Неточные совпадения
Так вот нет же, никто того не
видит и не знает во всей вселенной, а как сойдет
мрак ночной, все так же, как и девчонкой, пять лет тому, лежу иной раз, скрежещу зубами и всю ночь плачу: «Уж я ж ему, да уж я ж ему, думаю!» Слышал ты это все?
Вот его за это и присудили… то есть,
видишь, ты меня извини, я ведь передаю сам, что слышал, это только легенда… присудили,
видишь, его, чтобы прошел во
мраке квадриллион километров (у нас ведь теперь на километры), и когда кончит этот квадриллион, то тогда ему отворят райские двери и все простят…
Наконец в стороне что-то стало чернеть. Владимир поворотил туда. Приближаясь,
увидел он рощу. Слава богу, подумал он, теперь близко. Он поехал около рощи, надеясь тотчас попасть на знакомую дорогу или объехать рощу кругом: Жадрино находилось тотчас за нею. Скоро нашел он дорогу и въехал во
мрак дерев, обнаженных зимою. Ветер не мог тут свирепствовать; дорога была гладкая; лошадь ободрилась, и Владимир успокоился.
И горные ключи и низменные болотные родники бегут ручейками: иные текут скрытно, потаенно, углубясь в землю, спрятавшись в траве и кустах; слышишь, бывало, журчанье, а воды не находишь; подойдешь вплоть, раздвинешь руками чащу кустарника или навес густой травы — пахнет в разгоревшееся лицо свежею сыростью, и, наконец,
увидишь бегущую во
мраке и прохладе струю чистой и холодной воды.
Как в темной храмине, свету совсем неприступной, вдруг отверзается дверь и луч денный, влетев стремительно в среду
мрака, разгоняет оный, распростирался по всей храмине до дальнейших ее пределов, — тако,
увидев суда, луч надежды ко спасению протек наши души.
В примере Торцова можно отчасти
видеть и выход из темного царства: стоило бы и другого братца, Гордея Карпыча, также проучить на хлебе, выпрошенном Христа ради, — тогда бы и он, вероятно, почувствовал желание «иметь работишку», чтобы жить честно… Но, разумеется, никто из окружающих Гордея Карпыча не может и подумать о том, чтобы подвергнуть его подобному испытанию, и, следовательно, сила самодурства по-прежнему будет удерживать
мрак над всем, что только есть в его власти!..
— Вот — сказал он, протягивая руки то по направлению к гостям, то к Любке, — вот, товарищи, познакомьтесь. Вы, Люба,
увидите в них настоящих друзей, которые помогут вам на вашем светлом пути, а вы, — товарищи Лиза, Надя, Саша и Рахиль, — вы отнеситесь как старшие сестры к человеку, который только что выбился из того ужасного
мрака, в который ставит современную женщину социальный строй.
Впрочем, не то еще было!
И не одни господа,
Сок из народа давила
Подлых подьячих орда,
Что ни чиновник — стяжатель,
С целью добычи в поход
Вышел… а кто неприятель?
Войско, казна и народ!
Всем доставалось исправно.
Стачка, порука кругом:
Смелые грабили явно,
Трусы тащили тайком.
Непроницаемой ночи
Мрак над страною висел…
Видел — имеющий очи
И за отчизну болел.
Стоны рабов заглушая
Лестью да свистом бичей,
Хищников алчная стая
Гибель готовила ей…
Они сначала проехали одну улицу, другую, потом взобрались на какую-то гору. Вихров
видел, что проехали мимо какой-то церкви, спустились потом по косогору в овраг и остановились перед лачугой. Живин хоть был и не в нормальном состоянии, но шел, однако, привычным шагом. Вихров чувствовал только, что его ноги ступали по каким-то доскам, потом его кто-то стукнул дверью в грудь, — потом они несколько времени были в совершенном
мраке.
Она медлила уходить и стояла, прислонившись к двери. В воздухе пахло от земли и от камней сухим, страстным запахом жаркой ночи. Было темно, но сквозь
мрак Ромашов
видел, как и тогда в роще, что лицо Шурочки светится странным белым светом, точно лицо мраморной статуи.
Подходя к своему дому, Ромашов с удивлением
увидел, что в маленьком окне его комнаты, среди теплого
мрака летней ночи, брезжит чуть заметный свет. «Что это значит? — подумал он тревожно и невольно ускорил шаги. — Может быть, это вернулись мои секунданты с условиями дуэли?» В сенях он натолкнулся на Гайнана, не заметил его, испугался, вздрогнул и воскликнул сердито...
Или вечером сидишь один с сальной свечой в своей комнате; вдруг на секунду, чтоб снять со свечи или поправиться на стуле, отрываешься от книги и
видишь, что везде в дверях, по углам темно, и слышишь, что везде в доме тихо, — опять невозможно не остановиться и не слушать этой тишины, и не смотреть на этот
мрак отворенной двери в темную комнату, и долго-долго не пробыть в неподвижном положении или не пойти вниз и не пройти по всем пустым комнатам.
Но так как внешние вещи мира мы познаем: первое, через внешний свет, в коем мы их
видим; второе, через звуки, которыми они с нами говорят, и через телесные движения, которые их с нами соединяют, то для отвлечения всего этого необходимы
мрак, тишина и собственное безмолвие; а потому, приступая к умному деланию, мы должны замкнуться в тихой и темной келье и безмолвно пребывать в ней в неподвижном положении, сидя или лежа.
— И взаправду теперь, — говорил он, — если мы от этой самой ничтожной блохи пойдем дальше, то и тут нам ничего этого не видно, потому что тут у нас ни книг этаких настоящих, ни глобусов, ни труб, ничего нет.
Мрак невежества до того, что даже, я тебе скажу, здесь и смелости-то такой, как там, нет, чтоб очень рассуждать! А там я с литератами, знаешь, сел, полчаса посидел, ну и
вижу, что религия, как она есть, так ее и нет, а блоха это положительный хвакт. Так по науке выходит…
— Ну? — спросил Матвей,
видя, что пожарный замолчал, погружаясь во
мрак своих снов.
Я знал, что утром
увижу другой город, город, как он есть, отличный от того, какой
вижу сейчас, — выложенный, под
мраком, листовым золотом света, озаряющего фасады.
Ты ль наконец? Тебя ли
вижу я,
Одну со мной, под сенью тихой ночи?
Как медленно катился скучный день!
Как медленно заря вечерня гасла!
Как долго ждал во
мраке я ночном!
В недуге тяжком и в бреду
Я годы молодости прожил.
Вопрос — куда, слепой, иду? —
Ума и сердца не тревожил.
Мрак мою душу оковал
И ослепил мне ум и очи…
Но я всегда — и дни и ночи —
О чём-то светлом тосковал!..
Вдруг — светом внутренним полна,
Ты предо мною гордо встала —
И, дрогнув,
мрака пелена
С души и глаз моих упала!
Да будет проклят этот
мрак!
Свободный от его недуга,
Я чувствую — нашёл я друга!
И ясно
вижу — кто мой враг!..
Сердце захолонуло. Я все забыл: где я? что я? Я
вижу себя стоящим в необъятном просторе:
мрак бездны глубоко внизу, розовое золото двух снеговых вершин над моим, гигантских размеров, вторым «я». Стою, не в силах пошевелиться. Второй «я» зачаровал меня, поглотил весь мир. Он начинает бледнеть и как будто таять.
Отец протопоп
видел, говорит: «аки бы звезды во
мраке сияют, когда он вращается», а учение бросил, — вот я его теперь за все сразу и проучу — и за краткий сюртук, и за плясание, и за камзельку с стекловидными пуговками, да… вот я его, скакуна, усмирю… да; я возьму его да на тебе и женю.
Темнота кажется необычной: положительно нельзя поверить, что и прежде, дома, Саша
видел такой же
мрак, мог
видеть его в любую ночь, стоило погасить свечу, — этот теперешний угольный
мрак, душный и смертельно тяжкий в своей непроницаемости, есть смерть.
— Вас просят, — сказал он, и я поднялся в бельэтаж с замиранием сердца. Дверь открылась, — навстречу мне встал Дюрок. Он был такой же, как пять лет назад, лишь посеребрились виски. Для встречи у меня была приготовлена фраза: «Вы
видите перед собой фигуру из
мрака прошлого и, верно, с трудом узнаете меня, так я изменился с тех пор», — но, сбившись, я сказал только: «Не ожидали, что я приду?»
Чтобы не верить в смерть, нужно
видеть и слышать вокруг себя обыкновенное: шаги, голоса, свет, щи из кислой капусты, а теперь все было необыкновенное, и эта тишина, и этот
мрак и сами по себе были уже как будто смертью.
— Дивится, слез седок
И
видит пропасть пред собою,
А там, на дне ее, поток
Во
мраке бешеной волною
Шумит.
…Близ углубления, где был Феодор, стояла молодая женщина, прелестная собой, как те девы Востока, о которых пел Низами; сначала молилась и она; но вскоре молитва исчезла с уст ее; беспрерывно смотрела она на юношу; освещенный последним остатком света, окруженный
мраком, Феодор казался ей чем-то принадлежащим нездешнему миру; она думала
видеть архангела, принесшего благую весть деве иудейской… Огненная кровь египтянки пылала.
Елена могла полюбить его со всей силой души своей, потому что она
видела его в жизни, а не в повести, для нас же он близок и дорог только как представитель идеи, которая поражает и нас, как Елену, мгновенным светом и озаряет
мрак нашего существования.
В последний раз — в одичалом
мраке —
Я
вижу — горит королевский венец
В темных твоих волосах!
Или молнии свет скользнул?
Как озарилось твое лицо!
Офицеру стало неприятно. Он оглянулся кругом, ничего не
увидел, кроме
мрака, и сделал шаг, чтобы идти.
Закрытые глаза его, сохранившие в своем
мраке живую, нетускнеющую картину той ночи,
видели, как Вера поднимается на своей постели, улыбается и говорит…
Теперь, когда я пишу эти строки, в мои теплые окна злобно стучит осенний дождь и где-то надо мной воет ветер. Я гляжу на темное окно и на фоне ночного
мрака силюсь создать силою воображения мою милую героиню… И я
вижу ее с ее невинно-детским, наивным, добрым личиком и любящими глазами. Мне хочется бросить перо и разорвать, сжечь то, что уже написано. К чему трогать память этого молодого, безгрешного существа?
Герои Достоевского не «новые люди». Мы
видели, мысль о смерти пробуждает в них тяжелый, мистический ужас; они не могут без содрогания думать «об этом
мраке». Если нет личного бессмертия, то жизнь человека превращается в непрерывное, сосредоточенное ожидание смертной казни.
Земля и море погрузились в глубокий
мрак, так что в нескольких шагах нельзя было
увидеть рядом идущего человека.
Бабы, которые, колдуя, опахивали кровью смерть на поле, откуда мост был как на ладони,
видели, что на мост выбежало что-то белое и затем все уже оставалось покрыто
мраком.
Все помутилось у меня в глазах — доски, кафедра, карта и сам Алексей Иванович, — все завертелось, закружилось передо мною. Я
видела только одну полубесчувственную княжну на руках фрейлейн. Спустя несколько минут ее унесли в лазарет… Разом светлое настроение куда-то исчезло, и на место его тяжелый
мрак воцарился у меня на душе… Я инстинктом чувствовала, что Нина больна, и опаснее, чем мы предполагали.
И дома он не давал ей покоя. Приехав из театра, она упала на постель. Спрятав голову под подушку, она
видела во
мраке своих закрытых глаз его физиономию, искаженную гневом, и ей казалось, что он бьет ее по вискам своей палочкой. Этот дерзкий был ее первою любовью!
И, грубо схватив девочку за руку, он потащил ее куда-то в сени. Вслед затем скрипнула какая-то дверь, которую Тася не
видела в темноте, потом на девочку пахнуло сырым, затхлым воздухом, и её спутник исчез, оставив ее одну среди непроглядного
мрака.
Люди, боящиеся смерти, боятся ее оттого, что она представляется им пустотою и
мраком; но пустоту и
мрак они
видят потому, что не
видят жизни.
Из того светлого, что было во мне, в том светлом, что было кругом, темным жителем чужого мира казался этот человек. Он все ходил, потом сел к столу. Закутался в халат, сгорбился и тоскливо замер под звучавшими из
мрака напоминаниями о смерти.
Видел я его взъерошенного, оторванного от жизни Хозяина,
видел, как в одиноком ужасе ворочается он на дне души и ничего, ничего не чует вокруг.
До последнего подъема русского сознания у нас господствовала тенденция, что вся московская, допетровская Русь — это сплошной и беспросветный
мрак невежества. Теперь, когда мы освободили свои глаза от чужих очков, историческое зрение лучше
видит проблески русской образованности и культуры даже в такое время, каким является время Грозного царя.
Весь ужас своего положения, всю безысходность, весь
мрак своего будущего
увидел Глеб Алексеевич еще до окончания первого года супружеской жизни. Красивое тело этой женщины уже не представляло для него новизны, питающей страсть, духовной же стороны в ней не было — ее заменяли зверские инстинкты. Даже проявление страсти, первое время приводившие его в восторг, стали страшны своею дикостью. Молодая женщина, в припадке этой безумной страсти, кусала и била его.
Не
видят и не знают Достоевского те, которых он исключительно повергает в
мрак, в безысходность, которых он мучит и не радует.
Видите ли, как она из-за колонны вытягивает шею, будто пеликан из гнезда своего, стерегущий птенцов от хищного зверя;
видите ли, как сверкает ее одинокий глаз и роет во
мраке и удит в нем предметы, как она жадным ухом прислушивается ко всему, что только движется.
Было дико в такую пору
видеть, как из
мрака к фонарю протягивались лапы столетних елей и кустов.
[ «В беспредельном
мраке я
вижу Святую Троицу, и в Троице, различимой в ночи, я
вижу самого себя, стоящего в центре» (фр.).]
Видит он во сне, что идут они с княжной узкой тропинкой дремучего леса; вдали виднеется зеленая полянка; цветы лазоревые рассыпаны по ней; солнце приветливо и ярко освещает эту далекую чудную картину и светлые очертания этой красивой полянки еще резче выделяются от господствующего кругом лесного
мрака, так как сквозь густолиственные верхушки вековых деревьев чуть проникают лучи дневного светила.
Я, как разбойник, знал, что жил и живу скверно,
видел, что большинство людей вокруг меня живет так же. Я так же, как разбойник, знал, что я несчастлив и страдаю и что вокруг меня люди также несчастливы и страдают, и не видал никакого выхода, кроме смерти, из этого положения. Я так же, как разбойник к кресту, был пригвожден какой-то силой к этой жизни страданий и зла. И как разбойника ожидал страшный
мрак смерти после бессмысленных страданий и зла жизни, так и меня ожидало то же.