Неточные совпадения
Кити ходила с матерью и с
московским полковником, весело щеголявшим в своём европейском, купленном готовым во Франкфурте сюртучке. Они ходили по одной
стороне галлереи, стараясь избегать Левина, ходившего по другой
стороне. Варенька в своем темном платье, в черной, с отогнутыми вниз полями шляпе ходила со слепою Француженкой во всю длину галлереи, и каждый раз, как она встречалась с Кити, они перекидывались дружелюбным взглядом.
Каменный ли казенный дом, известной архитектуры с половиною фальшивых окон, один-одинешенек торчавший среди бревенчатой тесаной кучи одноэтажных мещанских обывательских домиков, круглый ли правильный купол, весь обитый листовым белым железом, вознесенный над выбеленною, как снег, новою церковью, рынок ли, франт ли уездный, попавшийся среди города, — ничто не ускользало от свежего тонкого вниманья, и, высунувши нос из походной телеги своей, я глядел и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука, и на деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом, мелькавшие из дверей овощной лавки вместе с банками высохших
московских конфект, глядел и на шедшего в
стороне пехотного офицера, занесенного бог знает из какой губернии на уездную скуку, и на купца, мелькнувшего в сибирке [Сибирка — кафтан с перехватом и сборками.] на беговых дрожках, и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их.
—
Московские события пятого года я хорошо знаю, но у меня по этому поводу есть свое мнение, и — будучи высказано мною сейчас, — оно отвело бы нас далеко в
сторону от избранной мною темы.
Монгольская
сторона московского периода, исказившая славянский характер русских, фухтельное бесчеловечье, исказившее петровский период, воплотилось во всей роскоши безобразия в графе Аракчееве. Аракчеев, без сомнения, одно из самых гнусных лиц, всплывших после Петра I на вершины русского правительства; этот
Матушка хочет распространиться насчет квасов, медов и прочих произведений
московского гения, но дядя об чем-то вдруг вспомнил и круто поворачивает разговор в другую
сторону.
Как сейчас я его перед собой вижу. Тучный, приземистый и совершенно лысый старик, он сидит у окна своего небольшого деревянного домика, в одном из переулков, окружающих Арбат. С одной
стороны у него столик, на котором лежит вчерашний нумер «
Московских ведомостей»; с другой, на подоконнике, лежит круглая табакерка, с березинским табаком, и кожаная хлопушка, которою он бьет мух. У ног его сидит его друг и собеседник, жирный кот Васька, и умывается.
В это же время, около полуночи, из своего казенного дома переходил бульвар обер-полицмейстер Козлов, направляясь на противоположную
сторону бульвара, где жила известная
московская красавица портниха.
Третий дом на этой улице, не попавший в руки купечества, заканчивает правую
сторону Большой Дмитровки, выходя и на бульвар. В конце XVIII века дом этот выстроил ротмистр Талызин, а в 1818 году его вдова продала дом
Московскому университету. Ровно сто лет, с 1818 по 1918 год, в нем помещалась университетская типография, где сто лет печатались «
Московские ведомости».
Московский артистический кружок был основан в шестидесятых годах и окончил свое существование в начале восьмидесятых годов. Кружок занимал весь огромный бельэтаж бывшего голицынского дворца, купленного в сороковых годах купцом Бронниковым. Кружку принадлежал ряд зал и гостиных, которые образовывали круг с огромными окнами на Большую Дмитровку с одной
стороны, на Театральную площадь — с другой, а окна белого голицынского зала выходили на Охотный ряд.
Один из лучших призов получил какой-то
московский красавец, явившийся в черном фраке, в цилиндре, с ярко-синей бородой, расчесанной а-ля Скобелев на две
стороны.
На черноземной почве болота такого рода — редкость, почему и в Оренбургской губернии их очень мало, но зато
Московская губерния, кроме южной
стороны, изобилует ими.
Заметили за ними только то, что они пошли не в
Московскую заставу, а в противоположную, киевскую
сторону, и думали, что они пошли в Киев почивающим угодникам поклониться или посоветовать там с кем-нибудь из живых святых мужей, всегда пребывающих в Киеве в изобилии.
Так они и в Тулу прикатили, — тоже пролетели сначала сто скачков дальше
Московской заставы, а потом казак сдействовал над ямщиком нагайкою в обратную
сторону, и стали у крыльца новых коней запрягать. Платов же из коляски не вышел, а только велел свистовому как можно скорее привести к себе мастеровых, которым блоху оставил.
Маремьянствую несознательно, а иначе сделать не умею. С другой
стороны, тут же подбавилось: узнал, что Молчанов отдан под военный суд при
Московском ордонансгаузе. [Комендантском управлении.] Перед глазами беспрерывно бедная Неленька! оттасоваться невозможно. Жду не дождусь оттуда известия, как она ладит с этим новым, неожиданным положением. Непостижимо, за что ей досталась такая доля? За что нам пришлось, в семье нашей, толковать о таких грязных делах?
Темная синева
московского неба, истыканная серебряными звездами, бледнеет, роса засеребрится по сереющей в полумраке травке, потом поползет редкий седой туман и спокойно поднимается к небу, то ласкаясь на прощанье к дремлющим березкам, то расчесывая свою редкую бороду о колючие полы сосен; в
стороне отчетисто и звучно застучат зубами лошади, чешущиеся по законам взаимного вспоможения; гудя пройдет тяжелым шагом убежавший бык, а люди без будущего всё сидят.
Помню, в 1882 году я дал четверостишие для «Будильника» по поводу памятника Пушкину: на Тверском бульваре, по одну
сторону памятника жил обер-полицмейстер генерал Козлов, а по другую, тоже почти рядом, помещались «
Московские ведомости» и квартира М.Н. Каткова...
Тогда выступил вперед благонамеренный человек Гадюк и за всех ответил:"А по-моему, ваше сиятельство, если вся эта программа и подлинно впоследствии выполнится, так и тут ни топиться, ни вешаться резону нет!"Задумался Рюрик; по нраву пришлись ему гадюковы слова; но, с другой
стороны, думается: удельный период,
московский период, татарский период… нехорошо!
Анна Васильевна никогда так рано не съезжала с дачи, но в тот год у ней от первых осенних холодов разыгрались флюсы; Николай Артемьевич, с своей
стороны, окончивши курс лечения, соскучился по жене; притом же Августина Христиановна уехала погостить к своей кузине в Ревель; в Москву прибыло какое-то иностранное семейство, показывавшее пластические позы, des poses plastiques, описание которых в
Московских ведомостях сильно возбудило любопытство Анны Васильевны.
После сей решительной победы Голицын возвратился в Оренбург, отрядив Фреймана — для усмирения Башкирии, Аршеневского — для очищения Ново-Московской дороги, а Мансурова — к Илецкому городку, дабы, очистя всю ту
сторону, шел он на освобождение Симонова.
По правую руку его сидели: татарский военачальник Барай-Мурза Алеевич Кутумов, воевода Михайло Самсонович Дмитриев, дворянин Григорий Образцов, несколько старшин казацких и дворян
московских полков; по левую
сторону сидели: боярин Петр Иванович Мансуров-Плещеев, стольник Федор Левашев, дьяк Семен Самсонов, а несколько поодаль ото всех гражданин Козьма Минич Сухорукий.
Городулин. Жениха? Пощадите! Что за фантазия пришла вам просить меня! Ну, с какой
стороны я похож на сваху
московскую? Мое призвание — решить узы, а не связывать. Я противник всяких цепей, даже и супружеских.
По этому поводу произошел разговор, после которого Хотетова стала повсюду порицать бабушку за неверие. Предоставляю всякому судить, сколько справедливого заключало в себе это порицание, но оно было отнюдь не несправедливее других порицаний, которым бабушка подверглась со
стороны своих религиозных воззрений: ее знакомые вольтерьянцы называли ее «попадьей» и «
московскою просвирней», а ханжи с ужасом шептали, что даже сомнительно: «верит ли она в бога».
Дача, куда меня звала Дося, была в лесу, направо от
московского шоссе, недалеко от бывшей дачки Урмановых. Дача была большая, но в ней зимой жили только два студента, занимавшие две комнаты. Она была в
стороне и представляла то удобство, что в случае надобности жильцы открывали другие комнаты, и тогда помещалось сколько угодно народу. Там часто происходили наши тайные собрания.
Всех жуковских ребят, которые знали грамоте, отвозили в Москву и отдавали там только в официанты и коридорные (как из села, что по ту
сторону, отдавали только в булочники), и так повелось давно, еще в крепостное право, когда какой-то Лука Иваныч, жуковский крестьянин, теперь уже легендарный, служивший буфетчиком в одном из
московских клубов, принимал к себе на службу только своих земляков, а эти, входя в силу, выписывали своих родственников и определяли их в трактиры и рестораны; и с того времени деревня Жуково иначе уже не называлась у окрестных жителей, как Хамская или Холуевка.
Другая повесть принадлежит, псковичу и смотрит на дело с другой
стороны: обвиняет
московского наместника в притеснениях, князя — в вероломстве и сожалеет об утрате вольности.
Говорили, будто ко дворцу со
стороны Петропавловской крепости плыл какой-то необыкновенный пловец, в которого один из стоявших у дворца часовых выстрелил и пловца ранил, а проходивший инвалидный офицер бросился в воду и спас его, за что и получили: один — должную награду, а другой — заслуженное наказание. Нелепый слух этот дошел и до подворья, где в ту пору жил осторожный и неравнодушный к «светским событиям» владыко, благосклонно благоволивший к набожному
московскому семейству Свиньиных.
«Ах ты Господи, Господи! — думал
московский посол, стоя у окна и глядя на безлюдную улицу пустынного городка. — Вот до чего довели!.. Им хорошо!.. Заварили кашу, да и в
сторону… Хоть бы эту шальную Фленушку взять, либо Самоквасова с Семеном Петровичем… Им бы только потешиться… А тут вот и вывертывайся, как знаешь… С хозяином посоветуюсь; человек он, кажется, не глупый, опять же ум хорошо, а два лучше того…»
— Браниться не бранились, а вчерашнее оченно мне оскорбительно, — ответил
московский посол. — Сами посудите, Патап Максимыч, ведь я на матушку Манефу, как на каменну стену, надеялся. Сколько времени она делом тянула и все время в надежде держала меня. Я и в Москву в таком роде писал. А как пришло время, матушка и в
сторону. В дураки меня посадила.
Начал Василий Борисыч. Встал, перекрестился, на все
стороны поклонился и начал читать нараспев послание на Керженец от
московского общества старообрядцев...
— Да, по моему мнению, оно должно крыться еще в
московской кончине племянника Бодростина: это событие престранное. Я о нем разбеседовался с Висленевым… Разумеется, мое дело
сторона, а так от нечего делать разболтался; он говорит: «я знаю: его Горданов у цыган отравил».
Портрет писан на полотне, вышина его — 101/2 ширина — 71/2 вершков, на задней
стороне надпись: «Принцесса Августа Тараканова, во иноцех Досифея, постриженная в
Московском Ивановском монастыре, где по многих летах праведной жизни своей скончалась 1808 года и погребена в Новоспасском монастыре».
Эта картина, по-видимому, совершенно пленила нашего Кирилла, у которого на лице уже проходили следы
московского вождения медведя, и мы опасались, не разрешил бы он в «Пьяной балке» снова; но он категорически отвечал, что хотя бы и желал, так не может, потому что он дал самому богу зарок водки не пить, а разве только попробует наливки, что и исполнил тотчас же, как мы перетащились за логовину на черниговскую
сторону.
— Ката везут,
московского ката в Киев везут: жертвуйте кату, щобы милостивейше бил! — шептали со всех
сторон — и жертвы до того увеличились, что Кирилл уже был значительно ими обременен и, заметив нас, передал нам долю своего сбора, после чего и от нас тоже все отшатнулись, и пронеслось...
— У меня, — заговорил он, закуривая папиросу, там, по Яузе, в
сторону от дороги к Троице, намечено местечко. Ты московские-то урочища мало знаешь, Сима?
Привлекательной
стороной Вены была и ее дешевизна, особенно при тогдашнем, очень хорошем русском денежном курсе. Очень легко было устроиться и недорого и удобно. Моим чичероне стал корреспондент"Голоса", впоследствии сделавшийся одним из главных сотрудников"Нового времени", тогда юный
московский немчик. Он сильно перебивался и вскоре уехал в Петербург, где из"Голоса"перешел в"Петербургские ведомости", уже позднее, когда я вернулся в Петербург в январе 1871 года и продолжал писать у В.Ф.Корша.
Он мог подаваться, особенно после событий 1861–1862 годов, в
сторону охранительных идей, судить неверно, пристрастно обо многом в тогдашнем общественном и чисто литературном движении; наконец, у него не было широкого всестороннего образования, начитанность, кажется, только по-русски (с прибавкой, быть может, кое-каких французских книг), но в пределах тогдашнего русского «просвещения» он был совсем не игнорант, в нем всегда чувствовался
московский студент 40-х годов: он был искренно предан всем лучшим заветам нашей литературы, сердечно чтил Пушкина, напечатал когда-то критический этюд о Гоголе, увлекался с юных лет театром, считался хорошим актером и был прекраснейший чтец «в лицах».
Охлаждение произошло со
стороны Кетчера, вероятно испугавшегося дальнейшей фазы революционной эволюции своего
московского закадыки.
Думаю, в большой степени тут играли роль, с одной
стороны, близкие личные отношения Андреева с представителями литературного реализма, особенно с Горьким, с другой
стороны —
московская пассивность Андреева, заставлявшая его принимать жизнь так, как она сложилась.
При перемене обстоятельств ластившиеся к
московскому владыке петербургские выскочки и карьеристы не только круто взяли в
сторону, но даже наперебой старались показать свое к нему неблаговоление. В числе таких перевертней был и генерал Копцевич. Имея под руками и в своей власти филаретовского ставленника Исмайлова, он сделал этого философа искупительною жертвою за свои былые увлечения
московским владыкой.
— Настало время управиться с Иоанном! Он не государь, а лиходей наш. Великий Новгород сам себе властелин, а не отчизна его. Казимир польский возьмет нашу
сторону и не даст нас в обиду, митрополит же киевский, а не
московский, даст архиепископа святой Софии, верного за нас богомольца.
Она давно замечала страшную перемену в своем любимце; знала его ухаживания за какой-то
московской актрисой Пальм-Швейцарской, смотрела на это ухаживанье сквозь пальцы, считая это увлечение со
стороны сына обычною данью молодости, не подозревая ничего серьезного и, конечно, не имея ни малейшего понятия о том, кто эта Пальм-Швейцарская.
Вадим Григорьевич быстро по стенке прошмыгнул по коридору, сбежал по лестнице, шагая чуть ли не через две-три ступеньки. Надев без помощи важного швейцара свое выцветшее пальто горохового цвета и такого же цвета помятый котелок, выскочил на улицу и пустился бежать сперва по Михайловской, а затем по солнечной
стороне Невского проспекта, по направлению к
Московскому вокзалу, точно за ним гнались призраки.
В тот же день восемь таких записей, или поручных кабал, одни в полутретьесте рублях, другие и более, все в двух тысячах рублях, были даны именитыми
московскими людьми, большею частию боярами, в том, что они обязывались заплатить великому князю эту сумму в случае, если б воевода вздумал отъехать или бежать в чужую
сторону.
— Ведомо ли тебе, что весть залетела недобрая в нашу
сторону.
Московская гроза, вишь, хочет разразиться над нами мечами и стрелами, достанется и на наш пай.
Николай Герасимович удивлялся, глядя со
стороны на этого
московского савраса, превратившегося в Париже в князя, как это все эти воспитанные и в высшей степени щепетильные господа, в кругу которых он вращался, не замечали его вульгарных манер и неумения себя держать в обществе.
Пошевни везло двенадцать лошадей. Их со всех
сторон окружали
московские воины с обнаженными мечами. Процессия ехала тихо, молчаливо, как бы эскортируя важного преступника.
— Скоро, чай, вы будете постничать: город ваш со всех
сторон обложим ратью нашей так, что и птица без спроса не посмеет пролететь в него, — говорил один из
московских бояр новгородскому сановнику.
Рано утром, когда солнце на востоке, застланное зимним туманом, только что появилось бледным шаром без лучей, и стан
московский, издали едва приметный, так как белые его палатки сливались с белоснежной равниной, только что пробудился, со
стороны Новгорода показался большой поезд.
Иван Андреевич Прозоровский начал со своей
стороны хлопоты о примирении своей дочери с мужем. Слухи об этом дошли до Александра Васильевича и сильно его встревожили. Он вступил в переписку с одним из своих поверенных, которому даже поручил переговорить лично с
московским митрополитом, который, по тем же слухам, стоял за примирение супругов и по просьбе князя Прозоровского взялся быть посредником в этом деле.
— В Одессе конвойной команды совсем нет, ну, а брестская и
московская имеют свои тракты. Брестская в нашу
сторону и не ходит, она препровождает на Вильну и Белосток;
московская же сдает нам этапы в Курске и принимает от нас этапы там же. Вот поедете дальше на Москву, так увидите.