— Хорошая! — кивнул головой Егор. — Вижу я — вам ее жалко. Напрасно! У вас не хватит сердца, если вы начнете жалеть всех нас, крамольников. Всем живется не очень легко, говоря правду. Вот недавно воротился из ссылки мой товарищ. Когда он ехал через Нижний — жена и ребенок ждали его в Смоленске, а когда он явился в Смоленск — они уже были в
московской тюрьме. Теперь очередь жены ехать в Сибирь. У меня тоже была жена, превосходный человек, пять лет такой жизни свели ее в могилу…
Неточные совпадения
Обвинитель воспользовался бы его прошлым, а там — арест,
тюрьма, участие в
Московском восстании, конечно, известное департаменту полиции.
Пришла в голову Райскому другая царица скорби, великая русская Марфа, скованная, истерзанная
московскими орлами, но сохранившая в
тюрьме свое величие и могущество скорби по погибшей славе Новгорода, покорная телом, но не духом, и умирающая все посадницей, все противницей Москвы и как будто распорядительницей судеб вольного города.
Что же мы делаем? Мы хватаем такого одного случайно попавшегося нам мальчика, зная очень хорошо, что тысячи таких остаются не пойманными, и сажаем его в
тюрьму, в условия совершенной праздности или самого нездорового и бессмысленного труда, в сообщество таких же, как и он, ослабевших и запутавшихся в жизни людей, а потом ссылаем его на казенный счет в сообщество самых развращенных людей из
Московской губернии в Иркутскую.
Канцелярия была без всякого сравнения хуже
тюрьмы. Не матерьяльная работа была велика, а удушающий, как в собачьем гроте, воздух этой затхлой среды и страшная, глупая потеря времени, вот что делало канцелярию невыносимой. Аленицын меня не теснил, он был даже вежливее, чем я ожидал, он учился в казанской гимназии и в силу этого имел уважение к кандидату
Московского университета.
Когда нужно было хлопотать о членах Союза писателей, освобождать их из
тюрьмы или охранять от грозящего выселения из квартир, то обыкновенно меня просили ездить для этого к Каменеву, в помещение
московского Совета рабочих депутатов, бывший дом
московского генерал-губернатора.
Арестантские партии шли из
московской пересыльной
тюрьмы, Бутырской, через Малую Дмитровку по Садовой до Рогожской.
Их ловят, долго держат в
тюрьмах, судят и отсылают назад со страшными статейными списками, но многие, как известно читателям по судебным процессам, доходят и до
московского Хитрова рынка и даже до родной деревни.
Писарем при
тюрьме состоит каторжный Гейман, полный, красивый брюнет, служивший когда-то околоточным в
московской полиции и осужденный за растление.
Знаменитый
московский адвокат Ф.Н. Плевако в одной из своих защитительных речей на суде говорил: «Если строишь ипподром, рядом строй
тюрьму».
…Владимирка — большая дорога. По избитым колеям, окруженная конвоем, серединой дороги гремит кандалами партия арестантов. Солнце жарит… Ветер поднимает пыль. Путь дальний — из
Московской пересыльной
тюрьмы в Нерчинскую каторгу.
Появлялся товарищ и соревнователь Григорьева по юридическому факультету, зять помощника попечителя Голохвастова Ал. Вл. Новосильцев, всегда милый, остроумный и оригинальный. Своим голосом, переходящем в высокий фальцет, он утверждал, что
Московский университет построен по трем идеям:
тюрьмы, казармы и скотного двора, и его шурин приставлен к нему в качестве скотника.
— Еще бы не тосковать!.. До кого ни доведись… При этакой-то жизни? Тут не то что истосковаться, сбеситься можно, — сердито заворчала Марьюшка. — Хуже
тюрьмы!.. Прежде, бывало, хоть на беседы сбегаешь, а теперь и туда след запал… Перепутал всех этот Васька,
московский посланник, из-за каких-то там шутов архиереев… Матери ссорятся, грызутся, друг с дружкой не видаются и нам не велят. Удавиться — так впору!..
— Ну что, много ли полонил красоток тверских? много ли бочек выкатил на волю из
тюрем боярских? — спрашивали
московские удалые головы.
По прибытии в
московскую центральную пересылочную
тюрьму начались снова мытарства и все благодаря этому «строжайшему» предписанию одесского градоначальника, находящемуся при бумагах Николая Герасимовича.
«Вот она, эта Сибирь! Непривлекательна, хотя это одни из ее первых аванпостов, но для меня все безнадежно потеряно. Здесь, по крайней мере, год тому назад была и она, да, почти год, в прошлом году в конце августа или в начале сентября она должна была отправиться с партиею. Мне сказал это смотритель
московской пересыльной
тюрьмы».