ввел меня за пределы огромной двери. Он сказал...
Он похлопал ее по
плечу, постукал пальцем по ее
мраморному лбу, потрогал за башмак, рванул за платье, чхнул на всю гостиницу, а она…даже и не пошевельнулась.
«Бюст Элен, казавшийся всегда
мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее
плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее.
Осип Федорович следил за каждым ее движением. Он видел, как она встала и, положив свою
мраморную руку на
плечо графа Шидловского, закружилась в вальсе.
Здесь, у золотого карниза, где изображен сатир, выкидывающий козьими ногами затейливый скачок, улыбнулись ему тогда-то; тут, у
мраморного стола, положили на
плечо могущую и многомилостивую руку, которую он тогда ж поцеловал; далее светлейший, ущипнув его в пухлую, румяную щеку, подвел к огромному зеркалу, только что привезенному из Венеции, чтобы он полюбовался на свою рожу и лысую голову, к которой сзади приклеены были ослиные уши.
Ее бюст, казавшийся всегда
мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее
плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее.