Неточные совпадения
— Благодарю, — сказал Грэй, вздохнув, как развязанный. — Мне именно недоставало звуков вашего простого, умного голоса. Это как холодная вода. Пантен, сообщите людям, что сегодня мы поднимаем якорь и переходим в устья Лилианы, миль десять отсюда. Ее течение перебито сплошными мелями. Проникнуть в устье можно лишь с
моря. Придите за картой. Лоцмана не брать. Пока все… Да, выгодный фрахт мне нужен как прошлогодний
снег. Можете передать это маклеру. Я отправляюсь в город, где пробуду до вечера.
Ямщик поскакал; но все поглядывал на восток. Лошади бежали дружно. Ветер между тем час от часу становился сильнее. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла и постепенно облегала небо. Пошел мелкий
снег — и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным
морем. Все исчезло. «Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран!..»
7-го октября был ровно год, как мы вышли из Кронштадта. Этот день прошел скромно. Я живо вспомнил, как, год назад, я в первый раз вступил на
море и зажил новою жизнью, как из покойной комнаты и постели перешел в койку и на колеблющуюся под ногами палубу, как неблагосклонно встретило нас
море, засвистал ветер, заходили волны; вспомнил
снег и дождь, зубную боль — и прощанье с друзьями…
Море бурно и желто, облака серые, непроницаемые; дождь и
снег шли попеременно — вот что провожало нас из отечества.
А кто знает имена многих и многих титулярных и надворных советников, коллежских асессоров, поручиков и майоров, которые каждый год ездят в непроходимые пустыни, к берегам Ледовитого
моря, спят при 40˚ мороза на
снегу — и все это по казенной надобности?
По вершинам кое-где белеет
снег или песок; ближайший к
морю берег низмен, песчан, пуст; зелень — скудная трава; местами кусты; кое-где лепятся деревеньки; у берегов уныло скользят изредка лодки: верно, добывают дневное пропитание, ловят рыбу, трепангов, моллюсков.
Сверх положенных, там в апреле является нежданное лето,
морит духотой, а в июне непрошеная зима порошит иногда
снегом, потом вдруг наступит зной, какому позавидуют тропики, и все цветет и благоухает тогда на пять минут под этими страшными лучами.
Плавание становилось однообразно и, признаюсь, скучновато: все серое небо, да желтое
море, дождь со
снегом или
снег с дождем — хоть кому надоест. У меня уж заболели зубы и висок. Ревматизм напомнил о себе живее, нежели когда-нибудь. Я слег и несколько дней пролежал, закутанный в теплые одеяла, с подвязанною щекой.
Река Тахобе. — Обиженная белка. — Обиталище черта. — Гроза со
снегом. — Агды. — Лакомство солона. — Снежный перевал. — Стойкость туземцев к холоду. — Река Кумуху. — Лоси. — Возвращение к
морю.
По наблюдениям старообрядцев, первый
снег на Сихотэ-Алине в 1907 году выпал 20 сентября, а на хребте Карту — 3 октября и уже более не таял. 7 октября снеговая линия опустилась до 900 м над уровнем
моря.
С западной стороны в него впадает река Сеохобе (то есть Река первого
снега), почему-то названная на морских картах Ядихой. Местность между озерами сильно заболочена. Только один вал из песка и гальки отделяет их от
моря. Здесь мы видим опять исчезнувшую бухту. Когда-то залив этот был много длиннее и загибался на север.
Почти всё время поп Семен проводил в пустыне, передвигаясь от одной группы к другой на собаках и оленях, а летом по
морю на парусной лодке или пешком, через тайгу; он замерзал, заносило его
снегом, захватывали по дороге болезни, донимали комары и медведи, опрокидывались на быстрых реках лодки и приходилось купаться в холодной воде; но всё это переносил он с необыкновенною легкостью, пустыню называл любезной и не жаловался, что ему тяжело живется.
Разнообразилась жизнь только несчастиями: то солдата уносило на сеноплавке в
море, то задирал его медведь, то заносило
снегом, нападали беглые, подкрадывалась цинга…
Селение лежит высоко над уровнем
моря и не защищено от северных ветров;
снег тает здесь на две недели позже, чем, например, в соседнем селении Мало-Тымове.
Она ходила босая по
снегу, пила «дорогую траву»,
морила себя голодом, но ничего не помогало.
Наклонит он свою распаленную голову, чтобы испить от
моря житейского, но — о чудо! — перед ним уж не
море, а снежный сумет, да такой-то в нем
снег мягкий да пушистый, что только любо старику.
Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; темно-синяя поверхность
моря уже сбросила с себя сумрак ночи и ждет первого луча, чтобы заиграть веселым блеском; с бухты несет холодом и туманом;
снега нет — всё черно, но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами, и далекий неумолкаемый гул
моря, изредка прерываемый раскатистыми выстрелами в Севастополе, один нарушает тишину утра. На кораблях глухо бьет 8-я стклянка.
В самом деле, вьюга усилилась до такой степени, что в двух шагах невозможно было различать предметов. Снежная равнина, взрываемая порывистым ветром, походила на бурное
море; холод ежеминутно увеличивался, а ветер превратился в совершенный вихрь. Целые облака пушистого
снега крутились в воздухе и не только ослепляли путешественников, но даже мешали им дышать свободно. Ведя за собою лошадей, которые на каждом шагу оступались и вязнули в глубоких сугробах, они прошли версты две, не отыскав дороги.
В наши долгие, жестокие зимы очень приятно после снежной вьюги, свирепствовавшей иногда несколько дней, особенно иногда после оренбургского бурана, когда утихнет метель и взрытые ею снежные равнины представят вид
моря, внезапно оцепеневшего посреди волнения, — очень весело при блеске яркого солнца пробраться по занесенной тропинке к занесенным также язам, которые иногда не вдруг найдешь под сугробами
снега, разгресть их лопатами, разрубить лед пешнями и топорами, выкидать его плоским саком или лопатой и вытащить морду, иногда до половины набитую налимами.
Метели,
снега и туманы
Покорны морозу всегда,
Пойду на моря-окияны —
Построю дворцы изо льда.
Так в час торжественный заката,
Когда, растаяв в
море злата,
Уж скрылась колесница дня,
Снега Кавказа, на мгновенье
Отлив румяный сохраня,
Сияют в темном отдаленье.
В эту ночь на
море дул крепкий береговой и шел
снег. Некоторые баркасы, выйдя из бухты, вскоре вернулись назад, потому что греческие рыбаки, несмотря на свою многовековую опытность, отличаются чрезвычайным благоразумием, чтобы не сказать трусостью. «Погода не пускает», — говорили они.
Ослепительно блестел
снег, ласково синела вода, золотом солнце обливало залив, горы и людей. И крепко, густо, могущественно пахло
морем. Хорошо!
Наслаждение летним днем, солнечным светом омрачалось мыслью о бедном Гавриле Степаныче, которому, по словам доктора, оставалось недолго жить; среди этого
моря зелени, волн тепла и света, ароматного запаха травы и цветов мысль о смерти являлась таким же грубым диссонансом, как зимний
снег; какое-то внутреннее человеческое чувство горячо протестовало против этого позорного уничтожения.
Я стал рассказывать ему.
Море вдали уже покрылось багрецом и золотом, навстречу солнцу поднимались розовато-дымчатые облака мягких очертаний. Казалось, что со дна
моря встают горы с белыми вершинами, пышно убранными
снегом, розовыми от лучей заката.
Опять поехали слободой и той же дорогой, мимо того же двора с развешанным замерзшим бельем, которого теперь уже не видно было; мимо того же сарая, который уже был занесен почти до крыши и с которого сыпался бесконечный
снег; мимо тех же мрачно шумящих, свистящих и гнущихся лозин и опять въехали в то снежное, сверху и снизу бушевавшее
море.
Дома в Москве уже все было по-зимнему, топили печи, и по утрам, когда дети собирались в гимназию и пили чай, было темно, и няня ненадолго зажигала огонь. Уже начались морозы. Когда идет первый
снег, в первый день езды на санях, приятно видеть белую землю, белые крыши, дышится мягко, славно, и в это время вспоминаются юные годы. У старых лип и берез, белых от инея, добродушное выражение, они ближе к сердцу, чем кипарисы и пальмы, и вблизи них уже не хочется думать о горах и
море.
У берега широко белела пена, тая на песке кисейным кружевом, дальше шла грязная лента светло-шоколадного цвета, еще дальше — жидкая зеленая полоса, вся сморщенная, вся изборожденная гребнями волн, и, наконец, — могучая, спокойная синева глубокого
моря с неправдоподобными яркими пятнами, то густофиолетовыми, то нежно-малахитовыми, с неожиданными блестящими кусками, похожими на лед, занесенный
снегом.
Я выглянул наружу.
Снег продолжал валить хлопьями, в воздухе белело. За горами занималась уже, вероятно, заря, но сюда, в глубокую теснину, свет чуть-чуть преломился, и темнота становилась молочной. Возок покачивался, ныряя в этом снежном
море, и трудно было бы представить себе, что мы действительно подвигаемся вперед, если бы сквозь мглу не проступали призрачные вершины высокого берегового хребта, тихо уплывавшего назад и развертывавшего перед глазами все новые и новые очертания…
Прошла еще ночь. Утих буйный ветер, улеглись
снега. Степи представляли вид бурного
моря, внезапно оледеневшего… Выкатилось солнце на ясный небосклон; заиграли лучи его на волнистых
снегах…
Над неприступной крутизною
Повис туманный небосклон;
Tам гор зубчатою стеною
От юга север отделён.
Там ночь и
снег; там, враг веселья,
Седой зимы сердитый бог
Играет вьюгой и метелью,
Ярясь, уста примкнул к ущелью
И воет в их гранитный рог.
Но здесь благоухают розы,
Бессильно вихрем снеговым
Сюда он шлёт свои угрозы,
Цветущий берег невредим.
Над ним весна младая веет,
И лавр, Дианою храним,
В лучах полудня зеленеет
Над
морем вечно голубым.
Я зрел ваши льды, сверкающие от
моря до
моря, ваши
снега, алеющие под утренней зарей, в небо вонзались эти пики, и душа моя истаевала от восторга.
Ангелы будут ему слуги, послужат ему солнце, и луна, и звезды, свет, и пламя, и недра земные, реки и
моря, ветры и дождь,
снег и мороз, и все человеки, и все скоты, и все звери, и все живое, по земле ходящее, в воздухе летающее, в водах плавающее.
Мы рассчитывали дойти до
моря к трем часам дня, но после полудня погода стала портиться. Небо покрылось тучами, и повалил крупный влажный
снег. Затем поднялся ветер.
Еще 15 марта, когда мы были в верховьях Иггу, в полдень на
снегу при температуре — 1,5 °C я заметил странные живые существа, по внешнему виду очень похожие на пауков. Они двигались торопливо и каждый раз, когда я хотел поймать их, старались зарыться в
снег. Второй раз я увидел эти странные создания около Бяпали. Термометр показывал +3 °C. Они были вялыми и двигались медленно. На пути от Улема к
морю на рассвете я снова имел возможность наблюдать этих странных насекомых.
Их было так много, что поверхность
моря казалась запорошенной
снегом.
Направо далеко видна степь, над нею тихо горят звезды — и все таинственно, бесконечно далеко, точно смотришь в глубокую пропасть; а налево над степью навалились одна на другую тяжелые грозовые тучи, черные, как сажа; края их освещены луной, и кажется, что там горы с белым
снегом на вершинах, темные леса,
море; вспыхивает молния, доносится тихий гром, и кажется, что в горах идет сражение…
Она, видимо, с наслаждением любовалась в окна на освещенную ярким солнцем картину запущенного
снегом сада и на даль
моря, расстилающуюся за ним.
Резкий ветер дул с
моря и поднимал, и крутил с земли
снег, падавший из темносвинцового неба.
Последовавшие за этим разговором дни ничем не отмечены в памяти, точно их не было совсем, и я все время спал в тоскливом, без сновидений сне, а пятого декабря замерзло
море и выпал первый глубокий
снег.
На дорогу я не пошел, но, миновав сад с его глубоким
снегом, выбрался на берег и оттуда дальше в
море.
И каждое утро я надевал лыжи и шел на берег застывшего
моря, к могильному холму, и смотрел на большие и глубокие буквы, выведенные в
снегу и обозначавшие чистое имя: Елена.