Неточные совпадения
В день свадьбы Левин, по обычаю (на исполнении всех обычаев строго настаивали княгиня и Дарья Александровна), не видал своей невесты и обедал у себя в гостинице со случайно собравшимися к нему тремя холостяками: Сергей Иванович, Катавасов, товарищ по университету, теперь профессор естественных наук, которого, встретив на
улице, Левин затащил к себе, и Чириков, шафер,
московский мировой судья, товарищ Левина по медвежьей охоте.
Небольшой дворянский домик на
московский манер, в котором проживала Авдотья Никитишна (или Евдоксия) Кукшина, находился в одной из нововыгоревших
улиц города ***; известно, что наши губернские города горят через каждые пять лет. У дверей, над криво прибитою визитною карточкой, виднелась ручка колокольчика, и в передней встретила пришедших какая-то не то служанка, не то компаньонка в чепце — явные признаки прогрессивных стремлений хозяйки. Ситников спросил, дома ли Авдотья Никитишна?
— Пора идти. Нелепый город, точно его черт палкой помешал. И все в нем рычит: я те не Европа! Однако дома строят по-европейски, все эдакие вольные и уродливые переводы с венского на
московский. Обок с одним таким уродищем притулился, нагнулся в
улицу серенький курятничек в три окна, а над воротами — вывеска: кто-то «предсказывает будущее от пяти часов до восьми», — больше, видно, не может, фантазии не хватает. Будущее! — Кутузов широко усмехнулся...
Были в жизни его моменты, когда действительность унижала его, пыталась раздавить, он вспомнил ночь 9 Января на темных
улицах Петербурга, первые дни
Московского восстания, тот вечер, когда избили его и Любашу, — во всех этих случаях он подчинялся страху, который взрывал в нем естественное чувство самосохранения, а сегодня он подавлен тоже, конечно, чувством биологическим, но — не только им.
Идя домой, по
улицам, приятно освещенным луною, вдыхая острый, но освежающий воздух, Самгин внутренне усмехался. Он был доволен. Он вспоминал собрания на кулебяках Анфимьевны у Хрисанфа и все, что наблюдалось им до
Московского восстания, — вспоминал и видел, как резко изменились темы споров, интересы, как открыто говорят о том, что раньше замалчивалось.
Улица была типично
московская, деревянная, а этот недавно оштукатуренный особняк казался туго накрахмаленным щеголем, как бы случайно попавшим в ряд стареньких, пестрых домиков.
—
Улица создает себе вождя, — ведь вот что! Накачивает, надувает, понимаешь? А босяк этот, который кричал «защита, красота», ведь это же «
Московский листок»! Ах, черт… Замечательно, а?
Мне показалось, что я вдруг очутился на каком-нибудь нашем
московском толкучем рынке или на ярмарке губернского города, вдалеке от Петербурга, где еще не завелись ни широкие
улицы, ни магазины; где в одном месте и торгуют, и готовят кушанье, где продают шелковый товар в лавочке, между кипящим огромным самоваром и кучей кренделей, где рядом помещаются лавка с фруктами и лавка с лаптями или хомутами.
Ни прислужить по-столичному, ни возвестить как следует приезд гостя он не умел, беспощадно перевирал фамилии, перепутывал названия
улиц и в довершение всего перенес в
московскую квартиру ту же нестерпимую неопрятность, которая отличала его в деревне.
Третий дом на этой
улице, не попавший в руки купечества, заканчивает правую сторону Большой Дмитровки, выходя и на бульвар. В конце XVIII века дом этот выстроил ротмистр Талызин, а в 1818 году его вдова продала дом
Московскому университету. Ровно сто лет, с 1818 по 1918 год, в нем помещалась университетская типография, где сто лет печатались «
Московские ведомости».
Устав окончательно скрутил студенчество. Пошли петиции, были сходки, но все это не выходило из университетских стен. «
Московские ведомости», правительственная газета, поддерживавшая реакцию, обрушились на студентов рядом статей в защиту нового устава, и первый выход студентов на
улицу был вызван этой газетой.
Простившись с Помадою, он завернул за угол и остановился среди
улицы.
Улица, несмотря на ранний час, была совершенно пуста; подслеповатые
московские фонари слабо светились, две цепные собаки хрипло лаяли в подворотни, да в окна одного большого купеческого дома тихо и безмятежно смотрели строгие лики окладных образов, ярко освещенных множеством теплящихся лампад.
Из окна, у которого Женни приютилась с своим рабочим столиком, был если не очень хороший, то очень просторный русский вид. Городок был раскинут по правому, высокому берегу довольно большой, но вовсе не судоходной реки Саванки, значащейся под другим названием в числе замечательнейших притоков Оки. Лучшая
улица в городе была
Московская, по которой проходило курское шоссе, а потом Рядская, на которой были десятка два лавок, два трактирных заведения и цирюльня с надписью, буквально гласившею...
Рассказывали о таком случае: какой-то пехотный подпоручик, да еще не
Московского гарнизона, да еще, говорят, не особенно трезвый, придрался на
улице к юнкеру-второкурснику якобы за неправильное отдание чести и заставил его несколько раз повторить этот прием.
Через минуту два экземпляра манифеста были в кармане Николая Ивановича, а через час газетчики и мальчишки носились с особым приложением к «
Московскому листку» и продавали манифест на
улицах за сутки до обнародования в других газетах.
Многочисленная
московская чернь, пьянствуя и шатаясь по
улицам, с явным нетерпением ожидала Пугачева.
Она опять исчезла, и он один, как горький сирота, скитается по опустелым
улицам московским или в мучительной тоске сидит посреди пирующих врагов и слышит с ужасом громкие восклицания...
Взяв в руки свое старое пальто и свернув немного набок круглую шляпу, он весело и напевая даже песенку, пошел шагать по
улицам московским.
Конечно, эта обширная площадь не длиннее ста шагов и гораздо у́же всякой широкой петербургской или берлинской
улицы, но в сравнении с коридорами и ущелинами, которые данцигские жители не стыдятся называть
улицами и переулками, она действительно походит на что-то огромное, и если б средину ее не занимал чугунный Нептун на дельфинах, из которых льется по праздникам вода, то этот Ланг-Газ был бы, без сомнения, гораздо просторнее
московского Екзерцир-гауза!
Тамбов на карте генеральной
Кружком означен не всегда;
Он прежде город был опальный,
Теперь же, право, хоть куда.
Там есть три
улицы прямые,
И фонари и мостовые,
Там два трактира есть, один
Московский, а другой Берлин.
Там есть еще четыре будки,
При них два будочника есть;
По форме отдают вам честь,
И смена им два раза в сутки...
Ново-Московскую
улицу всю покрыл гравилием, выкрасил собор и колонны расписал под малафтит.
–…и находясь в нетрезвом состоянии, поскользнулся и упал под лошадь стоявшего здесь извозчика, крестьянина деревни Дурыкиной, Юхновского уезда, Ивана Дротова. Испуганная лошадь, перешагнув через Кулдарова и протащив через него сани с находившимся в них второй гильдии
московским купцом Степаном Луковым, помчалась по
улице и была задержана дворниками. Кулдаров, вначале находясь в бесчувственном состоянии, был отведен в полицейский участок и освидетельствован врачом. Удар, который он получил по затылку…
Дом дамы на Вшивой горке [Раньше так назывался северо-западный склон Таганского холма — одного из семи главных
московских холмов.], — с уважением относитесь об этом переулке; дама переехала на Никольскую, — Никольская делается тотчас же первою
улицею столицы.
«Ах ты Господи, Господи! — думал
московский посол, стоя у окна и глядя на безлюдную
улицу пустынного городка. — Вот до чего довели!.. Им хорошо!.. Заварили кашу, да и в сторону… Хоть бы эту шальную Фленушку взять, либо Самоквасова с Семеном Петровичем… Им бы только потешиться… А тут вот и вывертывайся, как знаешь… С хозяином посоветуюсь; человек он, кажется, не глупый, опять же ум хорошо, а два лучше того…»
Лихой полицмейстер Гнут (из отчаянных гусаров) на обычной паре впристяжку (известно, что порядочные полицмейстеры иначе никогда не ездят как только на паре впристяжку), словно угорелый, скакал сломя голову с Большой
улицы на
Московскую, с
Московской на Дворянскую, с Дворянской на Покровскую, на Пречистенскую, на Воздвиженскую, так что на сей день не успел даже завернуть и в Кривой переулок, где обитала его Дульцинея.
«Эрмитаж» — ресторан и гостиница, основанные французским кулинаром Л. Оливье и
московским купцом Я. А. Пеговым. С 1864 г. «Эрмитаж» находился на углу Неглинной
улицы и Петровского бульвара. В 1917 г. «Эрмитаж» был закрыт.
Путается воображение в преследовании других границ Кучкова поля, ежегодно стесняемого новыми нитями
улиц, которые сновал умножавшийся люд
московский.
Даже знакомство его разделялось на показное и келейное, и в числе представителей последнего находился один известный
московский репортер, Николай Ильич Петухов, вращавшийся среди
московских редакций и купечества и служивший Николаю Леопольдовичу не только одним из проводников его славы, но и комиссионером его кабинета Справок и совещаний и конторы на торговой
улице, доставлявшим ему иногда солидные купеческие дела для его практики, как присяжного стряпчего.
Вадим Григорьевич быстро по стенке прошмыгнул по коридору, сбежал по лестнице, шагая чуть ли не через две-три ступеньки. Надев без помощи важного швейцара свое выцветшее пальто горохового цвета и такого же цвета помятый котелок, выскочил на
улицу и пустился бежать сперва по Михайловской, а затем по солнечной стороне Невского проспекта, по направлению к
Московскому вокзалу, точно за ним гнались призраки.
На другой день это оживление еще более усилилось. Народ положительно запрудил все
улицы Петербурга, от Зимнего дворца до
Московской заставы.
Радостно звонили колокола
московских кремлевских соборов и церквей. Праздничные толпы народа наполняли Кремль и прилегающие к нему
улицы. Москва, обычно пустынная в описываемое нами время, вдруг заликовала и закипела жизнью. Всюду были видны радостные лица, встречавшиеся заключали друг друга в объятия, раздавались поцелуи. Точно на дворе был светлый праздник, а между тем был январь 1582 года.
Время летело незаметно, карета уже катила по
улицам Белокаменной и остановилась у широкого подъезда одной из лучших
московских гостиниц.
Проехав несколько
улиц, всадники остановились у дома Марфы Борецкой, у ворот которого уже стояла
московская стража.
— Что взято, то взято, — сказал старик ухмыляясь, — слушай: как приедешь домой, пошли от мужа Ларьку к хозяевам пустыря, что на
Московской большой
улице, против Иоанна Богослова… дескать, твой муж накидывает за места со старою рухлядью сто рублев против того, что я давал.
Проехав несколько
улиц, он остановился у чудного дома Марфы Борецкой, у ворот которого уже стояла
московская стража.
Подгородние деревушки и пригородныя слободы
московские тянулись длинными и грязными
улицами, одна от другой в недалеком расстоянии.
Подгородные деревушки и пригородные слободы
московские тянулись длинными и грязными
улицами, одна от другой в недалеком расстоянии.
Мало что стены построены с иную
улицу московскую: откуда ни поглядишь на него, везде затеи, выведенные будто волшебной рукой.
В тот самый день, когда фрейлина Якобина Менгден получила письмо от своей сводной сестры Станиславы, разрушившее надежды на
московское гостеприимство, в Москве, на Басманной у окна небольшого, в пять окон, деревянного дома, окрашенного в серый цвет, принадлежавшего майору Ивану Осиповичу Лысенко, стоял сам хозяин и глядел на широкую
улицу.
— Вы напитались ретроградным духом Москвы, немудрено, что вы так говорите, — продолжал корнет. — Здесь, в этой Бухаре, цивилизованному, европейскому человеку дышать тяжело. Здесь все носит печать отсталости, все, от грязи на
улицах, в которой утонуть можно, до беззубой
московской литературы и младенческой науки. Не очаровывают ли вашу патриотическую душу оглушительные гимны ваших сорока сороков с басом profondo их дедушки — Ивана Великого? Не поклонения ли?.. Мне просто от всего здесь тошно.
Гиршфельд не ограничился одной своей квартирой и нанял другое помещение на бойкой торговой
улице, где завел контору и принимал в известные часы. Обстановка конторы также была роскошна. Кроме того, как повествовали некоторые
московские всезнайки. Николай Леопольдович был настоящим владельцем скромного Кабинета справок и совещаний, существовавшего в Москве под фирмою отставного полковника Андрея Матвеевича Вурцеля, большого пройдохи, служившего когда-то в штате
московской полиции.
Мы застаем его на другой день описанных нами в предыдущих главах событий в собственных, роскошных
московских хоромах, в местности, отведенной в столице исключительно для местожительства опричников, откуда, по распоряжению царя, еще в 1656 году были выселены все бояре, дворяне и приказные люди. Местность эта заключала в себе
улицы Чертольскую, Арбатскую с Сивцевым-Врагом и половину Никитской с разными слободами.
Поддевкина. Идем: не пропадать же моим денежкам. И у нас благодетели есть, и Кривлякины, и Мордохины на
Московской, и Простоквашины на Петербургской. Не круглая же я сирота! (Дочери.) Не кручинься, Параскевия Степановна: будет и на нашей
улице праздник. (Уходит с Резинкиной.)
Первые на Тверской
улице у Земляного города — от
Московской губернии, вторые в Китай-городе — от Святого Синода, третьи на Мясницкой, у Земляного города, — от
московского купечества и четвертые на Яузе, близ одного из дворцов императорских.
Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтоб увозить по деревням всё, чтó было брошено по разоренным
московским домам и
улицам.